Постепенно он вошел в число основных испытателей Напье. Сначала заменяя постоянных водителей, когда те по тем или иным причинам не могли участвовать в пробегах, затем, когда его мастерство было признано, он стал принимать все большее участие в гонках. Филип управлял огромной машиной с той же легкостью, с какой добивался успехов в спорте; гребля и крикет, от которых он давно отказался, укрепили его мышцы и выносливость, и его природные способности были замечены командой Напье, которая принялась холить и лелеять его, как свою будущую звезду. Филип добился бы такого положения и без всяких финансовых вложений, но он не догадывался об этом, считая, что все дело в его деньгах.
Каждый фунт, который ему удавалось выпросить, стащить или занять, он вкладывал в усовершенствование машин и постепенно научился более искусно добывать деньги, в которых нуждался. Сначала он просто экономил на своих карманных деньгах, жульничал с расходами и даже вытаскивал при удобном случае по несколько фунтов из отцовского бумажника. Затем его тактика стала более хитрой, он осмелел и, начав работать в «Брайт Даймондс», воспользовался открывшимися перед ним возможностями.
Синдикат настаивал, чтобы бриллианты продавались партиями, а не по отдельности. Следовательно, для того чтобы приобрести камни нужного размера и формы, торговец вынужден был покупать и те, в которых у него не было непосредственной нужды. В настоящее время рынок бриллиантов переживал спад, и «Брайт Даймондс» хранила немалый излишек камней. Хотя для охраны предпринимались весьма строгие меры, но они не были совершенны. Однажды Филип оказался в хранилище фирмы один и, моментально приняв решение, засунул в карман пакетик мелких камней. Некоторое время, рассуждал он, никто их не хватится и даже когда пропажа будет обнаружена, никто не заподозрит его; ведь никто и представить себе не мог, что у Филипа Брайта нет ни гроша.
Продажа неограненных алмазов представляла некоторую проблему. Не решаясь сбывать их в Лондоне, он брал камни на континент, где и продавал по самой низкой цене гранильщикам Амстердама. Следовательно, и доходы от этих мелких краж были весьма невелики. Увлечение автомобилями держало Филипа в финансовой зависимости от Тиффани, но он не поверял ей секрет своих побочных доходов, зная, что она не одобрит его действия.
И это вовсе не кража, убедил он себя, ведь это же моя собственность. В худшем случае, я обворовываю своего папочку! Эта сторона дела доставила Филипу особое удовольствие, и он улыбался, запирая очередную партию алмазов в бюро своей спальни на Парк-Лейн. Вскоре он должен был отправиться в Париж и собирался взять камни с собой.
Почти все свободное время он проводил в команде Напье, но старался не пропускать некоторые уикэнды в Брайтуэлле. Как раз накануне прибытия Тиффани он решил совершить очередной визит долга, чтобы ничто не мешало ему потом общению с любимой девушкой. Мэтью был где-то на скачках, так что в гостиной он увидел одну Лору.
— Тебе нравится работа в «Брайт Даймондс»? — после приветствия спокойно спросила она.
— Конечно.
— Нет, это не так, — она мягко улыбнулась, когда он в удивлении поднял голову. — Ты не обманешь меня, Филип! Где же тогда твой огонь, лихорадка, одержимость? Любовь к делу, к бриллиантам, которая на долгие годы захватила твоего отца?
Лора заметила его беспокойство и вновь улыбнулась.
— Не волнуйся, я ничего ему не скажу. Но я кое-что скажу тебе, нечто, чего Мэтью не знает. У бриллиантов есть невидимые темные грани, и влияние, которое оказывают эти драгоценности, бывает злым и разрушительным. Конечно, это относится не к средним камням, а только к большим, необычным, которые сами по себе из-за своей ценности и красоты обладают огромной притягательной силой.
— О чем вы?
— Когда твой отец попросил моей руки, он подарил мне бриллиант удивительную грушевидную подвеску. Эта была самая прекрасная драгоценность, которую я когда-либо видела, и была очарована. Но после возвращения в Лондон, когда… — Лора на мгновение запнулась, — когда у меня начались трудности, я поняла, что это бриллиант приносит мне вред. Я физически это чувствовала он был таким холодным, что обжигал меня, таким тяжелым, что пригибал меня к земле. И в то же время он словно пиявка, так присосался ко мне, что стал частью меня самой, и как бы мне ни хотелось избавиться от него, у меня не было сил.
