Людмила. А почему?..
Ермаков молодой. Да так! Не надо! Не надо, Люда!
Людмила. А недавно папа за обедом намекнул, что Семен Горшков — вот кто достойный молодой человек, c которым мне было бы неплохо подружиться…
Ермаков молодой. С Семеном? Неужели Геннадий Александрович мог так сказать?
Людмила. А мама так вскипела, возмутилась: «Кому нужен твой Семен? Он пьяница! Развратник! Этого еще не хватало в нашей семье!» (Тяжело вздохнула, посмотрела ему в глаза.) А ты чего такой угрюмый… такой расстроенный?..
Ермаков молодой. Ковалев!
Людмила. Да, безумно жалко! А я даже не знала, как его звали…
Ермаков молодой. Герман.
Людмила(без тени иронии). Как в «Пиковой даме»… Страшно! Человек жил в этом дворе… Приходил, уходил… Каждый день возвращался домой. Сидел на этой скамейке… Именно на этой скамейке, где мы сейчас с тобой сидим… А потом вдруг узнаём, что его убили… И значит, никогда он больше домой не вернется!.. Как это страшно!..
Ермаков молодой(повторил). Страшно…
Людмила. Боже мой! Я хотела бы бросить Москву! Весь этот шум… Эту революцию, приносящую людям только несчастье… И убежать вместе с тобой куда-нибудь в деревню, в такое тихое место, чтобы никто нас не трогал…
Ермаков молодой. А ты думаешь, в деревне легче? В деревне сейчас голод! Тиф!..
Людмила(заплакала, прижалась головой к груди Ермакова). Я чего-то боюсь, сама не знаю чего… Неужели никогда больше не будет спокойно?..
Ермаков молодой. Когда-нибудь да будет!
Людмила(плачет). А мне хочется, чтобы это «когда-нибудь» было сейчас! (Крепко прижимается к Ермакову.) Ты знаешь… мама все время вопросительно глядит на меня, будто ожидая, что вот-вот я скажу ей что-то такое… очень страшное для нее…
Ермаков молодой. Ведь все равно она скоро узнает! (Взяв Людмилу обеими руками за голову, улыбаясь, глядит ей в глаза.) Пусть ничего тебе не будет страшно! Я люблю тебя, Людочка моя! А если мама и папа будут сердиться — ну что ж, мамам и папам полагается сердиться! Как бы они ни сердились — они у нас с тобой хорошие. (Улыбается.) Правда, хорошие?
Людмила(шепчет). Ты мой хороший. (Целует его.)
Затемнение
* * *
Угол комнаты. Рабочий стол. На столе плакаты РОСТа. За столом сидит Валерий — молодой человек, с взъерошенными волосами. Поверх солдатской гимнастерки на нем мундир студента политехнического института.
Входит Ермаков молодой.
Ермаков молодой. Здравствуй, Валерий!
Валерий. Здравствуй, товарищ Ермаков!
Ермаков молодой(присаживаясь). Зачем искал меня?
Валерий(оторвавшись от бумаг). Дело есть к тебе. Очень серьезное дело!
Ермаков молодой. Слушаю.
Валерий. Товарищ Ленин обратился с призывом: рекомендовать самых честных и преданных делу революции членов партии и комсомольцев для работы в ВЧК. И бюро нашей комсомольской ячейки единогласно остановилось на твоей кандидатуре. Решили направить тебя в распоряжение ВЧК!
Ермаков молодой(ошарашен). Меня? В Чека?..
Валерий. Тебя, Михаил!
Ермаков молодой. Я никогда в руках оружия не держал!
Валерий. Мы тебя рекомендуем не как стрелка-снайпера, а как честного и преданного человека: так Ленин просит!
Ермаков молодой(взволнованно). Валерий, пойми! Какой же из меня чекист?..
Валерий. А что такое Чека, ты знаешь?
Ермаков молодой. Чека?.. (Задумался. После паузы.) Должно быть, не знаю..
Валерий. Раз Ленин требует направить туда самых честных и преданных людей… ты понимаешь, что это такое — Чека?
Ермаков молодой(задыхаясь от волнения). Нет, нет, Валерий! Я не могу! Не могу идти в Чека!.. Умоляю тебя, не надо! Я это не умею! Я все испорчу!..
Валерий. Чепуха! Ты все можешь! Ничего ты не испортишь! Наоборот, ты все можешь! Все будет хорошо, только не волнуйся. Подумай, какое доверие тебе оказывает комсомол! Все товарищи оказывают тебе такое доверие!
