Второй основной загадкой саранчи считалось время её первого появления на планете. Документально засвидетельствованной была дата 57 лет назад, то есть, относительно недавно. Отсутствие более ранних контактов с саранчой не давало покоя лабораториям Русенты. Историки копались в архивах, биологи руководствовались гипотезой об естественном отборе - некоторые из наземных червей умели прыгать, причём их прыжки напоминали пусть низкий и недалёкий, но полёт. Предположим, что такие черви-летуны собирались в кучи, размножались, передавая потомству свои умения, и в конце концов преобразились в саранчу. Сильно натянуто, конечно, но другой гипотезы у биологов для остальных людей не было.

  Тучи были уже у береговой линии, где притормозили и ненадолго зависли. Разделившись попарно, тучи медленно двинулись вдоль берега, отдаляясь друг от друга. Со стороны могло показаться, что саранча патрулирует территорию. Конечно, только показаться, ведь саранча неразумна.

  - Гравилёт почему? - шептать Кондратию было не слишком удобно, потому что Стерёга прикрывала ему рот ладонью, а Филимонов плотно прижимал рукой его туловище к земле. Кстати, для старика у бывшего разведчика оказалось немало силы, и Кондратий, испытывая дискомфорт от давления на спину, переименовал для себя товарища в "могучего старца".

  - Не успели. Полчаса готовить, - к вылету готовить, конечно. Филимонов тоже сейчас не следил за полнотой речи.

  - Тебя оружие?

  - Не поможет.

  Тучи, тем временем, разошлись на приличное расстояние. Коли повезёт, то они скоро исчезнут из виду. Гравилёт был неплохо замаскирован и укрыт вдали от берега, пока у саранчи не было шансов его обнаружить. Да и если обнаружат, машине саранча ничего не сделает, лишь бы она не додумалась поискать пилотов.

  Внезапно та парочка, что улетала к югу, резко развернулась, ускорилась и рванулась к кострищу. На глаз Кондратию измерить точно было трудно, но ускорение в два или три планетарных "же" саранча смогла набрать практически мгновенно. На необычайную манёвренность нового воздушного противника постоянно жаловались сталкивавшиеся с ним в бою русентийские пилоты.

  Над кострищем тучи зависли. Потом, казалось, повернули голову к лесу (если у тучи есть голова) и медленно, и от того ещё более страшно, двинулись к людям.

  - Бежим! - захрипел Кондратий.

  - Лежать! Отловят, - Филимонов имел в виду, что соревноваться в беге с саранчой бесполезно, а прятаться между деревьями бессмысленно. Нагонят, опустятся ниже и съедят. Нет, только лежать и не двигаться и постараться не испускать флюиды страха. Саранча бывала подслеповатой.

  Обе тучи бок о бок подплыли по воздуху к опушке. Двигались не торопясь, как будто сомневаясь. У левой тучи сформировалось псевдощупальце из червей, вытянулось, изгибаясь, между деревьями. Прошла минута, в течение которой Кондратий трижды попрощался с жизнью. Потом так же внезапно, как заинтересовались кострищем и лесом, тучи резко рванули на юг.

  Тишину нарушил Филимонов.

  - Пописать не хочешь?

  - Я покакал.

  - Это я чувствую. Так я спрашиваю - пописать не хочешь?

  Кондратий злобно-затравленно посмотрел на могучего старца, соизволившего, наконец, убрать руку со спины историка, развивать неприятную тему не стал и задал более насущный вопрос.

  - Что это было и почему они ушли?

  - Это были четыре облака саранчи. Ушли, потому что получилось.

  - Капитанова грудь! Что получилось?!

  Филимонов в свою очередь сменил тему: "Выжидаем пять минут, и к гравилёту. Готовим к подъёму и по возможности сразу уходим". Предлагать Кондратию поменять штаны разведчик не рискнул, но выразительно посмотрел на историка.

  Гравилёт был в воздухе, историк переодет и умыт. От недавней расслабленности у экипажа не осталось и следа, все трое с опаской уставились на экраны сенсоров. Арендованная летательная машина числилась по гражданскому классу и была очень слабо вооружена; встреть они сейчас саранчу, спасение было бы в одном лишь бегстве, причём заблаговременном.

