Хитчин оглядел его с головы до ног – начиная с седых волос и толстовки с капюшоном до поношенных джинсов и старых кроссовок. Затем он застегнул наручники, обошел стол и сел на свое место. Уинтер дождался, пока тот не устроится поудобнее.

– Как звали повара?

– Что?

– Убитого повара как звали?

– А это вам зачем?

– Он не должен был умереть. Он просто оказался не в том месте не в то время.

Хитчин удивленно повел бровью.

– Не радуйтесь раньше времени. Я еще ни в чем не признался и не собираюсь. – сказал Уинтер и, помедлив, добавил: – Ладно, я же прекрасно знаю, как здесь все устроено: вы задаете вопросы, я отвечаю. В этой связи я понимаю, почему вы не говорите мне его имя.

Хитчин наблюдал за ним со своего места, подозрительно прищурившись и не говоря ни слова.

– Ладно, сделаю проще. Если вы ответите на мой вопрос, я с радостью отвечу на все ваши. Любой вопрос задавайте. Если хотите, можем тут до вечера проговорить, я совершенно не возражаю. Но если вы на мой вопрос не ответите, то, боюсь, мне ничего не останется, кроме как воспользоваться пятой поправкой к Конституции и следовать своему праву хранить молчание. И вам ничего из меня не выбить в этом случае.

Он замолчал и, улыбаясь, ждал, пока Хитчин посмотрит ему в глаза.

– Ну, что скажете? Речь идет всего об одном маленьком безобидном вопросе.

Выждав немного, следователь открыл папку и перевернул несколько страниц. Их было немного, потому что дело только что завели.

– Его звали Омар Харрак. Он приехал из Марокко, в Штатах прожил почти десять лет. Женат, двое детей, мальчик и девочка. В иммиграционной службе на него есть вся информация. Грин-карту получил чуть больше четырех лет назад. Никаких правонарушений за ним не числилось, даже правила дорожного движения не нарушал.

Уинтер закрыл глаза и прошептал его имя несколько раз. Прокрутив в голове картинку его убийства, он открыл глаза и посмотрел на Хитчина.

– Спасибо.

– Quid pro quo. Услуга за услугу. Что вы делали в этом кафе посреди ночи?

Вместо ответа Уинтер встал и подошел к одностороннему зеркалу, прекрасно зная, что Хитчин не сводит с него глаз. То, что он не начал орать на него и требовать вернуться за стол, только подтверждало его предположения. Посмотрев на свое отражение, он увидел, как в уголках рта у него начинает формироваться усмешка, и с силой ударил по стеклу.

– Мендоза, выходи! Я знаю, что ты там! – И он ударил снова, и глухое эхо удара разнеслось по комнате. – Я считаю до десяти, а потом иду в ту комнату за стенкой. Раз, два, три…

– Сядьте! – скомандовал Хитчин, вскочив с места.

– Четыре, пять, шесть…

Тяжелая рука опустилась на его плечо и потащила Уинтера назад к столу. Хитчин резко усадил его на стул и, вернувшись на свое место, злобно посмотрел на него.

– Я задал вам вопрос. Что вы делали в кафе?

Уинтер на мгновение улыбнулся и повернулся к двери.

– Семь, восемь, девять, десять, – шепотом считал он.

Дверь комнаты открылась, и на этот раз вошла Мендоза. Длинные кудрявые волосы были собраны в обычный хвостик, а оливковая кожа еще напоминала о давно минувшем лете. Выглядела она еще более недовольной, чем обычно, и очевидная причина заключалась в том, что из-за Уинтера ее посреди ночи вытащили из постели.

Было полчетвертого утра, но ее внешний вид был безупречен – ни одной складки на одежде, ни единого пятнышка на черных кожаных туфлях. Левая сторона пиджака была скроена так, чтобы поместилась подмышечная кобура. При первой встрече с ней Уинтер подумал, что в школе она подлизывалась к более популярным одноклассницам, давая им списывать уроки. Но он ошибся. Карле Мендозе было абсолютно все равно, что думали о ней другие люди.

Мендоза подошла к Хитчину и положила руку ему на плечо.

– Дальше я сама разберусь, сержант.

У нее был чисто бруклинский акцент, все слоги были ударными, и в каждом из них звучала угроза. Она не курила, но голос у нее был такой, словно она выкуривала по две пачки в день.

