Жизнь очень забавно устроена: то ничего не происходит годами, то вдруг все начинают действовать в одночасье, желательно минута в минуту, чтобы уж точно не разминуться. Так сталкиваются корабли в просторном проливе Ака-Боа; так в будуаре целомудренной девы встречаются в ночной тиши ее отец и любовник, зашедшие пожелать спокойной ночи каждый на свой манер. Так ринулась в атаку на Батаара кипящая негодованием Гризольда, увлекая за собой весь фейник и дядю Герменутия. И, разумеется, припустил во всю прыть Мардамон, выкрикивая на ходу «Обидные слова», и стараясь не отстать от древнеступа, хотя куда там…

Завалив рекламными буклетами Кровавой Паялпы господина Пикса из института Необъяснимого Страдания, господина Грозиуса Мхуху из «Жизни рогаликов» и бангасойского демона «Ш», Архаблог и Отентал присели у воздвига передохнуть и обдумать план действий. Не то чтобы их не впечатлили остальные зверопусы. Впечатлили, и еще как. Но кузены знали, что при их нынешних связях зверопусы никуда не денутся и готовились к более грандиозному свершению. В перспективе их ожидала волнующая встреча с тремястами такангорами, и они прикидывали, как бы успеть переговорить с каждым и отобрать достойных для участия в Паялпе. Пока что они договорились только до того, что каждый берет на себя сто пятьдесят минотавров и проводит по полтораста коротких интервью, выбирая кандидатов для второго тура. Теперь оставалось придумать, как это провернуть и, желательно, без ущерба для самих бессменных владельцев и устроителей. Они спорили и толкались, и пихались локтями у подножия воздвига, в тылу кассарийского воинства, и вдруг в их жизни появился Батаар.

Архаблог и Отентал окинули исполинскую фигуру восхищенными взглядами, с нежностью вгляделись в лицо — жуткую, откровенно говоря, морду с огромной пастью, в обрамлении длинных косм; с восторгом изучили длинные, ниже колен руки с кулаками каждый размером с исхудавшего Хрюмсика, и поняли, что их настигло счастье. Нынче у них образовался некоторый избыток героев и острый дефицит чудовищ для Кровавой Паялпы. Батаар так идеально подходил на роль чудовища, что лучшего и желать не приходилось. Забыв об усталости и предстоящем трудовом подвиге, кузены ринулись к отставному богу, выкрикивая нечленораздельные приветствия и неистово размахивая яркими рекламными буклетами.

А теперь представьте: вы — Батаар. Вы только что прибыли на незнакомое вам поле неизвестного боя, спешно вызванные грозным могущественным и весьма таинственным существом, которому до зарезу нужно ваше содействие в каких-то его грандиозных, но совершенно непонятных вам планах, и он сходу, буквально в момент призыва ошарашил вас неясным заданием. Вы стоите, морщитесь, переминаетесь с ноги на ногу, думаете из последних сил — в меру отпущенного вам дарования, и тут вдруг со всех сторон к вам бегут, скачут, несутся, летят, жужжат, вопят, тыкают, кричат, угрожают и обижают незнакомые люди, а также не люди, и, оказывается, у всех у них накопилась к вам куча претензий. Даже самый смелый психолог не назвал бы бога васипасов тонкой художественной натурой. Нервы у него были крепче корабельных канатов, но и корабельным канатам положен какой-то предел. Батаар обиделся еще до того, как разобрал во всеобщем оре те самые «Обидные слова». Надо сказать, что папа-мардамона не обманул сына Мардамона, заклинание было отличным и действовало безотказно. Просто оно не успело сработать.

Нет, что ни говори, Батаар сдался не сразу. Он мужественно ойкнул, когда его настигло разящее копье, и даже успел чувствительно хлопнуть рыцаря в ответ, пока тот скорбно разглядывал погнувшееся острие. Затем он отважно махал руками, отбиваясь от гудящего фейника. Грозно крякнул на налетевшего древнеступа и буквально в двух словах укорил Юлейна за агрессивное поведение. Возможно, он бы показал, на что способен, но тут с ним приключилось сразу две неприятности, и он решил, что это слишком. А кто бы не решил?

