Он покивал и крепче прижал к себе её локоть. Накрыл другой рукой. Значит, в курсе. Слава Богу, объяснять не придётся!
Перед дверями фотолаборатории Любаша вдруг оробела. Чёрт! Если там сегодня эта злая тётка, как она объяснит, что у неё чужая плёнка? Ещё и Наташу подставит... Эх! Надо бы что-то придумать... О! Сказать, что плёнку сама оставила, пусть тётка поищет, а чужую незаметно подбросить... Да, но врать-то нехорошо. А правду скажешь, опять Наташку подставлять. Или, чёрт с ней, потерпеть и прийти, когда Наташка будет... Она повернулась к Борису и выпалила:
- У меня здесь знакомая работает! Я не хочу её подставлять. Если сегодня другая на выдаче сидит, давай завтра придём? Я могу и сама завтра? Это же я плёнки перепутала... А эта - докладную начальству напишет, у Наташки будут неприятности... Перед Наташей девчонку так и выгнали, по докладной!
- Ерунда! Скажи, что сама плёнку уронила, когда просматривала. И не заметила. А дома обнаружила. Кстати, как вас тут учитывают? Кто - что сдаёт, как это фиксируется?
- Там журнал заказов и выдачи, плюс, квитанцию выписывают.
- А, если, потерял квитанцию?
- Говоришь фамилию и дату сдачи, по журналу находят.
- О! Отлично! Дай-ка плёнку. Покажу удостоверение, попрошу узнать, чья, пока человек будет со мной отвлекаться, ты поищешь свою плёнку. Или расскажешь печальную историю по потерю.
- А, если, она не поверит? Я не умею врать, она меня сразу раскусит!
- Ей, вообще, всё равно! Я уверен, никто тебя не заподозрит! Давай! - он протянул руку за плёнкой, - Я - первый, потом - ты!
Она отдала плёнку и осталась ждать. Через несколько минут зашла внутрь. За стойкой никого не было. Дубровский махнул ей рукой. Она кинулась на пол и заглянула под стеллаж. Пусто! Отрицательно покачала головой. Он весело подмигнул и кивнул. Придётся врать в глаза. Упрашивать, льстить. Хотя, если не согласится поискать по-хорошему, лучше она придёт завтра. Любаша успокоилась и стала рядом с Дубровским. Тетка вышла из соседней комнаты и протянула Борису исписанную бумажку. Ласково улыбнулась.
- Огромное Вам спасибо, Эльвира Степановна. Ваша помощь - неоценима! На всякий случай - вот телефон. Рабочий.
Дубровский протянул ей белый прямоугольник, развернулся и вышел. Эльвира Степановна взглянула на Любашу. Спокойно выслушала её просьбу.
- Плёнка в обёртке была?
- В белой бумажке, - покивала Любаша, - а на ней номер...
- Фамилия? Когда сдавали?
Любаша ответила. Тётка опять ушла. Вернулась с номером на листке и стала рыться в большой коробке с плёнками, стоящей сбоку от стола. Любаша поразилась, сколько их там! То-то мадама так спокойно отнеслась к её истории. "Нас, таких, оказывается много!" - подумала с облегчением. Эльвира Степановна нашла рулончик и положила на стойку.
- Вот. Проверьте, чтобы Ваша.
- Да, да. Это моя! Спасибо! - она сразу узнала свой номер.
Она быстро её развернула и просмотрела слайды. Да, всё прекрасно получилось.
На улице никого не было. Она медленно пошла несколько шагов. Остановилась и огляделась. Куда он подевался? Живот опять противно заныл. Дубровский быстрым шагом вышел из-за здания лаборатории.
- Удачно?
Она кивнула и показала рулончик, зажатый в кулаке.
- А что было на той плёнке?
- Ничего интересного. Я просто хотел отвлечь внимание, чтобы ты поискала свою.
Он с тревогой посмотрел ей в лицо.
- Поехали-ка домой!
В метро ей стало получше. Она стояла рядом, прижатая к нему толпой народа, с наслаждением вдыхая его запах. Ставший таким родным. "Что же это с ней? Похоже, она влюбилась? Так сразу? За один день? Ну, наверное, не за один день. Они же тогда до полуночи просидели на вахте. Пока ему не позвонили с работы. Или, это не считается? Он сказал, что она ему нравится. А вчера они уже целовались. И с родителями познакомил. Что-то быстро дело пошло. А, вдруг, это не надолго? Добьётся своего и... Адью - привет! "Зачем вы, девушки, красивых любите! Не постоянная у них любовь!" Народное предупреждение для таких, как она. И сон предупреждал... О, нет! И так голова кругом. Только мистики ей не хватало! А, насчёт всяких предупреждений - всё равно, это никого не спасало. Пушкина, вон, тоже, гадалка предупреждала, а что толку?"
