— Доброго утра, — ответил Зелг, внимательно разглядывая сияющий розовым небосклон, по которому медленно всползала на свое рабочее место изумительно круглая золотая рупеза солнца в окружении серебристых пульцигрошей облаков.
* * *
Похоже, все смутные фигуры только и дожидались нынешней ночи
П. Г. Вудхаус
Рыцари в темных с грозовым отливом доспехах стояли в конце коридора тесной молчаливой группой. Они стояли плечом к плечу, каждый чуть впереди товарища, наслаиваясь как драконья чешуя, и Зелг подумал, что это, вероятно, уже привычка, въевшаяся в плоть и кости, и это она заставляет их стоять в коридоре мирного замка, будто в теснине перед лицом вражеского строя.
Зелг не испугался ночных посетителей. Человек, под кроватью которого по ночам ползают кряхтящая седобородая мумия и недовольное привидение в поисках сбежавших тараканов-зомби, понемногу перестает бояться всего на свете.
Он подошел ближе и увидел, что призраков гораздо больше, чем показалось на первый взгляд. Бесплотный отряд закрыл собою проход, ощетинившись мечами и копьями, выставив щиты с черным красноглазым волком. Они загородили коридор, будто это было узкое горное ущелье, будто чья-то жизнь зависела от того, как долго они сумеют тут продержаться. Он всматривался в суровые прекрасные лица давно умерших людей, разглядывал причудливые доспехи, которые носили века тому и совсем в другой стране, и не знал, что сказать. И потому произнес первое, что пришло в голову.
— Доброй ночи. Чем я могу вам помочь, господа?
Но они, казалось, не заметили его. Они смотрели поверх его головы куда-то вдаль, и он мог поклясться, что призрачные рыцари не видели стен, увешанных портретами его предков, резных колонн, мозаичных полов, доспехов в простенках — всего того, что ежедневно вытирают, чистят и моют кассарийские домовые. Зелг догадывался, куда и на что они смотрят.
Сейчас из-за поворота появится войско Морнея, первые воины врага вот-вот бросятся на них, пытаясь взломать монолитный строй, и это те самые последние секунды невыносимого ожидания, самые страшные секунды — он уже знал это, потому что испытал на собственной шкуре. Они, не отрываясь, всматриваются в темноту, боясь упустить момент, от которого зависит, кто выживет, а кто упадет мертвым. Они стараются не думать ни о чем, кроме одного — их товарищи должны уйти как можно дальше со своей бесценной ношей, добраться живыми и невредимыми до Шудахана, и поэтому их долг — сражаться. Не до конца, а до тех пор, пока не прикажут остановиться. И это значит, что даже смерть не станет причиной, по которой они имеют право покинуть поле битвы. Они будут стоять так, пока им не скажут, что они свободны, и вольны идти.
Зелг мог наверняка сказать, сколько их.
Пятьдесят.
Единственное, чего он не понимал — где же пятьдесят первый, который должен был вести их в бой. Где величайший из волков Канорры?
И что делать ему, если сейчас в ущелье Адранги в очередной раз разразится сражение?
ГЛАВА 7
Не бывает такой ситуации, которую при некоторой
фантазии нельзя было бы сделать совершенно невыносимой
Станислав Ежи Лец
Прохладное ясное осеннее утро…
Кстати, если вы — обычное утро понедельника, у вас нет никаких особенных планов, и вы бы хотели безо всякого ажиотажа по этому поводу наступить после воскресенья, немного поморгать солнечными зайчиками, подуть ветерком в золотые макушки деревьев и радостно пощебетать и почирикать посредством некрупных птичек, трудно же вам придется в Кассарии! Здесь как-то никогда не складывалось с подобной незатейливостью.
Кассарийское расписание подчиняется тем же особым законам, что и прочий жизненный уклад. Здесь приходится считаться с непредвиденными обстоятельствами и не слишком рассчитывать на размеренный ход часов.
