Чтобы выбросить из головы мысли о возможностях, которые могут возникнуть при этом, Рэйф принялся рассматривать картины, написанные очень экспрессивно. Темой большинства из них были удручающие городские пейзажи. Рэйф счел, что они выглядят несколько… непривычно.

— Похоже, в искусстве вы предпочитаете авангардизм, — заметил он. — Кто писал эти картины?

— Вам их имена ничего не скажут, но когда-нибудь они будут не менее знамениты, чем имена Тициана и Рембрандта, — убежденно ответила Тиффани. — На выставке представлены работы Роберта Генри, Джона Слоуна и Джорджа Лукса. Я намерена проводить регулярные выставки их работ, на которые буду приглашать всех этих идиотов, — и она указала на разодетое светское общество. Леди и джентльмены прохаживались по галерее и в изумлении разглядывали картины.

— Вы собираетесь приучить американское общество к новому американскому искусству, не спрашивая, хотят они этою или нет? — Рэйф усмехнулся, но Тиффани даже не обратила внимания на его иронию.

— Кто-то должен это сделать. Вы только взгляните на этих слабоумных, — она рассмеялась. — Думаю, это не особенно оригинальное определение, но точное.

— Я вижу, некоторые картины уже проданы.

Тиффани сделала очаровательную гримасу, разыгрывая одновременно разочарование и смущение:

— На самом деле это я купила их, — призналась она. Она взяла Рэйфа за руку и одарила его самым нежным взглядом и самой победоносной улыбкой из своего арсенала. — Не хотели бы и вы что-нибудь приобрести? Американская картина на память о вашем посещении? Они стоят недорого.

Рэйф вновь взглянул на холсты, пытаясь представить эти беспокойные, яростные, полные боли картины среди милых, очаровательных полотен, украшающих стены родительского дома, и улыбнулся при мысли о том выражении отвращения, которое исказило бы аристократические черты его матери. Но тут он представил иное, более тревожное зрелище: Тиффани со своей яркой неординарностью среди тишины и сдержанности лондонского света; Тиффани с ее порывистостью дочери Нового Света, с ее открытостью и прямотой в денежных вопросах — в лицемерной гостиной леди Эмблсайд, где приданое девушки являлось делом первостепенной важности, однако никогда не упоминалось вслух. Джулия потрясла чувствительность вдовствующих герцогинь, но Тиффани!.. Тиффани приведет их в ярость, вызовет вечное порицание, в лондонском высшем свете она будет так же неуместна, как и картины Джона Слоуна рядом с Гейнсборо, Но Рэйф также знал, что все эти обстоятельства не остановят его, если придется принимать решение… Тиффани была той девушкой, с которой можно было все приобрести или все потерять… Он взглянул на нее с таким страстным выражением серых глаз, что она почувствовала, как ее колени подгибаются.

— Я должна переговорить с несколькими покупателями. Но не забудьте, капитан, я хочу, чтобы вы ушли последним.

На другом конце комнаты возвышалась массивная фигура седовласого человека. Это был Джон Корт, он беседовал с молодым Пьером Картье, который заверил его, что дом Картье на следующий год откроет свое отделение на Пятой авеню. Тем временем Рэндольф, стоявший рядом с ними, наблюдал за Рэйфом и Тиффани. Рэйф подошел к Джону Корту, чтобы засвидетельствовать свое уважение. К тому же он хотел поговорить о недавно открытом месторождении бриллиантов в Арканзасе. Рэйф почтительно слушал, как Корт объясняет, что алмазосодержащая труба на удивление похожа на южноафриканскую, однако он не верит, что американская шахта будет иметь серьезное коммерческое значение; Рэйф, согласно кивая, подумал про себя: остается только надеяться, что Корт не обманется в этом вопросе, как он обманывается в отношении дочери. Он отошел, испытывая неловкость и чувство вины при мыслях о предстоящей встрече с Тиффани, потому что в соответствии с моралью верхушки общества секс был позволителен с замужней женщиной, но не с юной непорочной девушкой. Но была ли Тиффани девственницей? Рэйф взял новый бокал шампанского, поскольку прием, судя по всему, подходил к концу, направился к двери, ведущей в мастерскую. Но по дороге его перехватил Фрэнк Уитни.

