1960 Бросить все И уехать, Уехать туда. Где зеленое эхо Отражает вода; Где из чашечек лилий Пьют стрекозы росу И аукают ливни В притихшем лесу; Где в июле. Шагая От зари до зари, Громко песню слагают На лугах косари... Бросить все и уехать, Оказаться в пути И зеленое эхо В Москву привезти. 1961 Дымится ливень над паромом, Река готова прянуть вспять... Я остаюсь один. Опять Друзья уходят с первым громом Туда, Где тишь и благодать. Дымит у берега река, И гребни волн летят, как чайки. — Пока, друзья! — Пока! Пока!.. — Горлач парного молока Подаст им добрая хозяйка, Их встретит тишина избы, Где в окна смотрят яблонь ветки, И первой свежести грибы Дымком запахнут на загнетке. А мне — погода дорога, Мне пить ее и не напиться. Так пусть Река все так же злится И ливень бьет, Как острога! 1962 Я виноват перед тобою. Простишь ли ты, Поймешь ли ты, Что снова зацвели цветы, Что снова небо голубое? Я виноват перед тобою... Да, да — перед тобой одной, Что я ушел лесной тропою С такой нездешнею весной! По молодым зеленым травам Мы шли туда, где тишина, И самой сладкою отравой Меня тревожила она. Она со мной цветы искала, Она была во всем права, Когда на волю выпускала Клин журавлей Из рукава. Она баюкала ветрами Ивняк, цветущий у реки. А на озерах, у закраин, Качали Щуки Тростники. Она смеялась то и дело И, грешная, мне душу жгла... А ты всю ночь В окно глядела И всю-то ночь Меня ждала. 1962 Дрозды пестрели на рябине, Клевали спелую зарю. И листья на реке рябили, Плывя навстречу сентябрю. Пылали вязы и осины. И вот Сквозь полымя огня Голубоглазая Россия Взглянула с грустью на меня. Забилось сердце глуше, тише, Прося прощенья у земли. Что я не видел И не слышал, Как улетели журавли. 1962
Как легкий перепел в руках, Как рыба на песке, Луна трепещет в тростниках. И мы идем к реке. Тропинкой, хоженной не раз, Сквозь темень лозняка Проходим мы. И вот на нас Уже глядит река. Плывут туманы вдоль реки. Ракиты В полный рост. И в мокрых травах светлячки — От падающих звезд. Ты отступаешь за кусты. Потом, Светлее дня, Скользишь в ночную воду ты, Не глядя на меня. И я, конечно, не гляжу. Растерянно молчу. Кусты руками развожу И за тобой лечу. Луна разбита на куски Движеньем наших рук. И — нет луны! И лишь круги Да тростники вокруг. Плывет испуганно вода, И в ней — теплым-тепло... Тебя течением Тогда Далеко отнесло. Ты не просила, не звала. Я сам пришел, прости. Ты робко сарафан взяла, Сказала: «Уходи». И я ушел... Не помню, как Переступил порог, Не помню, как уснул, чудак, Хотя заснуть не мог. 1962 Набатные Молчат колокола. Их музыка Как будто умерла. Им не звучать Над Волгой и Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой. Их гневный голос Навсегда затих, Как в колыбелях, В звонницах седых... А было — били, На подъем легки. И купола Сжимались в кулаки. И мирный люд Снимался со дворов И шел на гуд Литых колоколов. И пахари, Не допахав борозд, Вставали над землею В полный рост. И ржали кони, Чуя седоков. И разлетались Искры от подков. И так — всегда... Когда грозит беда... Теперь — не то, Теперь — не те года. Набатные Молчат колокола, Их музыка Навеки умерла. Им не звучать Над Волгой и Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой. Их гневный голос Навсегда затих, Как в колыбелях, В звонницах седых. А жаль!.. Покамест нам Грозят войной. Покамест неспокоен Шар земной, Я бы хотел, Чтоб в дни победных Дат Гудел Предупреждающе Набат — Над Волгою гудел И над Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой, Гудел, Не уставая говорить, Что с русскими, Не следует дурить, Что русские, Как никогда, сильны, Хотя они Устали от войны!.. И пусть молчат, Молчат колокола. Я знаю — Память их не умерла. Она живет — Над Волгой и Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой! |