Таким образом, из-за потрясений, вызванных беглым демоном безумия, воскресная ночь затянулась непозволительно долго, рассвет едва мелькнул в заспанных окнах особнячков Виззла и цветных витражах герцогского дома, и вот уже полноценное утро выскочило, как джинн из бутылки, торопясь наверстать упущенное. А ему на пятки наступал новый длинный, странный, полный событиями и приключениями — то есть вполне обычный кассарийский день. И обитатели герцогства встретили его с неизменным оптимизмом.
— Итак, что у нас стряслось? – сочувственно спросил граф, складывая ладони домиком.
Бургежа уселся на спинку кресла по другую сторону массивного письменного стола и с любопытством оглядел просторный, со вкусом обставленный кабинет в старинном стиле. Нечто подобное он предполагал в самое ближайшее время завести и себе — положение обязывало; но ему не хватило бы размаха, средств и, что греха таить, тонкости. Единственная роза в хрустальном бокале, стоящая возле письменного прибора, особенно потрясла его воображение. Как бы высоко ни ставил бессменный издатель журнала «Сижу в дупле» свой жизненный опыт, а все-таки ему не сравниться с опытом и разумом выдержкой в несколько тысяч лет.
Гостеприимный Думгар прикинул, что в ближайшее время король и его приближенные станут в Кассарии частыми гостями, и решил создать им максимальные удобства не только для отдыха, но и для работы. Он рассчитывал преподнести свой сюрприз еще вчера, но все были чересчур заняты, чтобы переселяться в новые апартаменты, поэтому торжественный переезд состоялся сегодня утром. Эльфофилин стал первым посетителем, которого да Унара принимал в собственных покоях кассарийского замка.
Сказать, что тиронгийские вельможи были тронуты до глубины души, значит расписаться в бедности своего словарного запаса. Каменный домоправитель не просто выделил апартаменты графу, бурмасингеру, генералу и маркизу, но и обустроил их в соответствии со вкусами и предпочтениями каждого.
Ангуса да Галармона ждала не только милая, по-домашнему уютная голубая спальня и скромный кабинет, украшенный картами и батальными полотнами, — причем некоторые были посвящены его собственным славным победам, — но и гостиная в спокойных зеленых тонах с камином и баром, центром которой стали книжные шкафы с редкими кулинарными книгами и роскошно изданными путеводителями по самым популярным аптекам Ламарха. Раритетная «Книга о вкусной и здоровой пище подземелий» размером с пещерного тролля монументально возвышалась в стенной нише, и Галармон время от времени бросал на нее влюбленные взгляды.
Накануне, в поисках утешения отважный генерал отправился на кухню, навестить Гвалтезия, и застал многонога за многими занятиями. Несколько щупалец главного гастронома Кассарии оживленно жестикулировали, негодуя и обличая; несколькими он колдовал над серебряной кастрюлькой — добавлял, доливал, помешивал, взбивал и томил на пару; а несколькими почтительно держал перед глазами огромный том в сафьяновом переплете «Искусство кушать вкусно» и бережно перелистывал плотные желтые страницы, содержание которых проливало бальзам на его измученную душу. Завидев собрата по призванию, Гвалтезий одним щупальцем поднес к его губам серебряную ложечку с нежным, воздушным, буквально уже небесным содержимым бледно-голубого цвета; а несколькими другими щупальцами протянул ему книгу и трогательно придержал ее в руках генерала. Теперь главный военачальник Тиронги постигал высокое искусство кушать вкусно, небрежно развалясь в глубоком мягком кресле и попивая лучшую наливку из герцогских погребов.
Наш справедливый читатель спросит: а не тосковал ли он в этот миг о своих добрых друзьях — Ржалисе, Райри Тинне и Саланзерпе? Не скучал ли без них в тишине и покое? Скучал, уверенно ответим мы. Очень скучал. Ему не хватало их остроумных шуток, неуместных вопросов, непочтительных комментариев. Его никто не дергал по пустякам, не отвлекал от чтения, не призывал рассудить спор, выслушать седобородый анекдот или бросить заниматься глупостями и выпить кружечку-другую адского пойла. Любой из нас порой испытывал это невыразимое счастье — скучать по близким и дорогим тебе людям, твердо зная, что в ближайшие дни ты их не увидишь.