Зловещая, испорченная, но вместе с тем невероятно манящая страна, Марокко производила на Брайана глубочайший эффект. Он боготворил все, что было связано с Марокко: шум базара Гранд-Скко, запруженные людьми узкие улочки, где он мог купить себе роскошный кафтан, джеллаб (свободный халат с капюшоном), экзотическую подушку или красивый гобелен, которым можно было бы достойно украсить — на зависть всем друзьям — свою лондонскую галерею на Кортфилд-роуд, не говоря уже о наркотиках — гашиш, который нужно любовно потягивать через водяную трубку-хуку, или безымянные смеси в таинственных горшочках. Даже дневной свет здесь был особым, когда яркое летнее палящее солнце отражалось в глади девственно-белых песков. Брайану нравилась и простецкая чувственность трапезы без столовых приборов, когда нужно было брать пищу пальцами. В Марокко он как бы стряхивал с себя груз цивилизации со всеми ее проблемами и треволнениями.
Марокко — о, это была страна, словно созданная для Брайана! Ее жизненный уклад, как духовный, так и светский, был абсолютно неотделим от музыки. Ни одно из тех развлечений, что предлагались в древних стенах из красного песчаника города Марракеш, не привлекало его больше, чем уличные музыканты, которые, сидя на голой земле, играли тысячелетние берберские мелодии на своих дудках, или выбивали неистовые африканские ритмы на барабанах, создавая неповторимый саундтрек к повседневной жизни города.
Кристофер Гиббс, Брайан и Анита решили вместе отправиться в Танжер. Они выбрали себе пристанище в отеле «Minza» в огромном номере с окнами, выходившими на море. Уже спустя 10 минут после того, как трио расположилось здесь, Анита и Брайан начали громко ругаться. Брайан поднял руку на Аниту и промахнулся, сильно ударившись о железную решетку окна; он сломал себе запястье. Кристофер и Анита положили его в больницу, где он оставался несколько дней. Тем временем Анита и Кристофер исследовали город, и однажды подошли к одному таинственно выглядевшему мужчине, стоявшему неподалеку от цветочного базара. Он держал в руках белую китайскую вазу и маленький кожаный мешочек. Он приблизился к ним, представился Ахмедом и прошептал: «Не хотите ли закурить?» Анита и Кристофер последовали за ним, в то время как он пошел по базару с такой скоростью, что они чуть не свернули себе шеи. Наконец Ахмед привел их к каменной лестнице в пустой магазин перед отелем, где вручил им свой мешочек с гашишем и берберскими украшениями. Здесь Кристофер и Анита изрядно накурились.
Как только руку Брайана загипсовали, они повели его к Ахмеду. Брайан все время повторял: «Возьмите что-нибудь из его добра к нам в Лондон». У Ахмеда был килограмм гашиша в двух полых медных подсвечниках. Брайан заплатил за наркотики, но попросил Кристофера, чтобы он рискнул провести их: «Дружище, у тебя же антикварный магазин. Никаких проблем не будет; они подумают, что это — для твоего магазина». (Подсвечники перешли границу благополучно, и трио спустя некоторое время с превеликими церемониями стало наслаждаться на квартире у Брайана их содержимым.)
По вечерам в Танжере Брайан, Кристофер и Анита приходили в Медину пропустить чашечку-другую мятного чая, покурить хорошего «кифа» и перебрать кучу красивых вещей — здесь они незло спорили, кто из них купит то-то или то-то. Они радовались, обнаружив какую-нибудь ткань, которая еще со времен войны лежала в пыльных углах или, например, необычную вышивку, которую содеяли в свое время евреи из Тетуана. По ночам в отеле они ели кебаб и кускус и, потягивая пахучий табак, наслаждались танцами живота берберок, с ног до головы увешанных серебряными украшениями.
Брайан провел в Марокко много времени, слушая тамошних музыкантов. Это было очень интересно — ходить-бродить без определенной цели по многолюдному африканскому городу. Он заговаривал с музыкантами, и его радовала открытость и непритязательность этих «уличных» контактов. Брайан был одним из тех, кого ничто не могло отвлечь, когда он старался понять, как играть на новом инструменте. Музыка — какой бы она не была — всегда испускала тот зов, на который Брайан немедленно откликался. Если где-то на базаре звучала флейта или кто-то бил в барабан, он немедленно отвечал всем сердцем на эти звуки. Если он замечал редкий инструмент в магазине старья, то всегда пробовал его в действии. И если это у него получалось — тогда он полностью забывал обо всем на свете. Он был настоящим музыкантом, полностью настроенным на творчество.
