Помазала пальцем смоченным в вине его лоб и сказала следующее:

— Именем Тетраграмматона я нарекаю тебя создание из глины именем Рудольф! — Ты Рудольф! — воскликнула маменька.

После чего она взяла жезл и стала в воздухе выводить имя графа, вращая его над куклой. Воздух слегка затрещал, в нем проявилось имя из колдовского красного огня, надпись некоторое время висела в воздухе, освещая наши лица, а потом вошла в куклу и слилась с надписями на ней. Запахло гарью.

На наших глазах куколка ожила, заплакала детским еле слышным плачем, стала вращать руками и ногами. Мы были потрясены. Человечек в руках маменьки ожил!

— Ты Рудольф, — маменька показала его северу. — Ты Рудольф! — повторила маменька и показала его востоку. — Ты Рудольф, — маменька показала его югу. — Ты Рудольф, — маменька показала его западу.

После имянаречения она положила вольт на алтарь в пентаграмму головой на север. Новорожденный "граф" продолжал двигать конечностями и плакать.

Тогда мы приготовились ко второму этапу.

Порча была очень сильной и требовала долгих приготовлений.

Грета взяла алую свечу и стала натирать ее маслом при этом желая графу всех тяжких мук: — Да чтоб твое лицо съели черви Рудольф, чтобы покрылось плесенью, чтобы глаза повыпали, чтобы мозги усохли, чтобы тебя топили, чтобы тебя душили, чтобы тебя стрелою в затылок застрелили. — Таких пожеланий было около ста штук.

После такой травли матушка поставила свечку у изголовья куклы и зажгла ее при помощи Игниса — прошептала слово и провела над свечой рукой, тогда та загорелась. Маменька встала лицом к свече и скрестила руки на груди подобно Богине Моране.

— Не моими руками делаю колдовство, но руками Мораны. — Ее глаза засветились желтым, голос исказился, а сзади нас появилось нечто ужасное —вызывающее приступ паники, желание заткнуть уши и убежать. Это была она — богиня смерти. Она не принимала своего истинного лика, а словно дымом вошла в мать.

Глаза Греты сменили цвет — теперь они были бирюзовыми, яркими как две луны. Из них словно срывался пар, может быть даже иней иль холод, не знаю, а голос маменьки и вовсе преобразился — она говорила словно сама Морана, эдаким звонким шепотом, который эхом разлетался по всей пещере.

— Ekor; Ekoras; Azarak! Ekodim; Zomelak! Varvaros; Cernunos! Arada! Bagabi; Lavra; Wachabe; Lamos; Achababad, Karelliosi! Lamac; Lemac; Belial; Gabahagy; Sabalyos; Baryolas! Lagos; Gabiolas; Samahac; Athar; Gemiolas, Darrahya! MORTEM!!! (Смерть!!!)

Молниеносным движением маменька схватила рыбью кость с алтаря и вогнала куколке прямо в лоб, при этом она со злобой выкрикнула: "Сдохни Рудорльф!!!"

Игла пришпилила вольт к столу. Глиняный человечек застонал и стих.

— И да будет так!

Больше "Рудольф" не двигался.

После того как дело было сделано. Грета сказала, что свеча должна догореть, а кукла похоронена в подвале.

Помню, как мама закапывала ее в землю и читала заупокойную молитву: — Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen. — Так был закончен ритуал великой порчи. Теперь графу оставалось жить считанные дни.

Запись 10

Помню то хмурое утро хорошо. Рыжик сказала, что хочет ненадолго сбегать к деревне — встретиться с Юнтаром. Я пыталась ее переубедить, но знала, что она все равно пойдет, поэтому не стала ее отговаривать.

— Не беспокойся сестра, — успокаивала она, — мы встречаемся в лесу, на секретной опушке, помнишь, где мы затоптали Лиходея? Там нас солдаты не найдут.

— Сейчас неспокойные времена сестра, — Я остановила ее, чтобы поговорить. Не знаю почему. Что-то на душе было как-то тревожно. Не хотелось ее отпускать. Я сказала: — Сестра, в последнее время мы так мало говорим. Ты так увлечена Юнтаром, что все мысли твои только о нем.

— Веда, он очень милый. Юнтар читает мне стихи, дарит подарки. Мне весело с ним. Когда-нибудь мы сбежим!

— А как же его родители? Они знают?

— Я не уверена. Да и это не важно. Главное чтобы он был со мной.

— Ты же помнишь, что не должна вступать до первого шабаша в половую связь с мужчиной?

