Я лишь хотел объяснить, что людей пока не ел. Потому что их здесь не видел.

А в подтверждение своих слов я показал, как хватаю ящерицу, отрываю ей голову и кидаю себе в рот.

- Нет люди. Не есть людей. Жрать ящерица, - сказал я на ломаном лингвогалакте, который малость, а может быть и основательно успел подзабыть.

Так или иначе, но изобразить проглатывателя ящерок мне удаётся. Иначе с чего бы это самка побледнела и шарахнулась в сторону.

Но перед тем как хлопнуться в обморок, она разглядела на моей груди револьвер. Этот револьвер привёл её в чувство, а я давно повесил его себе на шею в качестве амулета, чтобы отпугивать злых духов.

Тем не менее, самка переполошённо замахала руками.

- Сюда! - крикнула она самцу, не сводя с меня ошеломлённого взгляда. - У него оружие Сэма! - выдохнула она.

Имя какого-то малоизвестного в динозаврячьем мире Сэмюэла мне ни о чём не говорило. И, тем более, оно не вызывало у меня никаких приятных ассоциаций.

Зато старого самца словно током шарахнуло. Он вздрогнул быстро приблизился ко мне, внимательно вглядываясь в штуку, что болталась на моей мужественной дикарской груди.

- Дикарь съел его, - бесстрастным голосом констатировал самец, имея в виду, конечно, не револьвер и уж точно не патроны к револьверу, а естественно, этого неизвестного никому и неуловимого дурацкого Сэма.

Естественно, как вы и сами понимаете, никаких Сэмов я не ел. И напраслина, тут возводили на меня, здорово ущемляла моё, пусть и деградировавшее, достоинство. К тому же такие наветы портили мой мезозойский имидж, к которому я, как вы сами понимаете, давно привык.

Поэтому и вспомнил я своё твёрдое правило не давать себя в обиду. Угрожающе зарычав и нещадно колотя себя в грудь кулаками, я двинулся на визитёров.

- Он голоден, - констатировал самец. - Не дай ему убить себя. И, тем более, съесть, - закричал он. - Иначе произойдет самое ужасное смертоубийство.

- О нет, - покачала головой, не соглашаясь с собеседником, самка. - Дикарь не голоден. Скорее ему нужны наши черепа. Чтобы украсить ими потом свою пещеру. К тому же, я по глазам дикаря вижу, он в больших количествах коллекционирует скальпы. А наши, если тебя это не смущает, станут лучшим украшением его знаменитой на все джунгли коллекции.

Тут я совсем запереживал. За кого они меня принимают! Я может и невежественный дикарь, и никогда не видел цивилизованного мира, но каждое утро куском крупнозернистого булыжника чищу зубы.

С этими горькими думами сорвал я с шеи свой револьвер и, пальнув из него для острастки вверх, ринулся на обидчиков.

- Стоять, ублюдки! - заорал я. - Вы мне дорого заплатите за свои клеветнические речи.

- Чёрт побери! - воскликнула самка. - Да это же... Это же... Он!.. Сэмюэльчик! Родненький! Любименький ты наш! Узнаю тебя по повадкам.

- Что ж ты так долго морочил мне голову, сынок? - радостно взревел Уорхол и от переполнявших его чувств саданул мне кулаком в челюсть.

Из глаз моих брызнули искры, а ноги подкосились и я бесформенной грудой, но с чувством вновь обретённых друзей рухнул на землю.

- Сэмюэльчик... Любимый, - причитала вокруг меня Астрая, а потом, не дожидаясь, когда приду в себя, полезла целоваться. - Я, в общем-то, догадывалась, что ты это ты. Но просто не знала этого. Но когда ты успел стать каннибалом?.. Эх, от тебя я такого не ожидала. Разве это так уж вкусно? - сыпала она вопросами, как экзаменационная машинка на Дендраре.

- Заткнитесь, - простонал я. И добавил на местном наречии, лишь только пришел в себя, такое, что, знай они дословный перевод мной изречённого, они бы заявили на меня в космополицию космонравов.

Слава Богу, перевода такого кроме меня никто не знал. Поэтому я, единственный человек этого мира, непревзойденный правитель племени, которое состояло из меня самого, мог лепетать на своем дурацком языке всё, что угодно. Всё равно слова мои несли в себе оттенок радости и ликования.

Ведь, наконец, я узнал этих хлопочущих подле меня прохиндеев. Одним из них был мой шеф, директор Лиги по борьбе с мошенничеством, Гарри Уорхол. Вторым же прохиндеем, вернее прохиндейкой, являлась моя супруга, известная в прошлом мошенница и налётчица.

- Чичи па па, - бормотал я, расчуствованно, положив голову на плечо супруги и улыбаясь при этом блаженно. И тут же вопрошал слезливо: - Чичи на на?

И лингвопереводчик, который к тому времени успела включить Астрайка, услужливо и неправильно перевёл:

- А не пропустить ли нам по бутылочке лимонада, друзья?

- Ты, наверное, проголодался, любимый? - поинтересовалась нежно и немного нервно Астрайка. - Что ты здесь ел целых десять лет?

- У тебя есть что-нибудь кроме этих чёртовых лягушек? - спросил я. - Как же они мне надоели за последнее время!

- У меня есть всё, дорогой, - поспешила обнадёжить Астрайка. - Кроме чёртовых лягушек. - И тут же сказала кому-то в сторону: - Знакомьтесь, детки. Это папа. Тот самый неуловимый Хитрый Лис, которого мы, наконец, поймали. Это он - бесстрашный авантюрист, гроза мошеннического мира.

- Детки? - удивился я. - А как же свадьба с Жестяным-Шестнадцатым? Детки должно быть от него?

- Ну что ты, глупенький, - ласково улыбнулась Астрая. - Лишь только он забросил тебя в прошлое Земли, я порвала с ним всяческие отношения. Как ни орала я иногда на тебя, и как ни выводил ты меня из себя периодически, но я всё же хорошо к тебе отношусь. А иногда мне даже кажется, что согласна с тобой прожить всю оставшуюся жизнь. - А дети дорогой от тебя родились. Они близнецы. Ты просто слишком долго отсутствовал в нашем мире. Подойдите, детки! Не бойтесь. Он ручной. Это я его приручила десять лет назад.

   Эпилог.

Вечерами меня всё ещё тянуло разжечь костерок и исполнить вокруг него нехитрый, немыслимо бессмысленный туземский танец.