В такие моменты ей всегда хотелось остаться наедине. Просто побыть одной, не видеть никого и не думать ни о чем. Случалось такое редко. В моменты, когда жизнь давала резкий поворот к которому она не была готова и оказывалась не подготовленной к последствиям.

   Но что-то все равно заставляло ее вглядываться в заледеневшее окно. Туда, где уже вторые сутки не стихал огонь и дым от пожарищ поднимался к самому небу, заволакивая и закрывая дневное солнце.

   Она слышала отчеты, видела их собственными глазами, когда находилась в диспетчерской и принимала сообщения об операции в болотах. Шансы? Их просто не было. К такому выводу приходили все с кем она разговаривала. Ей было тошно слушать все это.

   Офицеры пожимали плечами, авторитетные специалисты отмахивались, заявляя, что все шло именно к этому. Но она верила. Она была одной из последних, кто еще думал о нем.

   Наступила ночь. Внезапно - так ей показалось. Хотя она понимала, что провела в этом месте уже восьмой час, мысли все еще не давали ей покоя, заставляя думать и переживать, анализировать и всячески вбить в ее мозг одну простую истину. Он погиб и от нее уже ничего не зависит.

   Кель гнала эти мысли прочь. Она не хотела верить во все это. А вдруг? Может он все еще там, живой, ждет, когда к нему придут на помощь и вытащат из этих проклятых топей, что похоронили в себе большей хороших людей, чем смогла породить эта земля. Но время безжалостно давило на нее. Прошло двое суток с того момента. Даже самые последние оптимисты приносили ей свои соболезнования, констатируя сложившиеся обстоятельства.

   - Ты зря себя мучаешь, Кель. Последние сигналы атакующих групп пропали в момент бомбардировки. Даже если бомбы не убили его, болота сделали это наверняка.

   Сказал ей Ланковский, положив руку на плечо. Он попытался успокоить его, но она лишь отшатнулась в сторону не желая слушать офицера.

   Николай не стал испытывать ее терпение и просто покинул ее, оставив один на один с ее мыслями.

   - А может...

   - Нет.

   Кель обернулась и увидела ее. Она стояла прямо за ее спиной и молча наблюдала за всем происходящим. За ее внешним спокойствием, как ширмой, накинутой на горевший внутри нее огонь и пытавшейся скрыть то волнение, что все это время бушевало у нее внутри.

   Филина знала о чем та думала связь, установившаяся между ними еще вовремя учебы, была крепка и ни одна мысль не могла пройти мимо, не остановившись в голове у одной из них.

   - Ты думаешь о нем? - спросила она, глядя как Кель крепко обняла свое тело руками.

   - Да, а тебе-то что от всего этого? Неужели человеческая жизнь стала для тебя чем-то ценным?

   Филина сделал два шага вперед и постаралась поравняться с бывшей коллегой.

   - Зря ты так, Кель. Я вовсе не бесчувственное животное. Я такая как и ты, просто наша работа не позволяет нам показывать это открыто.

   Но та лишь улыбнулась в ответ на ее слова. Кель не верила. Она знала, что из себя представлял этот человек и на что был готов пойти ради достижения своих целей. И то, что она говорила ей прямо сейчас, вызывало внутри нее лишь омерзительное пренебрежение, которая она все же не хотела показывать.

   - Да что ты знаешь об этом. За всю свою жизнь ты не сделала ничего хорошего, чтобы при твоей встрече люди не начинали плевать на землю.

   - Предрассудки.

   - Я знала, что ты так ответишь. Не удивительно, что вы всегда держитесь группами. Я даже в какой-то степени рада, что не смогла доучиться у Шелвера до конца. Стать такой как ты это, наверное, худшее, что могло бы случиться со мной в этой жизни.

   - Не хочу спорить. Прошлое пусть останется там, где ему самое место. В глубинах памяти, куда закрыт доступ для непосвященных. Но судить меня у тебя нет никакого права. Да. Я поступала грубо, может даже жестоко по отношению к своим коллегам, сверстникам и тем, кто находился рядом со мной. Я была такой до недавнего времени. Того самого, когда человек, которого я презирала больше всего на свете и кого не считала за человека вовсе, спас мою жизнь. Это был он, Кель. Он заставил меня стать другой.

