Победит ли Германия в войне или проиграет, множеству мелких промышленников в «шпергебайт» придется объединиться, так же, как когда-то старатели-одиночки в Кимберли трансформировались в единое целое, ставшее теперь «Даймонд Компани». Но немецкие промышленники в Юго-Западной Африке не хотят иметь дела с англичанами и обижены властью «Даймонд Компани», контролируемой Британией. Так к кому же они обратятся? Миранда почувствовала, как к горлу подкатывает истерический смех. Она приложила сегодня столько стараний, чтобы выглядеть немкой, но все ее ухищрения бледнели перед титаническими усилиями Антона. Шесть лет он окучивал этих людей и их бизнес. И тот факт, что он — натурализованный британский подданный, забыт здесь. Тут он был немец, — немец, обосновавшийся в Южной Африке, где процветали антибританские настроения. Здесь он — «наш соотечественник», один из них. И будущее алмазных разработок Юго-Западной Африки принадлежит ему. У «Брайт Даймондс» ни единого шанса сравняться с ним или переиграть его. Что ж, мрачно подумала Миранда, если она не может его победить, она может к нему присоединиться.

Глава девятнадцатая

Перед тем, как вернуться на борт «Корсара», Миранда медленно бродила по песчаным улицам Людерицбухта. Ее мысли были прикованы к Филипу. Хотя он был мертв, она поймала себя на том, что ищет его, высматривает его лицо в толпе на каждой улице, в магазинах и отеле. Она искала любое знакомое лицо, хоть кого-нибудь, знавшего ее, в смутной надежде, что так она может пролить некоторый свет на смерть брата. Но, конечно, она никого не встретила. Тайна осталась нераскрытой. Однако Миранда была рада, что приехала сюда, рада, что ей пришлось совершить это паломничество, хотя оно было бессмысленно для всех, кроме нее, и здесь она ничем не могла помочь Филипу, спасти его или принести мир его душе.

Забыв о предупреждении Рэйфа, Миранда добралась до окраины города и села на песок, обхватив колени. Потом, обернувшись к пустыне, она молча слушала тишину. Инстинктивно она знала, что это безмолвие было глубоким, бездонным, абсолютным. Не из-за того что она была глухая — просто не было звуков, которые можно услышать. Здесь она была равна всем. В какой-то безумный миг ей захотелось остаться здесь, в этой дикой стране, у тропика Козерога^[13], и сбежать от всех своих обязанностей. Испытал ли он то же самое? Она не могла предсказать его реакции на это или на что-нибудь еще, ей не было известно его отношение к алмазной индустрии или даже к девушке в отеле. Он был ее братом, но она его не знала. Она ничего не понимала в его жизни, ничего — в его любви и ненависти, надеждах и страхах. Сегодня она искала его лицо среди чужих, но именно он был самым чужим из всех.

Миранда неохотно повернула голову и взглянула на огромные дюны. Песчаные холмы с гребнями, источенными ветром, отливали алым и золотым, абрикосовым и винно-красным, теряясь в темно-пурпурных долинах в своем бесконечном движении к горизонту. Поднимался ветер, взметая ее волосы, катя клубы песка по склонам дюн… Возможно, где-то за этими песчаными горами белеют кости Филипа… Миранда резко встала. Смерть Филипа — главная причина, по которой она должна вернуться в Лондон и почему она всегда будет возвращаться, почему не сможет жить собственной жизнью. Мэтью полагался на нее, а она любила его слишком сильно, чтобы бросить.

Новость о том, что в Людерицбухте побывала дочь сэра Мэтью Брайта, распространилась быстро, но за отплытием «Корсара» наблюдал лишь один-единственный человек. Он бегло задумался о деловых рейсах шхуны, о личности капитана, не сходившего на берег, но главным образом он размышлял о предстоящих передвижениях мисс Миранды Брайт. На пирсе он дождался, пока «Корсар» не вышел в открытое море, и тогда Дани Стейн направил стопы к отделению Бюро.

С ветром по балансиру «Корсар» шел гораздо устойчивее, и качка почти прекратилась. Таким плаванием Миранда могла даже наслаждаться. Морская болезнь не возвращалась, наверное, еще и потому, что она стала выключать лампу по ночам, хоть это и погружало ее в ненавистную темноту.