В Марокко Брайан познакомился с Брайоном Гайсином, посвятившим всю свою жизнь музыке деревни Джаджука. Тот поселился в Марокко только для того, чтобы слушать эту музыку. Однажды один из местных поселенцев привел его в Джаджуку. Для Брайана встреча с Гайсином была настоящим знаком судьбы — Брайан впервые узнал о мастерах-музыкантах Джаджуки именно от него. Деревня Джаджука располагалась у подножья гор Риф, и ее музыка была рождена задолго до принятия страной ислама. Гайсин, который был так очарован ею, что не встречал без нее ни единого заката, запросто передал свою страсть чувствительному Брайану, который вскоре чуть ли не на коленях начал умолять его взять его туда с собой. Брайан был просто вне себя от нетерпения — но понадобилось еще два года, чтобы он, наконец, осуществил свою заветную мечту попасть в Джаджуку.
Поклонники, с нетерпением ожидавшие новых концертов своих любимцев, прочитали в прессе о том, что «Брайан Джонс не сможет работать 2 месяца» — из-за своего сломанного запястья. Это звучало так, как если бы группа взяла на его место другого гитариста, хотя Олдэм поступил благоразумно, не заменив Брайана; это была бы самая последняя новость, которую Брайан смог бы вынести.
Путешественники вернулись в Лондон, и жизнь снова покатилась со стремительностью американских горок. Вокруг Брайана образовался избранный круг приятелей. Он часто позволял им что-нибудь стянуть из своей квартиры, только чтобы они поддержали его компанию. Его использовали многие люди, которые взамен ничего не давали ему — в эмоциональном или интеллектуальном плане. Когда эти «друзья» уходили домой после хорошего вечера с Брайаном Джонсом, он оставался совсем один, и тогда чувствовал себя совершенно опустошенным, зная при этом, что то же самое повторится и на следующий день. У Брайана просто не хватало самодисциплины для того, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Брайан настолько боялся того, что его не будут любить, что тратил на это любые деньги.
Когда «Стоунз» отправились в свое 5-е американско-канадское турне, он уже присутствовал на сцене как обычно — с перевязанной рукой, и это можно увидеть во время исполнения “Paint It Black” на шоу Эда Салливана. Впрочем, повязку на его левом запястье в записи почти невозможно разглядеть. Турне началось в “Manning Bowl”, Линн, Массачусетс, с истерикой зрителей под проливным дождем. 85 полицейских сдерживали натиск 15 тысяч фанов до того самого момента, как прозвучала первая нота “Satisfaction”. Фаны прорвали кордон охраны, и тогда в действие был пущен слезоточивый газ, но и он не смог сдержать толпу из-за поднявшегося сильного ветра. В то время как группа попробовала было уехать, взбешенная толпа окружила автомобили и наносила удары по стеклам кабин. Одна из девочек, в отчаянии прицепившаяся за бампер машины Брайана, была так возбуждена, выкрикивая его имя и стараясь прикоснуться к своему идолу хотя бы на мгновение, что даже не заметила, как лишилась двух пальцев.
Турне было очень подробно освещено в прессе. Журнал “Town And Country” вышел с «Роллингами» на обложке. Прием для представителей прессы прошел на роскошной яхте Кляйна «Морская пантера» из арсенала дивизии СС. Брайан ошеломил принимающих все за чистую монету репортеров своим значком с надписью: «Секс — он здесь, чтобы остаться». Но перед тем, как турне было окончено на Гавайях, Брайан оскандалился. Его обвинили в том, что он хотел украсть американский флаг, без малейшего трепета проволочив его по полу Мемориального военного холла в Сиракузах. Брайан сказал, что хотел просто взять его в качестве сувенира, и вполне возможно, что ему удалось бы привезти его к себе на Кортфилд-роуд. Работник музея, заметивший, как Брайан тащил флаг за собой, увидел в этом свой звездный час и не преминул поставить распустившуюся рок-звезду на место. Да, тогдашние американские политики были мягки и непостоянны как никогда — но это был не самый умный поступок, который можно было ожидать от Брайана.
