— Нет, — ответил Корт, — зато все необходимые качества есть у тебя.

После его слов настала тишина, как у постели умирающего.

— Да, — наконец согласился Рэндольф, — я был бы очень рад присоединиться к вашему предприятию.

Корта охватило легкое раздражение, вызванное сдержанностью, с которой его родственник принял столь замечательное предложение. Временами он, общаясь с Рэндольфом, ощущал отсутствие понимания и родственных чувств со стороны молодого человека. Но он не собирался сходить с намеченного курса. Банкир должен вызывать уважение и доверие, а вовсе не симпатию.

— Все необходимое уже делается, — заявил Корт, вставая, — поскольку я желаю, чтобы к тому времени, как ты закончишь университет, все было готово. Ну, а перед уходом ты, конечно, попрощаешься с Тиффани?

Не дожидаясь ответа, он повел Рэндольфа через лабиринт мраморных коридоров к музыкальной студии, откуда доносились слабые звуки рояля — Тиффани брала уроки музыки. Когда они вошли, Тиффани перестала играть и встала, приветствуя их с надменной серьезностью, более подходящей королеве, принимающей своих придворных, чем тринадцатилетней девочке, встречающей отца и кузена.

— Чудесная музыка, дорогая, — ласково сказал Корт.

Рэндольф поморщится. У него был прекрасный музыкальный слух, и потому мучения, которым Тиффани подвергала Шопена, казались ему чудовищными.

— Ты любишь музыку, Тиффани? — спросил он.

— Терпеть не могу.

И тебя тоже, говорили ее глаза. Тиффани чувствовала, что в ее кузене Рэндольфе отсутствует теплота и непосредственность. Ей всегда казалось, что он изучает ее как бы издали. Он оценивал ее, а Тиффани этого терпеть не могла. Она повернулась к отцу:

— И если ты считаешь, что эта музыка — «чудесная», то ты ничего в этом не понимаешь, заявила она тоном, который любой назвал бы бестактным, а Корт воспринимал как непосредственность. — Это кошмар, а виноват он, — она указала на учителя музыки, который тактично отошел к окну.

— Почему? — спросил Корт.

— Он отвратительный учитель, и я больше не желаю его терпеть.

— Тогда мы найдем тебе другого, — торопливо сказал Корт и жестом предложил побледневшему преподавателю выйти вместе с ним из комнаты.

Рэндольф бесстрастно слушал разговор. Ужасный ребенок, подумал он, испорченный, эгоистичный, с дурными манерами. Отец избаловал ее и не желает видеть, что растит в своем доме чудовище.

— Возможно, у этого человека есть семья, Тиффани. Ты подумала об этом прежде, чем столь бесцеремонно выставить его за дверь?

— Когда их увольняют, папа всегда выплачивает им в два раза больше, чем они могут заработать за год, — ответила она, безразлично пожимая плечами. На самом деле она не имела ни малейшего представления о том, как живут люди за пределами их особняка. Единственной целью ее поступка было не желание задеть или унизить учителя музыки, а намерение показать кузену, что она всегда добивается своего. Ей нравилось ощущение власти; нравилось заставлять отца «прыгать через обруч».

— Когда ты станешь старше, Тиффани, я думаю, ты поймешь, что существуют определенные нормы обращения с людьми, даже со слугами, — заключил Рэндольф.

— Мне наплевать, что ты думаешь.

— Тиффани! — Корт вновь вошел в студию, его резкий тон был настолько непривычен, что Тиффани и Рэндольф взглянули на него с удивлением.

— Что за отвратительная и совершенно непростительная грубость! Твой кузен Рэндольф добр к тебе и предан нашим интересам. Он желанный гость в моем доме, а в будущем я жду от него много большего. Немедленно извинись перед ним.

На лице дяди отражалась целая гамма чувств, и Рэндольф сразу сообразил, в чем тут дело. Вручение ему банка — только половина сделки. Вторая половина — Тиффани. Джон Корт мечтал о династии, которую Рэндольф должен был увековечить. Рэндольф знал, что это возможно. Финансовое предприятие, которое могло бы стать крупнейшим в Америке или даже в мире, династия, которая смогла бы соперничать с Ротшильдами, поставившими своих четырех сыновей во главе крупнейших банков Европы.