Они шли по улице к общаге. В кафе она заходить отказалась, даже при мысли об этом её мутило. Дубровский по её виду всё сразу понял. Она хотела отправить его домой, а самой походить в парке, рядом с общагой. Начала издалека:
- Ты же голодный? С работы?
- Нет. Слушай, пошли к моей бабушке. Она тебя полечит?
- Она врач?
- Не совсем. Но, зубную и головную боль снимать умеет. Она Алку лечила. Иру. Отец, правда, не верит, говорит, что аппендицит не поддаётся заговорам, только скальпелю. А бабушка ответила, что есть два пути лечения этой болезни - либо операция, либо вообще не заболеть. Папа согласился, мол, да, профилактика - лучшее лекарство.
- Я в заговоры тоже не верю. Твой папа прав.
- Наверное. Но факты - упрямая вещь. Мою головную боль она вылечила.
- Неудобно врываться без предупреждения!
- Я у неё сегодня был, она приглашала. Кстати, это она посоветовала мне, что лучше зайти за тобой в общагу.
- Как она узнала? А, понятно! Вахтёрши, поди, звонят друг другу, сплетни сводят. Заметили мой видок. Проболтались твоей бабушке.
- Пошли? Или, давай я тебя понесу? - он собрался подхватить её на руки.
- Э-эй! Не надо! Я в состоянии сама ходить.
Таисия Игоревна открыла им дверь со словами:
- Наконец-то. Где вы бродите? Я уже волноваться начала.
Они прошли в комнату и сели за стол, покрытый жёлто-коричневой бархатной скатертью. Таисия Игоревна принесла из кухни стакан воды. Поставила на стол. Села напротив. Попросила дать ей руку. Любаша протянула правую руку, с любопытством ожидая, что будет. Дубровский сидел с видом завсегдатая. Откинулся на спинку. Руки за голову, добродушно улыбается.
Таисия Игоревна минуту смотрела на её ладонь, потом протянула стакан.
- Возьми! И держи, не отпускай. Ничего не говори, - добавила она, заметив, что Любаша собралась что-то спросить.
Любаша взяла стакан. Таисия Игоревна обхватила её руку вместе со стаканом обеими руками и замерла, глядя перед собой. Любаше показалось, что стакан мгновенно нагрелся и стал жечь ей руку. Она пискнула, попыталась отдёрнуть руку, но ей не позволили. Она с испугом повернулась к Борису. С того мигом слетело всё добродушие, он напрягся и привстал с места. Любаша протянула вторую руку, чтобы оттолкнуть, но Таисия Игоревна властно сказала:
- Нет! Не двигайся! И ты не шевелись! - она глянула на Бориса и тот замер, схватившись за край стола.
Через несколько секунд жжение прекратилось, и стакан опять стал холодный. На Любашу навалилась такая усталость, что она чуть не свалилась головой на стол. Но, пересилила себя и выпрямилась. Таисия Игоревна отпустила её руку.
- Сильная девочка. Удержалась! Всё. Больше болеть не будешь!
Боль, действительно, прошла. А вместе с ней - тошнота и слабость. Любаша вскочила. Дубровский тоже. Она была, не то чтобы напугана, скорей, изумлена.
- Как Вы это сделали? - потом опомнилась, - Ой! Спасибо! Правда, всё прошло! Это навсегда?
Борис сразу успокоился. Сел обратно. Таисия Игоревна улыбнулась. Кивнула. Потом встала, взяла стакан и пошла на кухню. Вернулась, но садиться не стала.
- Боренька, вам пора. Проводи её и сразу сюда. Понял?
- К тебе прийти?
- Да. Здесь переночуешь. Всё. Жду.
По дороге Борис сообщил, что он переходит работать в другое место. Как только придёт приказ о переводе. Любаша кивала, слушая в пол уха. Вспоминала свои ощущения, когда в её руке будто вскипела вода. Возле общаги Любаша опять почувствовала сильную усталость, просто резкий упадок сил. Поняла, почему его бабушка их так торопила. Он попрощался у двери.
- Завтра, в кафе, в пять! Если не приду, не волнуйся.