— Плевать мне на эти правила! — Проклятие сделала серьезными глаза, рассмеялась, закружилась вокруг себя. — Я сама ведьма и сама устанавливаю правила.

— Тебя отдадут в жены бесам!

—Враки! Я слишком красива для бесов... я красива Веда. Я знаю, что нравлюсь тебе, но мы должны прекратить, то что мы делаем по ночам... теперь я с Юнтаром.

Хотела тебя спросить, где ты этому научилась... да все стеснялась...

— Я подглядела за двумя ведьмами на шабаше несколько лет назад сквозь замочную скважину. — Ах как же я любила свою сестру о дневник. На этом свете не было для меня никого роднее и ближе... еще ближе... и еще ближе...

Маменьке это не понравится. — Я попыталась ее остановить. — Она ведь строго настрого запретила туда ходить. Ты же сама рассказывала про солдат! Ведьм ловят!

— Я аккуратненько Веточка — как лисичка, — продолжала кружиться Проклятие в очередном светлом платьице и волчьей шубе.

— Проклятие! — тогда помню, серьезно, сказала я. — Маменька знает, куда ты бегаешь, и ей, это не нравится. Ее палка уже на тебя не действует?

* * *

— Что мне палка, когда я парю на крыльях любви. Прощай сестра... я улетаю...

Отчетливо помню эти ее слова. Они навсегда врезались в мою память, словно вырубленные топором на сердце.

* * *

Помню, что чувство тревоги сводило меня с ума. Я не хотела ее отпускать. И хорошо помню тот вечер, когда из деревни прибежала испуганная Витка.

— Грета! Баба Грета!!! Ой беда! Беда-а-а-а!!! — кричала она, спотыкаясь.

— Что такое? Говори Вита! — взволнованная маменька стояла возле пещеры.

— Беда!!! Доченьку вашу! Дочку солдаты сожгли на костре, живьем! Я ничего не смогла поделать...

— Что ты такое трепешь?! Как сожгли?!! — у маменьки стали подкашиваться ноги. Вита ее поймала.

Мне стало так плохо, что я потеряла равновесие. Бросило в холод. Страх пробежал по всему позвоночнику, затошнило. Я отбежала в сторону. Схватилась за дерево. Стала задыхаться от боли и горя. Глаза намокли. В груди разлилась ноющая боль.

Я упала на коленки и зарыдала:

—Прокля-я-ятье!!!

"Твоя сестра поступила очень глупо, — послышался голос Апокрифезиса. — Не стоило ей встречаться с этим мальчишкой."

— Почему-у-у?! Почему ты мне не сказал?! Не предупреди-и-ил?! Ведь я могла ее остановить!!! — Я кричала как безумная, надрывая горло.

"Нет, не могла. Не остановила бы. Прости, но в Наших планах не было твоей сестры." — все, что сказал Он тогда вместо душевных слов поддержки.

А потом я почувствовала ее — ее — родную и милую Зеленоглазку. У меня началось видение, и я смогла увидеть все в ярких красках, так как оно случилось...

Запись сердца

Голые деревья сбросившие листву к зиме стояли укрытые хмурыми облаками, срывались хлопья белоснежного снега.

— Юнтар! Юнтар!!! — Рыжеволосая девочка 15 лет бежала по лесу в своем белом платье и шубке из волчьего ворса. — Юнтар?

Впереди показался ее возлюбленный. Он вышел из-за деревьев, но его вид не был радостным. Под глазами, словно нарисованные красными красками застыли мокрые разводы.

— Беги Проклятие!!! Беги любовь моя!!!

Из-за трухлявого толстого дуба выскочило несколько белогорских солдат. Их глаза наполняла ненависть: блестели жаждой наживы при свете тусклого зимнего солнца.

— Схватите ее!!! — крикнул один из них с бородкой по контуру подбородка. На его голове вместо шлема был кольчужный капюшон.

Один из солдат схватил Юнтара, заблокировав шею локтем. А двое других догнали сестру. Она попыталась атаковать их ударной волной, но сил хватило только на одного. Раззява свалился с ног и покатился по снегу.

Второго Проклятие попыталась ударить в пах, но защитная пластина уберегла его от повреждений. Он засмеялся, бросился на нее и ухватил за ворот шубы. Но Рыжик вырвалась, побежала в сторону леса. Там тоже уже поджидали солдаты, которые успели обойти сзади. Сестра испуганно схватила ртом воздух. С ее губ сорвалось облачко пара. Она схватилась руками за платьице и попыталась бежать в сторону деревни.