Адъютант. Ты знаешь, к старинному дворянскому принадлежу я роду. Не говорю уж об имениях, которые стоят на карте. Меня подозревать в сочувствии (презрительно) к ним просто неприлично. Но должен я сказать, что иногда я восхищаюсь их мужеством и… красотой души.
Капитан. Ты о вчерашнем случае, когда вот этот… как его?.. Мангада под расстрелом пел и взбудоражил все подвалы?
Адъютант. Да только ли подвалы? А что произошло в казармах? Пришлось ведь расстрелять пятнадцать человек, десяток марокканцев и даже юнкеров штук пять.
Из двери кабинета генерала Прадос выглядывает полковник. Офицеры встают.
Полковник. Отца Порфирио к его превосходительству.
Адъютант. Есть, господин полковник. (Уходит, затем возвращается.)
Офицеры снова садятся.
В моем присутствии отец Порфирио уламывал жену Коррильо предать его и побудить письмом к измене. До этого она прошла, конечно, пытку. Довел ее до исступления, подсунул ей перо, чернила и бумагу и начал осторожно диктовать. Она писала.
Входит Порфирио. Пауза.
Адъютант(к Порфирио). Генерал Прадос просит вас к себе.
Порфирио проходит в кабинет генерала Прадос.
Когда прочли ее письмо, я был взбешен и застрелить ее хотел на месте, как собаку. Но ночью, у себя, когда я сам с собою остаюсь, я, как испанец, восторгаюсь ею, как испанкой.
Капитан(встает). Восторги ваши, лейтенант, опасны. И если дальше так пойдет, боюсь, вы выстрелите в спину генералу Франко.
Входят Прадос, полковник, Порфирио. Офицеры вытягиваются.
Прадос (садится в кресло за столом). Садитесь, господа.
Все садятся.
Вам обстановка известна хорошо. И наш маневр понятен. Как только бригада итальянцев подойдет и под Толедо свяжет армию республиканцев боем, из Алькасара мы бьем республиканцам в спину, Коррильо мы уничтожаем и открываем дорогу на Мадрид. Для этого осталось ждать дня два иль три. Но… положенье осложнилось. Коррильо сошел с ума. Он колебаться перестал и изменил решенье. И завтра собирается подвергнуть Алькасар уничтожающей бомбардировке. Об этом мне известно достоверно.
Порфирио. В нем сердца нет! Безбожник! Изувер!
Прадос. Нам нужно оттянуть на два-три дня бомбардировку.
Капитан. На башни, бастионы, стены выставить всех заключенных женщин и детей.
Полковник(переглянулся с Прадосом). Разрешите, ваше превосходительство.
Прадос. Пожалуйста.
Полковник. Я вам скажу, но это надо удержать в секрете. Вчера, когда запел тот сумасшедший под расстрелом и взбунтовались все подвалы, мы пулеметами заставили их замолчать навеки. Случайно уцелел лишь Кастро. Оказалось, что этот великан… Сант-Яго прикрыл его своим гигантским телом и принял пули на себя. Понятно, капитан?
Капитан. Понятно, господин полковник.
Адъютант. Послать парламентеров, затеять болтовню о сдаче… протянуть день-два, а там уж итальянцы будут продолжать.
Прадос. Резон!
Полковник. Но надо обеспечить, чтобы Коррильо на эту удочку пошел наверняка.
Порфирио. Ценою жизни Кастро надо подкупить. Его присутствие среди парламентеров смягчит Коррильо и подозренье усыпит.
Пауза.
Полковник. Возможно и другое. Встречу парламентеров поэт использует, чтобы уйти к республиканцам.
Прадос. О нет. Мы так обставим встречу, что убежать поэту не удастся. (Адъютанту.) Распорядитесь привести его сюда.
Адъютант уходит.
А если не захочет…
Капитан. Пристрелить!
Порфирио. Еще попробовать исторгнуть покаяние и кротость пыткой.
Прадос. Но первая ведь результатов не дала?
Порфирио. Не дала первая, вторая может дать. Как приведут, вы предложите ему сесть, ваше превосходительство: от первой пытки сухожилия растянуты немного.
Конвоиры вводят Кастро. Он измучен, ступает осторожно, как больной. Но глаза горят, внутренне он собран, от лица веет несгибаемой волей. Последним входит адъютант.
Прадос. Садитесь.
Адъютант пододвигает стул. Кастро молча садится.
(Кивком приказывает конвоирам выйти.) Мы вам даруем жизнь, поэт!
Кастро(бросает внимательный взгляд на Прадоса. Пауза). Не надо!
Прадос. Так смерть?
Кастро. Смерть — закон природы, генерал. И разная бывает, как и жизнь. Обыкновенная смерть приходит, когда уж прожил век свой человек, ослаб физически и старческое тело покоя ищет и земли. Такая смерть законна и честна. Еще бывает честной смерть в бою, в неволе и под пыткой и когда за прогрессивную идею умирает человек. Одна из них мне суждена. Умру я честной смертью, и смерть мне не страшна! (Пауза.) Ты, генерал, умрешь бесчестной смертью. Кровь женщин и детей, расстрелянных тобой, — твой несмываемый, зловещий знак. Ты обречен, как обречен и класс, надевший эполеты на тебя.
Капитан(угрожающе, срываясь с места). Мерзавец!
Прадос. Капитан!
Капитан садится.
Порфирио(благословляя Кастро). Да снидет на тебя дух кротости и покаянья!
Кастро. Брось заклинанья, поп!
Прадос. Я честно жизнь вам предлагаю. Решили мы Коррильо сдать Алькасар. И шлем к нему парламентеров. Желательно, чтоб были вы… одним из них.
Кастро. Мне жаль вас, генерал. Парламентером вашим могу в аду лишь быть, куда святой отец Порфирио благословил меня еще под пыткой и где вас черти ждут и не дождутся. Я попрошу их, чтоб для вас они по рангу раскалили сковородки.
Прадос(вскакивает). Убрать!
Все встают. Конвоиры уводят Кастро.
Адъютант. Парламентеров все же стоит нам послать. Попробуем без Кастро.
Прадос. Послать! Не выйдет — предупредим письмом, что после первого снаряда, который будет послан в Алькасар, мы умертвим жену Коррильо и мальчиков его обоих. А Кастро к башне привязать! Он будет доказательством, что пленники еще живут и каждый взрыв снаряда средь них посеет смерть. На башню негодяя!
Картина восьмая
Толедо. Командный пункт Педро Коррильо под Алькасаром, на участке Томаса Мансо. Томас входит, за ним маленький Хосе. В руках у Томаса лопатка.
Томас(Пронико). А командира нет?
Пронико. Поехал. Батареи объезжает. Для каждой сам он намечает цель, количество и род снарядов.
Входит Регино.
Томас. Так, так! Стоит все, значит, на своем. Железный человек! Без ржавчины и вмятин!
Peгино. Его железо обручем мне голову и сердце давит. Безумие, безумие все это!
Пронико. Всю ночь наш командир не спал. Над картой просидел, все думал, думал, когда и как к Толедо итальянцы подойдут и как их отбивать и на Мадрид закрыть врагу дорогу.
Входят Перрико и Марианна.