  И всё же внутри гравилёта путешественники находились в относительной безопасности. Кондратий счёл момент подходящим для продолжения разговора.

  - Моя милая Стерёга, странно это, странно это... Мы прилетели за тридевять земель в необитаемую местность, сделали короткую остановку и наткнулись на саранчу. Бьюсь об заклад, 99% полицейских саранчу вживую никогда не видели. А нам вдруг подфартило. Странно.

  - Парень, - поддержал беседу о странном Филимонов. - Сейчас я скажу тебе ещё одну странную вещь. Саранча появляется там, где бывают люди.

  - А это значит...

  - ...что местность эта не такая уж и необитаемая.

  Обдумывая новую информацию, историк замолчал. Потом спохватился и задал вопрос, мучавший его с того момента, когда тучи оставили их в покое (честнее было бы сказать, что с того момента, когда переодел штаны, но Кондратий всеми силами старался забыть о конфузе).

  - Ещё остановки будут?

  - Да, - к его удивлению, ответила Стерёга. - В кратере Гарланда.

  * * *

  Скоростные десантные гравилёты высаживались на берегу один из одним, из них выскакивали люди с закрытыми лицами и профессионально прочёсывали местность. Старший людей в масках постоял в задумчивости у кострища, выслушал доклады и забрался в транспортный люк одного из гравилётов, внешне не отличавшегося от соседних.

  - Были здесь и улетели. Живые, господин Андреев.

  Хромой молодой человек щёлкнул пальцами. На сей раз, кажется, с чувством глубокого удовлетворения.

  Четыре облака саранчи появились на горизонте внезапно и ускорились в направлении людей. Два гравилёта прикрытия дали по два залпа каждый из волновых орудий. Три или четыре уцелевших воздушных червя вызвали у людей в масках небольшой ажиотаж, они посоревновались в том, кто быстрее собьёт их из личного оружия.

  - Куда проложить курс, господин Андреев?

  - К кратеру Гарланда.

  Глава 3

  Всё недовольство Кондратия ненужной и опасной, на его взгляд остановкой у кратера, испарилось, когда он увидел открывшуюся перед ним картину. Но прежде чем описывать события далее, стоит вернуться ещё к одному разговору, состоявшемуся на борту гравилёта после успешного бегства от места нежданной встречи с саранчой.

  Со свойственной историкам бесцеремонностью Кондратий затронул область, влезать в которую в Русенте считалось верхом неприличия.

  - Господа, как вы поняли, я богат. Даже не "не бедствую", а богат.

  - Это мы заметили, - проворчал Филимонов. - Историкам, видать, хорошо платят, а?

  - Не стану скрывать, государство обеспечивает нас щедрой рукой.

  - И не только государство, а? Признавайся уж, раз начал.

  - Да, очень много обращений от граждан. Частного порядка обращений. Всех интересует, кто и кем были их предки. И за эту работу они охотно расстаются с кредитами.

  - Особенно если ты нарисуешь им биографию получше? А, историк?

  - Не биографию. Теми, кто меняет по заказу биографию, занимается полиция. А я восстанавливаю людям родословную. Но ты прав. Если родословная оказывается получше, то кредитов за неё я получаю побольше

  - И тебе не стыдно?

  - Вот уж точно за что я не стыжусь! Считаю повальное увлечение генеалогией редкостной блажью. Чем дороже мы будем брать с клиентов, тем быстрее общество этой блажью переболеет.

  - И найдёт себе новую блажь.

  - Но мы уже не будем к ней никакого отношения.

  Филимонов внимательно посмотрел на Кондратия, крякнул, а потом резко потребовал: "Так, парень, а теперь говори, что на самом деле хотел".

  - Я хотел сказать, что и у меня, и у всех... почти всех моих предков до Ника Звары исключительно имелась хорошо оплачиваемая работа, а иногда и положение в обществе. Немного странно для наследников предателя, не находите?

  - Согласен, странно.

  - Теперь о вас. Как я понимаю, вы тоже никогда не страдали от дефицита кредитов после возвращения из Сильфонта? И успели оплатить едва только появившуюся на практике и очень, очень, очень дорогостоящую в то время операцию ювенилизации - причём сразу две операции, себе и вашей супруге?