Дюжие молодцы из дворцовой охраны - настоящие стальные копры для забивания свай - весьма учтиво заломили нам руки за спины и, бережно подгоняя под зад пинками, поволокли по брусчатке к изнемогающему от гостеприимства диктатору.

- Хочу сказку, - заявил без обиняков Жестяной, сидя по обыкновению на электрическом стуле, на котором в случае необходимости казнились заглядывавшие время от времени на планету любопытные гости из чужедальных миров.

Дело в том, что любопытных и праздных туристов Жестяной недолюбливал. Некоторое время, смдя в усыпанной самоцветами короне, не мигая, он долго пялился на нас, изредка переводя задумчивый взгляд на ошивавшегося неподалеку палача.

Как ни крути, а выходило, что моя слава обогнала меня. И многошестерёнчатые царские шестерки уже успели сообщить монарху о моих недюжинных способностях в амплуа рассказчика, сказителя. А вглядевшись в глаза скучающего в сторонке палача, я уже не питал иллюзий относительно того, что когда-нибудь этот угрюмый и неразговорчивый субъект откажется от карьеры и уйдет в далекий, спрятанный в глухих местах монастырь.

- По какому праву?! - возопил я, усвоив с младых ногтей, что везде продавать себя следует подороже.

На что Жестяной с леденящей кровь любезностью объяснил, что, как по нему, так мне вообще лучше заткнуться, пока меня не посадили на трон.

И он, хихикая, потрогал кнопочку на спинке огромного стула, на котором сидел. Я не сомневался, что посредством кнопочки замыкалась электрическая цепь напряжением в миллион вольт. А может быть даже - в кварталион! От такого типа, как этот Жестяной, всего можно ожидать.

Я сдался.

Конечно, я не люблю сдаваться. Капитуляция не в моих правилах. Но в иные моменты только твоего желания недостаточно.

- В одном урбанизированном до крайности и непомерно технически развитом царстве-государстве, - заявил я уверенно, - жил да был, поживал себе микрочиповый Колобок. И была у того Колобка голубая мечта отрастить себе ручки и ножки, а также ушки и другие части тела, без которых скучно и уныло жить на белом свете...

Далее я рассказал, как обиделся на весь белый свет Колобок за причиненные миром врождённые увечья и как он прославился, уйдя бродить по континентам и бросив на произвол судьбы собравших его конструкторов-недоучек бабушку и дедушку.

Я уже подошел к середке драматического повествования и рассказывал как Колобок, разочаровавшись в умении уходить от всех в целом и от каждого в частности, решил совершить свой рекордный, последний уход в монастырь, чтобы там в постах и молитвах отмолить грехи бабушки и дедушки - незадачливых учёных-биоконструкторов, когда увидел, что по жестяному лицу Жестяного катятся скупые слёзы деспота.

- Ну, всё, - думаю. - Финита ля комедия. Пузырями маленькие железные идиоты на неделю вперед обеспечены.

Но тут Шестнадцатый всхлипнул и сокрушенно проскрипел:

- Круглобока-сфероида жалко. Ведь на его месте мог оказаться и ты.

Меня маленько передернуло от подобной ассоциации. Но монарху я не стал возражать.

Вместо возражения предложил:

- Не берите в голову, Ваша Светлость. То, что я затираю, то есть, рассказываю - лишь досужий вымысел. Обыкновенный трёп, народный фольклор адаптированный к реалиям сегодняшнего дня. Дешёвка, в общем, не стоящая драгоценной монаршьей слезы.

Само собой, никто этого железного остолопа за монарха здесь не считал.

Я-то уж точно. Скорее всего, я принимал его за главаря шайки в край распустившихся, под воздействием запрещенных пиратских программ, роботов.

Но перспектива экскурсии на мыловарню в сопровождении дюжих, начинённых неправильными программами и вооружённых роботов маячила на горизонте. Потому, чтобы не рисковать и не портить о себе впечатление, я решил рассказать кретину всю правду о царской супружеской неверности.

- Приезжает как-то царь с войны, где, естественно, был в командировке. Заходит во дворец. А все его тысяча сто пять жён с другими царями, - многозначительно хихикнул я.

- Ну, это мы уже слыхали, - махнул десницей лидер планеты. - Давай что поновее, позабористее.

- Приходит робот в бордель...

- Неправда! - насупился монарх. - Не может робот пойти в бордель.

- Это почему? - удивился я.

- По кочану, - бойко ответствовал монарх. - Потому что без моего дозволу. А я такого приказа не давал.

- Ну и чёрт с тобой, что не давал, - подумал я сердито. А ещё подумал: - Ну не вредина ли, а?..

В общем, чувство юмора у монарха не просто хромало. Оно даже не ковыляло. Оно вообще лежало парализованным. Поэтому ни один из 97-ми рассказанных мной анекдотов не выбил Жестяного из его олигофренического равновесия и уходил я от деспота в твёрдой уверенности в том, что, будь я избирателем, я бы не стал за него голосовать на следующих выборах.

И ещё мне хотелось придушить его. То есть, перекрыть краник с кислородом расположенный на его шее. Вырвать этот краник, вообще. Вместе с клапаном и контрагайкой. И проделать всё это за наплевательское отношение к юмору. Вырвать и растоптать. И дело с концом.

Вот о чем мне мечталось, когда охрана, подгоняя меня опять же пинками, выволакивала из царских чертогов. Кстати, впоследствии я немало сожалел, что упустил очень удобный момент и не воплотил в явь мечтания насчёт краника.

Определили нас в небольшую комнатушку в обшарпанном ветхом строении, выполнявшем роль не то гостиницы, не то темницы на этой богом забытой, планетёнке.

Правда, хоть накормили до отвала. И, что не менее важно, кормили вполне съедобным. Пищей перевариваемой человеческим желудком.

- Если нас так будут потчевать и по дороге на мыловарню, я сам туда пойду, - объявил я, лишь только проглотил последний кусок.