   Женщина повернулась к Филине и подозрительно посмотрела на нее. Что-то было в ее словах. Некая осторожность в тональности и робкая попытка завести разговор на тему, которой она страшилась больше всего.

   Она поправила прическу. Сняла металлическую заколку и указала на неровную часть ее густых волос. На то самое место, которое было грубо отрезано посторонним человеком.

   - Они еще нескоро отрастут, но спасение мое пришло как раз от него.

   Кель кивнула головой. Ее подозрения подтвердились и она вновь посмотрела на распущенную копну волос Филины.

   - Я знала, что это ты. Я чувствовала это. Из всех присутствующих женщин-идеологов только ты могла попасть в такую передрягу.

   - Рик спас меня, Кель. В самый опасный момент, когда моя жизнь висела на волоске, когда он мог просто убежать и не подвергать себя опасности, он пришел мне на помощь. Пронес мое раненое тело до самой базы, сняв с себя куртку и почти замерзнув самому. Это дорогого стоит. Признаюсь, я ждала чего угодно, но только не этого.

   Она замолчала и тихо присела на стоявшее рядом кресло. Приборные панели засверкали яркими огнями и на табло пришло сообщение.

   Кель медленно подошла и, сделав несколько нажатий, прочла текст. Глаза жадно вгрызались в незнакомые для посторонних людей символы и вскоре смысл осел у нее в голове, преобразовавшись в необходимую информацию.

   - Что там? - спросила Филина.

   - Готовят наступление на столицу. Черт, еще не остыли болота от массированных бомбардировок, а они вовсю готовятся к наступлению.

   Она выключила панель управления и вновь подошла к окну. Ее взгляд упирался в огромный столб черного дыма. Даже сейчас, ночью, когда света в тех местах практически не было, она четко видела этот огромный, упирающийся в самое небо, черный стержень. Он как обелиск знаменовал то страшное, что произошло там всего несколькими днями ранее.

   - Ты что-нибудь чувствуешь? - спросила Филина, глядя на взвинченное состояние Кель. - Ты ведь что-то чувствуешь, я вижу это.

   Она больше ничего не говорила. Ответ был ясен для них обеих слишком хорошо. Те чувства, что она испытывала к этому человеку навсегда вклинились в ее разум. Оставили в ней свой след, свой ориентир, который она не могла потерять даже при самых чудовищных обстоятельств.

   Да, она чувствовала его. Ощущала биение его сердца, его дыхание. Где-то на подсознательном уровне, там, куда не может добраться человеческий взор, она знала, что он жив. Всем своим нутром она ощущала это, но боялась сказать в открытую. Суеверия, в которые она никогда не верила, но была вынуждена впитать в себя за время службы, не давали ей покоя. Она боялась потерять это чувство, не хотела упускать его из своего сознания, ибо все остальное уже ничего не значило для нее.

   - Да, я чувствую это. Он там. В болотах. И он - жив.

   Последнее слово она буквально выдавила из себя, боясь сглазить и дать уйти этому приятному, как последняя надежда, чувству.

   - Значит, тебе надо просто сказать об этом командованию.

   - Никто не станет ничего слушать. Мои слова не имеют веса в этом месте. Группа сделала то, что не удавалось сделать многие годы тысячам подобным им. И вот теперь, когда путь на столицу варрийцев открыт и победа вот-вот готова упасть в руки генералу, ты всерьез думаешь, что они дадут указание на спасательную операцию. Нет, этому не бывать.

   - И что дальше? Зная, что он жив ты просто будешь сидеть сложа руки, ожидая когда твое чувство окончательно стихнет.

   - Другого выхода у меня нет. Рик сам об этом говорил, и я была готова к этому. Если судьба дарит человеку возможность сделать хоть что-то выходящее за рамки, она обязательно сделает это. Нельзя бежать впереди поезда и жаловаться на то, что ты устал в пути. Я так не могу. Но если есть хоть малейший шанс вернуть его, мне придется ухватиться за него всеми руками.