- Таблетки, - из последних сил просипел я, дрожащей рукой указывая в направлении прикроватной тумбочки. - Там. Быстрее.

Билл даже не пошевелился.

- Ты вполне можешь обойтись и без них, если захочешь.

Я в отчаянии замотал головой и вцепился в подоконник, пытаясь совладать с приступом, но ничего не выходило. Из груди с каждым выдохом выходили сдавленные устрашающие хрипы, смешанные с жалобными беспомощными стонами.

- Тебе не нужны таблетки, тебе нужен я.

Билл схватил меня, задыхающегося и потому даже не пытающегося сопротивляться, и прижал к себе, буквально заставив вдавиться в него всем телом. От резкого удара весь оставшийся воздух с шумом вылетел из моих лёгких, словно из воздушного шарика. Я почувствовал, как стремительно уменьшаюсь в размерах, теряя ощущение границ собственного тела, сливаясь с плотью брата, как если бы он выбил из меня дух и захватил его в плен. Я почти не дышал, а больное сердце из последних сил пыталось упрямо биться, будто желая что-то доказать. Брат держал меня так крепко, что не было ни единого шанса пошевелиться. В какой-то момент я осознал, что обнимаю его в ответ, тычась лицом куда-то в шею, как голодный младенец, ищущий жизненно необходимую грудь матери. В ушах образовался звуковой вакуум, а перед глазами стремительно распространялась чернота. Мелькнула догадка, что мои глаза закрыты, но это было не так. По вибрации, исходящей из груди Билла, я понял, что он что-то говорит мне, но я не мог разобрать ни слова. Мои мысли и тело больше не подчинялись мне. Я начал терять сознание. Мне показалось, что я парю в бесконечности, что это даже не я, а некая сущность, то, что от меня осталось. В абсолютной тишине я начал различать звук. Неясный, робкий, он будто исходил изнутри меня, но в тоже время был вовне. Гулкие удары, словно о глухую стену. Так обычно бьётся сердце. Здоровое, сильное, мощное. Не моё. Чужое, но такое знакомое. Эти удары - словно музыка, которую хотелось напевать. И я начал воспроизводить эту мелодию, повторяя её про себя, нота в ноту, пока лёгкие снова не раскрылись, а кровь, словно сорвавшись с цепи, побежала по венам, заставляя моё собственное сердце мучительно больно пробуждаться от спячки, от той секундной паузы, которая, казалось, длилась вечность. Меня со свистом вытянуло из темноты, и я увидел перед собой землю с высоты восьмого этажа. Только моргнув, понял, что мои глаза снова открыты, но в ушах всё ещё стоял раздражающий гул.

- Ты никуда не уйдёшь от меня, если я не разрешу или сам не отпущу тебя.

Билл плавно раскачивал меня вперёд-назад и шептал на ухо какую-то чушь. Я почти ничего не понимал, но эти звуки успокаивали и дарили какое-то необъяснимое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я был младенцем в его непривычно нежных руках, и ощущал мощное спокойствие, не посещавшее меня, казалось бы, целую вечность. Всё моё тело заледенело от того, что кровь какое-то время перестала поступать к конечностям, но в тех местах, где брат прикасался своими ладонями, кожа почти горела. Я мотнул головой, возвращаясь в сознание, постепенно приходя в себя, и снова отвернулся к окну. Ничего не изменилось: по-прежнему шёл ливень, размывая все земляные дорожки, не укрытые броней асфальта, а звуки надрывающихся сигнализаций, казалось, стали только громче. На земле образовался небольшой ручеёк, по которому беззаботно плыли сухие листья. Мир не потерпел глобальных перемен за те секунды, что меня не было в нем.

Такая высота…

Пальцы медленно сгребли послушную ткань халата на спине Билла.

А мы на самом краю пропасти. Всего одно движение, только одно единственное…

Мышцы рук напряглись так, что начали болеть. От безумной идеи закружилась голова, а сердце снова начало нервозно колотиться, отдаваясь в ушах предательским грохотом.