Фрэнк с самым разнесчастным видом стоял в углу комнаты рядом с Полиной. С недавнего времени он стал замечать, что Тиффани отодвинула его на задний план. Для него было непереносимо сознавать, что приглашение на сегодняшнюю выставку он получил не от Тиффани, а от Джона Корта, попросившего сопровождать Полину. Прошли те дни, когда Тиффани награждала Фрэнка поцелуем или объятием, теперь она в нем не нуждалась. Но поскольку она еще не изгнала его открыто и не вышла замуж за другого, Фрэнк продолжал надеяться.

Его чувства к Тиффани были очевидны для всех, но также было очевидно и отношение Тиффани к нему. Полина, убедившись, что Тиффани не собирается выходить за Фрэнка замуж, питала некоторые надежды, но вынуждена была признать, что подобное положение вещей не дает никакого преимущества ей самой. Похоже, Фрэнк никогда не смотрел на нее, как на женщину. Вот и сегодня он стоял, неподвижный и печальный, не отводя глаз от ее кузины. Может быть, если бы он поверил, что она нравится мужчинам, он бы…

— Сегодня очень многие хотели прийти сюда со мной, — смело заявила она.

Фрэнк бросил на нее презрительный взгляд.

— Думаю, на самом деле они хотели видеть Тиффани.

— Нет, — упорствовала она, — они хотели быть со мной.

— Тогда зачем ваш дядя просил меня сопровождать вас?

Полина заколебалась, как это нередко случалось с ней, когда его абсолютное безразличие болезненно ранило ее самолюбие.

— Я сама выбрала вас, — заявила она, слегка заикаясь.

Он рассмеялся с горечью и издевкой. В последнее время у Фрэнка появилась подобная жестокость, безразличие к чувствам других людей, странное желание причинять окружающим такую же боль, от которой страдал он сам. Он презирал Полину, испытывая отвращение к ее тупости, ее полноте и невзрачной внешности, и ненавидел ненужную ему доступность, в то время как его мечта была недосягаема. Он согласился сопровождать ее лишь ради возможности увидеть Тиффани.

В отчаянии Полина предприняла новую попытку.

— Дядя Джон положил на мое имя значительную сумму. Как он добр! После его смерти я буду богатой женщиной, хотя надеюсь, что он проживет еще долго, — торопливо добавила она.

Фрэнк чуть было не сказал, что для Полины покупка мужа — единственный способ вступить в брак, но вместо этого он лишь презрительно фыркнул и, заметив Рэйфа Деверилла, направился к нему.

Полина осталась одна, отчаянно пытаясь сохранить самообладание и мечтая поскорее вернуться домой.

Фрэнк был рад вновь увидеть Рэйфа. Англичанин немало сделал для него, восстановив его репутацию, и чуть ли не убедил Фрэнка к собственном геройстве. В эти дни, говоря о войне — что он делал все чаще, — Фрэнк занимал скорее пробританские позиции, чем пробурские. И все же в его глазах промелькнуло беспокойство, когда он узнал официальную причину присутствия Рэйфа на приеме.

— Вы приобретали для нее драгоценности? Не хотите ли вы сказать, что встречались с ней в Лондоне?

Теперь высокая и элегантная фигура капитана Деверилла показалась ему несущей угрозу.

— А почему бы и нет?

— Ее поведение возмутительно! Не могу понять, как отец позволяет ей подобные выходки… путешествовать совершенно одной в ее возрасте… — лицо Фрэнка исказилось ревностью. — Каждый раз, когда она уезжает, мы испытываем тревогу, думая, не случилось ли что-нибудь с милой беззащитной девушкой…

— Как вы сказали? «Милая, беззащитная»… Фрэнк, характер Тиффани, безусловно, многогранен, но уж эти-то качества за ней не числятся! — Рэйф покачал головой и засмеялся. — Думаю, вам пора оставить надежды и жениться на ее кузине — этой, как ее там? — Полине.

— Я лишь тогда оставлю надежду, когда она выйдет замуж за другого. К тому же, — добавил Фрэнк, — я всегда нравился ее отцу. Надеюсь, это поможет…

— Джон Корт одобрит лишь один брак — с Рэндольфом.

Фрэнку уже приходилось слышать намеки на такую возможность, и он находил им подтверждение в поведении Рэндольфа. Но он упрямо продолжал цепляться за свои иллюзии.