Он вновь посмотрел на Тиффани. Испорченная, эгоистичная девчонка с отвратительными манерами Все так, однако она обещала стать замечательной красавицей. Роскошные темные волосы и эти огромные фиалковые глаза на красивом лице через несколько лет станут неотразимыми. Она еще очень юна и, возможно, став постарше, переменится. Характер ее смягчится, и если с ней правильно обращаться, из нее получится прекрасная супруга, столь необходимая человеку его положения. И первое, что надо будет сделать, хладнокровно размышлял Рэндольф, это устранить разлагающее влияние отца.

Тиффани метнула на Джона Корта бунтующий взгляд, но лицо его было непреклонным. На этот раз он действительно рассердился.

— Мне очень жаль, кузен Рэндольф, я не хотела тебя обидеть.

— Я принимаю твои извинения, Тиффани, — тонкие губы Рэндольфа растянулись в некоем подобии улыбки.

Со вздохом облегчения Корт вновь повернулся к двери. И как только он отвернулся, Тиффани скорчила рожицу и показала Рэндольфу язык.

Рэндольф не обратил на это внимания. Он без колебаний принял не высказанное вслух предложение. Когда Тиффани исполнится восемнадцать, он женится на ней.

К 1904 году Рэндольф Корт проявил себя как превосходный банкир. Ему нравилось цитировать Бейгота, находя в высказываниях этого экономиста мысли, созвучные своим: «Страсть к приключениям лежит в основе торговли, но основой банковского дела являются осторожность, и я бы даже сказал, робость». Принимая решения в вопросе о ссудах, Рэндольф следовал политике другого своего идола, Джона Пирпонта Моргана, который основывался на характере заемщика. К «осторожности» и «характеру» Рэндольф добавил еще два принципа оценки просителя — «капитал» и «репутация». На этом и основывалась вся его деятельность.

Он смог создать хорошо сбалансированный пакет инвестиций, который мог уравновесить различные займы, некоторое количество краткосрочных займов для притока наличности и долговременные займы для получения прибыли. Он совершил маневры, позволившие «Корт Банку» получить контроль над компаниями, переживающими трудности, затем реорганизовал эти компании, выпустил новые акции и ввел себя в совет директоров. Хотя он был еще очень молод, его таланты получили признание. Сам Джон Пирпонт Морган включил «Корт Банк» в число финансовых компаний, допущенных к контролю за деловой и политической жизнью Америки.

Когда Рэндольф пришел в этот бизнес, от депрессии 1890-х годов не осталось и следа. На рубеже столетий Америка наслаждалась ростом богатства и силы. Национальная экономика оживала после длительного застоя. Цены росли. Увеличившийся приток капитала и сырья стимулировал интенсивное развитие производства. Но Рэндольфа в первую очередь интересовал стремительный рост американских городов. Скажем, число жителей Нью-Йорка возросло с двух миллионов в 1880 году до почти трех с половиной миллионов в 1900. Он хорошо понимал, что подобный прирост населения неизбежно потребует развития инфраструктуры города — начиная от транспорта, воды, газа и электричества до строительства очистительных систем, причалов и дорог. Когда распределялись контракты и право участия в подрядах на эти работы, Рэндольф приложил все силы, чтобы «Корт Банк» оказался на передовых позициях.

К тому же он понимал, что пришла эпоха синдикатов. Рождались огромные корпорации, которые доминировали в определенных отраслях, таких как сталелитейная, чугунолитейная, железнодорожная, угледобывающая, табачная, нефтяная и энергетическая и их комбинации укрепляли позиции задумывавших их людей. Два процента населения Америки владели шестьюдесятью процентами национального богатства — и в эти два процента входили Корты. Рэндольф жаждал богатства, но еще больше он мечтал о власти и влиянии, которые деньги давали людям. Банковское дело было идеальным механизмом для удовлетворения его амбиций, ведь давая или не давая ссуды, банкир решает, кто добьется успеха, а кто потерпит поражение.