Если бы только мне хватило смелости, если бы только я мог… Вперёд, совсем немного… Всего пара десятков метров до свободы…

- Эй, эй, ты куда это собрался? - брат хорошенько встряхнул меня, заставив вскинуть на него взгляд. Он улыбался, лаская меня своими странно теплыми глазами, проверяя, всё ли со мной в порядке. - Говорил же тебе, я - твоё лекарство. И только мне решать, жить тебе или умереть.

- Псих, - слово вырвалось прежде, чем я успел о нём подумать.

- Разве?

Я только кивнул и прикрыл глаза. Меня всё ещё шатало.

Билл бережно взял в ладони моё влажное от пережитого лицо, поглаживая большими пальцами по впалым, совсем как у него, щекам.

- Меня никто ни к чему не принуждает. У меня всегда есть выбор. Все решения я принимаю сам. Никого ни о чём не прошу, ни на кого не надеюсь. Я знаю, чего хочу и кого хочу. Я доволен своей жизнью. А ты живёшь с убийцей по собственной воле и делишь постель с собственным братом-близнецом, занимаясь с ним сексом. Качественно так занимаясь… А теперь скажи мне, брат, кто из нас двоих настоящий псих?

Он всегда спал голым, прикрываясь лишь тонкой простыней, даже когда мёрз, и по квартире часто ходил раздетым, объясняя это тем, что вся одежда противоречит нашей природе, стесняя движения и раздражая кожу. Нудист исключительно в стенах дома, он считал «все эти тряпки» бесполезными. Если ему вдруг становилось холодно, он просто залезал на меня сверху или прижимался к спине, обвивая ледяными ладонями торс. Но сам же никогда не позволял обнимать его. Когда-то я спросил его, почему он отталкивает меня и так злится, когда чувствует мои прикосновения. Он ответил, что не доверяет темноте и что ночь очень опасна для таких, как он, и слишком благосклонна к таким, как я. Все мои попытки выяснить значение этих пространных слов потерпели крах.

Кем только мне не приходилось быть рядом с ним. Живой батареей, чье тепло билось в венах потоками крови. Гарантией того, что после очередной резни у него будет насыщенный, ненормальный секс. Игрушкой, которую можно было вертеть в разные стороны до тех пор, пока у нее не закружится голова.

И только близким человеком, в обычном понятии этого словосочетания, я никогда не являлся.

Под его подушкой всегда лежал пистолет. Он клал его туда каждый вечер, перед тем как лечь. Сейчас его сменил огромный уродливый нож. Я всегда думал, что брат боится мести тех, чьих родных и близких он убил, будто они могли ворваться сюда в любой момент и застать его врасплох. А может, дело было в другом? Может…

Я резко втянул в себя воздух, неожиданно почувствовав на своей груди холодные пальцы, насильно вырвавшие из туманных раздумий. Билл легонько засосал мою кожу на верхних позвонках и ласково потерся носом о шею.

- Скажи, Том, тебе никогда не хотелось меня убить?

Живот скрутило жгутом, а пальцы непроизвольно сжали край подушки. Пришлось задержать дыхание и замереть, мысленно считая до десяти, чтобы не выдать себя.

Один, два, три…

Я промолчал.

ГЛАВА 3

Если кошка ест с мышью из одной тарелки, то, вы думаете, она проникнута сознанием?

Как бы не так. Её заставили силой. ©

Сквозь пелену зыбкого сна я почувствовал, как что-то ползет вниз по груди, щекоча кожу. Наверняка опять какая-нибудь мошка или, и того хуже, таракан. Так сильно хотелось спать, что эта мысль лениво проковыляла где-то в глубинах сознания и так же незаметно исчезла, как и появилась. Переворачиваться на другой бок не было желания, открывать глаза тем более, поэтому я просто попытался быстро смахнуть что бы там ни было и провалиться в умиротворяющее небытие, в котором так нуждался после пережитого стресса. Однако, даже после моего движения, это нечто, замерев лишь на секунду, снова продолжило свой путь, только уже гораздо стремительнее, и пока я соображал, что вообще происходит, нехотя разлепляя веки и быстро моргая, оно уже заползло мне в трусы и начало поглаживать член.