Хитчин встал и презрительно фыркнул:

– Да? Ну, удачи!

Мендоза примостилась на стул, который только что освободил Хитчин, и, как только он вышел, спросила:

– Что ты делал в этом кафе?

– Завтракал.

– В два часа ночи?

– У меня сбиты биоритмы. Я посреди ночи чувствую себя как днем. Это все из-за того, что я живу в самолетах.

– Ну, а почему ты выбрал О’Нилз? Не сказать, что это место легко найти неместному.

– Я случайно наткнулся на него пару ночей назад. Проснулся посреди ночи голодный, вышел, чтобы что-нибудь перекусить. У меня не было четкого плана, я просто шел куда глаза глядят. А поскольку кормили там вкусно, я и в следующую ночь туда пошел, и сегодня.

– Если там так хорошо кормят, как ты говоришь, зачем же тебе понадобилось убивать повара?

– Омара, – поправил ее Уинтер. – Его звали Омар.

– Хорошо, – кивнула Мендоза. – Зачем ты убил Омара?

– Я его не убивал.

– Если не ты, то кто?

Уинтер помедлил. Ему все еще не верилось, что Омара зарезали прямо на его глазах.

– Давай я тебе расскажу, что произошло, и ты сама поймешь, – предложил он.

– У тебя тридцать секунд, чтобы убедить меня, – сказала Мендоза и откинулась на спинку стула.

Уинтер собрался с мыслями, закрыл глаза и рассказал ей все, чему стал свидетелем. Он начал с того, как вошел в кафе, и закончил тем, как женщина исчезла в ночи. Пока он говорил, вся история разворачивалась в его голове, все детали выстраивались в единую цепь. Он явственно ощутил запах жареного масла, почувствовал поток горячего воздуха из обогревателя, слышал Элвиса. Закончив свой рассказ, он открыл глаза. Рассказ занял дольше, чем тридцать секунд, но Мендоза его не прерывала. Было очевидно, что ей совершенно не понравилось то, что она услышала. Она хмурилась и качала головой.

– И ты думаешь, что я в это поверю?

Уинтер молчал.

– Ты же должен был лететь в Рим.

– Самолет у меня в шесть. И не в Рим, а в Париж.

– Какая разница. Я ведь отчетливо помню наш последний разговор. Я сказала тебе, что хорошо бы, чтобы поводов встретиться у нас больше не было. И я очень искренне это говорила.

– А я помню нечто другое. Например, как ты говорила, что безмерно благодарна мне за помощь в поимке Райана Маккарти. Как же ты сказала?.. «Если что-то понадобится – только свистни».

– Я не говорила, что я «безмерно благодарна». А слово «свистни» я вообще не использую.

– Я понимаю, что моя история не кажется тебе достоверной. Но я также знаю, что ты знаешь, что я не убивал Омара.

Мендоза покачала головой:

– Я знаю одно: ты мыслишь, как серийный убийца. Это помогло найти Райана Маккарти, но вообще-то это жутковатая способность. Кто знает, может, у тебя внутри что-то щелкнуло и ты взял и ударил его ножом.

– Ты серьезно? – засмеялся Уинтер.

Мендоза не ответила.

– Я не убивал Омара. Если бы убийцей был я, я бы все сделал по-другому. Во-первых, я бы не сидел в кафе в ожидании копов. Во-вторых, я обеспечил бы себе алиби. В этом можешь быть уверена. Как и в том, что оно было бы железным.

– И что я должна думать теперь, когда ты говоришь такие вещи? – спросила она, подавшись вперед. – Еще расскажи мне десять разных способов убить этого повара и бесследно исчезнуть с места преступления. Ты это можешь, и знаешь почему? Потому что ты уже давно все обдумал. Это твоя работа, ты целыми днями только и делаешь, что представляешь, каково это – быть серийным убийцей. А что, если тебе больше недостаточно воображать? Что, если ты решил получить этот опыт из первых рук, пересечь черту?

– Его звали Омар, – тихо сказал Уинтер. – Почему мы сидим и тратим время? Мы должны искать эту женщину. Поэтому я тебя вытащил из постели посреди ночи. Она убийца, а наша работа – ее поймать.

– Нет-нет-нет, – перебила его Мендоза. – Никаких «мы»! Это твои проблемы, Уинтер.