Ермаков молодой. Дай мне хоть немного подумать…
Валерий. Пожалуйста, думай. Думай!..
Ермаков молодой. Хорошо! Завтра… Нет, послезавтра я тебе отвечу.
Валерий. Нет, не выйдет! Ты сегодня должен идти туда!
Ермаков молодой. Но я же должен подумать… Ты же сказал: подумай!
Валерий. Ну сиди и думай!
Ермаков молодой. Здесь? У тебя?..
Валерий. Да, у меня!
Ермаков молодой. Ты что, рехнулся? Сколько я могу здесь сидеть и думать?
Валерий. Сколько хочешь! Я тоже буду сидеть здесь, с тобой…
Ермаков молодой(в отчаянии). Что ты, Валерий? Дай мне подумать хотя бы до вечера…
Валерий. Не могу. Ты должен быть там через час. Таков приказ!
Ермаков молодой. Тогда чего же думать, если у тебя есть приказ?
Валерий. Да, думать не к чему! Мы уже много думали и о тебе и за тебя. И мы решили… единогласно решили. И уже с райкомом согласовали. И в ЦК комсомола говорили о тебе. (Выдвигает ящик стола.) Вот и направление на твое имя готово. (Кладет перед ним бумагу.)
Ермаков молодой(не может сразу осознать, что с ним произошло. Читает). «Ермакова Михаила Николаевича…» (Вдруг.) Товарищи, поймите! Какой же из меня чекист? Вы что, с ума сошли?!
Валерий(встает, наливает из графина воду, серьезно, без шуток, ставит перед Ермаковым стакан). Выпей!
Ермаков молодой(без сопротивления берет стакан, подносит ко рту, но, не выпив, медленно ставит его обратно. Опомнившись). А как с учебой?!
Валерий. Об этом тоже советовались. Учебу придется отложить годика на два. Чека ведь Комиссия Чрезвычайная! Хоть это ты понимаешь? Кончится борьба с контрреволюцией и спекуляцией, войдем в социализм — и, пожалуйста, тебе — снова институт!
Ермаков молодой. А Герман Ковалев уже закончил борьбу с контрреволюцией…
Валерий. А кто такой Герман Ковалев?
Ермаков молодой. Сосед мой. Чекист. Убили его неделю назад…
Валерий. Бывает… Время ведь какое…
Ермаков молодой(сложил бумагу, еще держит ее в руках). Могу ли я сказать об этом отцу… родителям?..
Валерий. О чем?
Ермаков молодой. Что меня посылают работать в Чека…
Валерий. Как хочешь. А впрочем, тебе объяснят в самом Чека, надо ли говорить о том, где ты работаешь… (Смотрит на ручные часы.) В твоем распоряжении еще пятнадцать минут!! Как раз дойти до Лубянки. (Встает, пожимает Ермакову руку.) Ну, желаю успеха, Михаил Ермаков!
Затемнение
* * *
1919 год. Тот же московский двор. На скамейке сидит Ермаков старый.
Ермаков старый. Целый месяц я скрывал от матери и отца, где я работаю… Говорил, что работаю на заводе по заданию ЦК комсомола… А мать не верила — она думала, что я связался с какой-то бандой воров или спекулянтов… Она нашла у меня в кармане пистолет и деньги… зарплату за месяц. И все время добивалась — откуда у меня деньги и пистолет?.. Отец догадывался о том, что я работаю в Чека, но боялся со мной заговорить об этом: вдруг его догадки оправдаются!.. Но уже через несколько месяцев весь наш дом знал, что Миша Ермаков стал чекистом! А дом наш в Москве был особый… Ох, как все вокруг презирали меня! Весь наш дом заговорил, что сын Николая Ермакова, тихий и скромный парнишка — таким меня считали все в нашем доме, — стал чекистом! Мать со слезами на глазам рассказывала, что соседи с верхних этажей с возмущением спрашивали у нее — что заставило ее Михаила пойти работать в Чека? Такой вежливый и хороший парень — и вдруг чекист?.. Бедная мама! Многие в нашем дворе перестали с ней разговаривать. И она тяжело это переживала… Отец считал себя марксистом. Но большевиком он не был! И он был страшно огорчен, что его сын, его единственный сын — один из всего нашего огромного дома— пошел по пути Германа Ковалева… По после крепкого разговора со мной он понял, что я уже не тихий, безропотный паренек, а коммунист! А это слово означало очень многое… В этом слове были не только политические убеждения человека, но и характер человека!