Гендерное движение в Ниакрохе еще набрало полную силу, и амазонки были первыми ласточками, знаменующими конец эпохи рыцарства и начала новой эпохи, которой, пока она не началась, никто не придумал названия. Чувствительно потрепав легких конников Лягубля, воинственные девы пришли к выводу, что лучший из минотавров — единственный в мире представитель сильного пола, которого они считали высшим авторитетом, не слишком впечатлен их действиями. И девы племени кусуми, и девы племени мусасья поняли, что не оправдали надежд своего кумира, и обратили огненные взоры на окрестности, в поисках более значительного противника, победа над которым принесла бы им одобрение Такангора. Кто ищет, тот всегда найдет. Батаар, огромный, брутальный, непривлекательный, показался им настоящим подарком небес, и они ринулись к нему, визжа от возбуждения.

Великан поморщился. Женщин он не любил. Одно время васипасы пытались спихнуть ему лишних женщин племени в качестве торжественной жертвы, но он быстро пресек неуклюжие попытки решить за его счет их личную демографическую проблему. И вот опять то же самое. Бог обиженно хрюкнул — воевать в таких условиях ему совершенно не нравилось. И тут до него добрались энергичные кузены.

— Какой уродец! Просто чудо! — вскричал Архаблог.

— Это ж надо таким родиться! — радостно отвечал Отентал.

Батаару было плохо слышно с высоты его роста, о чем кричат эти коротышки, но общий смысл он уловил — они обзывались и дразнились.

— Ну и морда, тупая, агрессивная, — цвел Архаблог, обходя великана по кругу с задранной головой. — Вот его и подставим Флагерону. Представь себе вывеску — «Элегантность против дурновкусицы». А? Каково?

— Длинно, длинно, — возразил Отентал. — Какая же это дурновкусица, это настоящее убоище. Смотри, какая рожа противная. Нет, надо бить наверняка — скажем так, «Красавец и чудище».

— Пойдет, — сказал Архаблог. — Только ритмики не хватает. Нужно «Красавец и чудовище».

— Вот с этим соглашусь, — закивал Отентал. — Ну и харя. Это же мы полжизни бы искали, и не нашли бы этакую отвратительную харю.

Бедный бог не выдержал и с размаха хлопнул нахала ладонью. Но бессменные устроители Кровавой Паялпы были далеко не новичками своего дела. Это лет двадцать пять назад они еще могли чувствительно пострадать в ходе переговоров с потенциальным участником выступления. А теперь реакция у них стала отменная, как у эльфов, которые перемещаются в пространстве со скоростью, недоступной взгляду. Отентал легко уклонился и завопил:

— Вспыльчивый!

— Злобный! — подтвердил Архаблог. — Так глазками и буравит. Надави на него, как следует, нельзя упускать такое сокровище!

Отентал изучил глубоко вдавленный в землю след батааровой пятерни и остался доволен.

— Слушайте, милейший, как вас там… — начал он.

Каквастам пришел к выводу, что этих впечатлений ему с лихвой хватит на ближайшие пару веков. Он не считал себя эталоном мужской красоты и не претендовал на звание «Милашка сентября», но должна же быть какая-то этика, какие-то правила приличия. Может, он пошел лицом в маму, а маму не выбирают — даже древние хтонические существа. Между прочим, может, они сами втайне страдают, в том числе без женской ласки, тепла и участия; и им особенно неприятно, когда какие-то незнакомцы так неделикатно отзываются об их внешности. Харя, конечно, та еще, но что ж ему теперь — развоплотиться?

По ходу дела он обиделся и на своего нанимателя: не мог пометить войска, подлежащие уничтожению, каким-нибудь крестиком или кружочком, или ниточку завязать. Обещанное вознаграждение не казалось ему больше таким уж существенным; за перенесенные страдания могли бы дать и побольше. Тем более, бог васипасов привык все-таки к почтительному обращению. Когда он возникал где-нибудь с целью напугать — он пугал; если желал сокрушить — крушил. Обычно при виде его смертные создания лишались чувств или ударялись в паническое бегство, или оказывали жалкое сопротивление, что в конечном итоге оборачивалось против них же самих. А такого свинства он никогда не видел. Ну, хоть бы кто-нибудь упал в обморок для приличия.