С возвращением здоровья стало уже невозможным уклоняться от встреч с Рэйфом. Никто бы не назвал его обращение с ней галантным, в нем было слишком много насмешливости и сарказма, однако это само по себе словно намекало, что Рэйф испытывает к ней определенную привязанность. Наводило это и на другие мысли тоже… Скрытые личинки сексуальности Миранды, едва разбуженные Диком Латимером, выбрались из кокона сдержанности и застенчивости. Она остро сознавала его физическую привлекательность, и в этом свете ей было не только трудно представить, что он изнасиловал женщину, но еще труднее — что нашлась женщина, способная ему противостоять. Поскольку Мэтью отстаивал это обвинение, Миранда принуждала себя верить, но ее сомнения отражались в том, что она перестала запирать каюту на ночь и оставляла ключ в двери с наружной стороны.

Вдали от смущавшего покой присутствия Рэйфа, только один эпизод потревожил сон Миранды. На вторую ночь после Людерицбухта она проснулась от того же ощущения, что и прежде — будто движение корабля изменилось. Ей казалось, что «Корсар» осторожно встает на якорь, но они, конечно, не могли так скоро достичь Кейптауна! Она посмотрела в иллюминатор, но за ним стояла густая тьма Южной Атлантики. Наощупь пробравшись через каюту, Миранда потянула за дверную ручку, но ничего не произошло. Она снова нажала, однако дверь не поддалась. Ее заперли.

Внезапно Миранда испугалась. Запертая во тьме, не способная ни видеть, ни слышать, не зная, что происходит снаружи, она снова словно бы очутилась в шахте Кимберли, где во время осады пряталась от бомбардировки. Снова она почувствовала сырые испарения подземных коридоров и пещер, приносящие воспоминания о переживаниях Лоры и других взрослых, о собственном чувстве беспомощности из-за того, что она ни с кем не могла общаться. Она ужасно боялась, но чего?

Миранда отчаянно зачиркала спичками, чтобы зажечь лампу. Вибрация пола сообщила ей, что двигатель работает, и даже сильнее, настойчивее, громче, — если она могла использовать это слово — чем раньше. И он никоим образом не «примитивной конструкции». Затем Миранда напряглась, когда открылась дверь и появился Рэйф Деверилл.

— С вами все в порядке? Я увидел свет под вашей дверью.

— Что случилось? Почему мы стоим? Зачем вы меня заперли? — взорвалась она.

— Надвигался шквал, поэтому мы встали под защиту небольшой бухты, — мягко сказал он. — Я сожалею, что вы потревожены.

— Это не объясняет, почему меня заперли!

— Вам померещилось. Дверь, должно быть, захлопнулась. Это иногда случается, и чтобы ее открыть, требуется просто нажать с достаточной силой.

Он вел себя так убедительно и естественно, что Миранда почувствовала себя дурой.

— Это из-за темноты, — медленно сказала она. — Она напомнила мне кимберлийскую Шахту во время осады. В темноте я не могу слышать.

Рэйф сделал шаг вперед, и на миг ей показалось, что он хочет коснуться ее, но он резко повернулся.

— Постарайтесь уснуть, — отрывисто сказал он. — Если понадоблюсь, я буду в каюте напротив.

Миранда долго не могла уснуть. И кое в чем уверилась относительно своего предстоящего визита в Кимберли: ничто на свете не заставит ее спуститься в эту шахту!

На следующее утро погода была пасмурной и угрюмой, и большую часть дня Миранда провела в каюте — приводила себя в порядок и дремала. Только раз она поднялась на палубу, заглянув в рубку в надежде увидеть Рэйфа, но его не было. Исчезли и голуби. Клетка пустовала, из чего следовало, что птицы сейчас летят в Кейптаун. Достигнут ли они цели раньше «Корсара», и если так, кто их примет? Сердце у Миранды сжалось, когда она подумала о вполне допустимой возможности, что Рэйф Деверилл женат.

Вечером, когда они обедали в салоне, она спросила: _:

— Куда летят голуби, когда вы их выпускаете?