— Но раз я никогда его не видел, значит, вам удалось его снять, — в голосе Филипа послышалось недоверие.
— Да, удалось… с чужой помощью. Но с тех пор я не носила его.
— И где же он теперь?
— Стыдно сказать, но я не знаю. Все остальные мой драгоценности находятся под замком, а этот бриллиант я швырнула в ящик туалетного столика на Парк-Лейн и не видела его лет семь.
С точки зрения Филипа вся эта история была романтичной чепухой, но чем-то слова и искренность Лоры напомнили ему сказку Тиффани об Алиде. Мысли о Тиффани остановили скептические замечания, готовые сорваться с его языка и смягчили его сердце. Лора была не так уж и плоха, подумал Филип, а он ведет себя по отношению к ней как капризный ребенок. Появление в его жизни Тиффани восполнило потери прошлого.
— И отец никогда не спрашивал, почему вы его не носите?
— Нет. Мэтью не до таких мелочей. Он знает, что я не поклонница бриллиантов и предпочитаю изумруды. Уверена, что он не забыл о подвеске, но больше заботится о бриллиантах Брайтов.
Настроение Филипа испортилось. Бриллианты Брайтов… почему, собственно, ими завладела Миранда? Они должны принадлежать ему, чтобы он мог передать их будущей жене. С каким восторгом Тиффани приняла бы эти драгоценности! А как они будут смотреться на ней! Обида на Мэтью и Миранду вспыхнула с новой силой, но в этом не было вины Лоры — в конце концов не она владела бриллиантами Брайтов.
— Филип, я вовсе не собиралась рассказывать тебе историю одного единственного камня. Я просто хотела сказать, что если ты не очарован бриллиантами, оставь их, пока еще возможно. Твой отец мечтает о династии, но ты не обязан следовать его желаниям, если они расходятся с твоими. И будь уверен, я говорю это не ради выгоды моих собственных детей!
Филип взглянул в ее открытое лицо, в чистые зеленые глаза и поверил ей.
— Я знаю… спасибо, — тихо ответил он.
С чувством благодарности Лора ощутила потепление, наступившее между ними. Должно быть, это увлечение автомобилями совершило в нем такое замечательное превращение, решила она, или какая-нибудь девушка, хотя он и не признавался. В чем бы ни была причина, она надеялась, что теперь возврата к прошлому не будет.
Возможно, Филип и забыл бы романтическую историю грушевидного камня, но вернувшись на Парк-Лейн, почувствовал неожиданное любопытство. Он лишь взглянет на драгоценность, твердил он себе, просто посмотрит, что это за камень, который способен возбудить такие странные фантазии. Поздно ночью он все-таки решился, прошел в спальню Лоры и стал рыться в ящиках ее туалетного столика.
Но когда он нашел подвеску, его мнение об истории, рассказанной Лорой, изменилось. Филип никогда не испытывал благоговения перед бриллиантами, но даже он восхитился размером и сиянием этого камня. И больше всего его поразила одна мысль: до чего же этот бриллиант необъяснимо напоминает ему Тиффани. Он обязательно должен показать ей камень. Ничего не случится, если он одолжит его на пару дней. Даже не вспомнив о предупреждении Лоры, что этот бриллиант несет в себе зло, Филип запер его в свое бюро вместе с остальными камнями.
На следующий день в комнату Филипа заглянула Генриетта. Ее присутствие здесь не было чем-то необычным, поскольку в ее обязанности домоуправительницы входила и забота о его удобстве на Парк-Лейн. Однако сегодня она была занята совершенно иным. Она хотела осмотреть его одежду, чтобы выяснить, хорошо ли камердинер выполняет свои обязанности. Мэтью объявил, что Филип не нуждается в собственном камердинере, достаточно одного слуги, и Генриетте пришло в голову, что поводом для увольнения одного из слуг могло бы стать небрежное отношение к гардеробу Филипа. Она открыла шкаф и стала осматривать одежду, с неохотой признавая, что может и не найти недостатков.