Лишь глаза закрою...
В русском поле —
Под Смоленском, Псковом
И Орлом —
Факелы отчаянья и боли
Полыхают неземным теплом.
Пар идет от стонущих деревьев.
Облака обожжены вдали.
Огненным снопом
Моя деревня
Медленно уходит от земли.
От земли,
Где в неземном тумане
На кроваво-пепельных снегах,
Словно в бронзе,
Замерли славяне.
Дети.
Дети плачут на руках.
Жарко.
Жарко.
Нестерпимо жарко,
Как в бреду или в кошмарном сне.
Жарко.
Шерсть дымится на овчарках.
Жадно псы хватают пастью снег.
Плачут дети.
Женщины рыдают.
Лишь молчат угрюмо старики
И на снег неслышно оседают,
Крупные раскинув кулаки.
Сквозь огонь нечеловечьей злобы
Чуждой песни слышится мотив.
Оседают снежные сугробы,
Человечью тяжесть ощутив.
Вот и все...
И мир загробный тесен.
Там уже не плачут,
Не кричат...
Пули,
Как напев забытых песен,
До сих пор в моих ушах звучат.
До сих пор черны мои деревья.
И хотя прошло немало лет,
Нет моих ровесников в деревне.
Нет ровесниц.
И деревни нет...
Я стою один над снежным полем,
Уцелевший чудом в том огне.
Горестью непроходящей болен —
Памятью о проклятой войне.
Время, время!
Как летишь ты быстро,
Словно ливень с вечной высоты.
В Мюнхене иль в Гамбурге
Нацисты
Носят, как при Гитлере, кресты.
Говорят о будущих сраженьях
И давно
Не прячут от людей
На крестах пожаров отраженье,
Кровь невинных женщин и детей.
Для убийц все так же солнце
светит,
Так же речка в тростниках
шуршит.
У детей убийц
Родятся дети.
Ну, а детям — мир принадлежит.
Мир — с его тропинками лесными,
С тишиной и песней соловья,
С облаками белыми, сквозными,
С синью незабудок у ручья.
Им принадлежат огни заката
С ветерком, что мирно
прошуршал...
Так моим ровесникам
Когда-то
Этот самый мир принадлежал.
Им принадлежали океаны
Луговых и перелесных трав...
Спят они в могилах безымянных,
Мир цветов и радуг не познав.
Сколько их,
Убитых по программе
Ненависти к Родине моей —
Девочек,
Не ставших матерями,
Не родивших миру сыновей.
Пепелища поросли лесами.
Под Смоленском, Псковом
и Орлом
Мальчики,
Не ставшие отцами,
Четверть века спят могильным
сном.
Их могилы редко кто укажет.
Потому-то сердцу тяжело.
Никакая перепись не скажет,
Сколько русских нынче
быть могло.
Лишь глаза закрою...
В зимнем поле — Под Смоленском, Псковом
и Орлом —
Факелы отчаянья и боли
Полыхают неземным теплом.
Тает снег в печальном редколесье.
И хотя леса мои молчат,
Пули,
Как напев забытых песен,
До сих пор в моих ушах звучат.
