— Собираю материал для нового философского диспута.

— Какое очаровательное хобби!

— Что вас привело в мой дом?

— Меня пригласила Марго. Точнее, это я напросился в гости.

— Это я понял. Но в чем цель вашего визита?

Клим растерялся, он никак не мог сообразить, о чем его спрашивают. Потом он решил, что вопрос шутливый и попытался ответить на него смешно.

— Все дело в моем хобби. У джентльмена ведь должно быть хобби, не правда ли?

— Конечно. Обязательно. Но я бы хотел знать, в чем состоит ваше хобби, дорогой Клим?

— Каждый день перед ужином и до отхода ко сну я становлюсь джентльменом.

— И как, успешно?

— Полагаю, что у меня хорошо получается. Иначе бы я не стремился проделывать это каждый вечер.

— Простите, но я не улавливаю связи между вашим хобби и моей подругой.

Клим поднялся, надел цилиндр, развел руки в сторону и несколько раз повернулся вокруг оси.

— Красота, правда. У Марго обнаружился несомненный талант в разработке фасонов модных фраков и жилетов, а ведь без них нельзя прослыть настоящим денди. Коллекция специализированной одежды в доступной базе данных весьма ограничена. Вот и проблема! Не могут денди ходить в одинаковых фраках, все-таки это не спортивная команда. Я рассчитываю на помощь Марго. Раньше, таких, как она, называли модельерами или дизайнерами одежды.

— Неужели наши славные принтеры не справляются?

— Понимаете, э-э-э…

— Зимин.

— Спасибо. Понимаете ли, господин Зимин, настоящий денди никогда не наденет новую одежду. Я читал, что это считалось непростительной потерей стиля. Оказывается, новые фраки сначала давали поносить слугам, и только после того, как они со временем приобретали должную степень потрепанности, их передавали джентльменам. При этом, естественно, возникает ряд специфических проблем: одежду следует почистить, постирать, пришить оторванные пуговицы, устранить другие мелкие повреждения. Раньше люди так жили, сейчас это лишь фрагменты потерянной культуры. Незаслуженно забытой. Мы пытаемся возродить ее, но без помощи Марго сделать это затруднительно. В ее руках наше счастье. Как здорово, что она оказалась такой отзывчивой.

— Меня научила этим штукам мама. Говорила, что в жизни такое умение обязательно пригодится.

— Хорошая у вас была мама, — польстил Клим.

— Она и сейчас есть, только живет далеко.

— Передавайте ей привет!

— Обязательно, если встречу.

— Понятно, — сказал Зимин. — Позвольте задать еще один вопрос: мне послышалось, или вы действительно сказали, что читали книги про денди и джентльменов?

— А как же! Про них же иначе ничего не узнаешь. Кое-кто из наших пытался смотреть фильмы, но там ничего не понять, к тому же меня интересует середина XIX века, а кино тогда еще не изобрели.

— Вы меня заинтриговали. Читателя в наше время не часто встретишь.

— Нас много! — с воодушевлением сказал Клим. — Мне кажется, что вы, господин Зимин, должны обязательно присоединиться к нашему движению. У вас есть задатки, и к тому же вы можете в любой момент воспользоваться умениями вашей подруги.

Он раскланялся и отправился восвояси, оставив Зимину картонный прямоугольник, на котором были перечислены ближайшие планы реконструкторов жизни джентльменов. Предполагалось провести показательные вечера биржевой игры, посещения английского клуба и игорного заведения, обучение картежной игре, драматического театра, балета, оперы. На ближайшую пятницу был назначен настоящий бал-маскарад.

Зимин обещал подумать.

— Тебя так долго не было, — сказала Марго, как только за Климом захлопнулась дверь.

— Всего месяц.

— Меня выгнали из клуба и отняли бриллиант.

— Это не проблема, — сказал Зимин.

Он подошел к принтеру и вставил в щель свой жетон, вот и появилась возможность узнать, что изменилось в его жизни после того, как его определили в Центр. Неплохо было бы еще узнать, существует ли вообще этот Центр, или это всего лишь пустые разговоры. К его огромному удивлению и такой же огромной радости его заказ был выполнен без каких либо условий.

Марго была потрясена.

— Чем же ты занимался этот месяц, что делал? Где пропадал?

— Да так, побывал в одном месте.

— Надеюсь, это не связано с радиоактивностью?

— Нет.

— Мне страшно.

— Перестань. Жизнь налаживается, только и всего.

— Здоровье потерять легко, а восстановить трудно. Ты такой доверчивый.

— О чем это ты?

— Я волнуюсь за тебя.

— Все будет хорошо. Обещаю.

Зимину понравилось, как Марго его встретила. Он уже стал забывать, как это здорово, когда о тебе заботятся. Теперь вспомнил.

Прошло несколько дней, и Зимин стал привыкать к своему новому статусу. Правда, не придумал пока, как его правильно использовать. Внезапно обрушивавшаяся на него свобода оказалась неожиданно тяжелым бременем. Его уже назначили писателем, отныне он должен был сам решать, что делать и что писать. Он должен был отвечать за свои сочинения. Ему было страшно подумать о том, что с ним будет, если читателям не понравятся его тексты. Ему показалось, что было бы разумно в первое время показывать свои наработки Нау — или Наукоподобнову, так, наверное, было правильнее называть начальника, чтобы тот проверял его робкие попытки придумывать и сочинять. В конце концов, именно тот, кто заказывает создание выдуманной реальности, и должен оценивать ее качество. Но Нау молчал, пришлось Зимину самому его побеспокоить.

— Готов выполнить первое задание, — сказал он после того, как они обменялись приветствиями. — Но хотелось, чтобы вы посмотрели, правильно ли у меня получается?

— Чего? — спросил Нау и засмеялся.

— Я сказал что-то смешное? — удивился Зимин.

— Да.

— Что же именно?

— Понимаете, мы считаем, что вы способны сочинять без нашего контроля и, тем более, без наших подсказок. Интересно только то, что вы придумаете сами, особенно, если рассказанная вами история окажется по-настоящему оригинальной, непохожей на рассказы других людей. Если бы мы должны были подбрасывать вам темы и составлять планы, это сразу бы сделало вашу работу бессмысленной. Уверяю, что раскрыть заданную тему по предварительно утвержденному плану мы сумеем и сами, не привлекая к работе посредников. И не сомневайтесь, сделали бы это наилучшим образом.

Зимин был искренне удивлен тем, что обретенная им свобода, оказалась настолько безграничной.

— Что же мне делать? — спросил он.

— Придумывайте миры, и не приставайте с глупыми вопросами к занятым людям.

Этот разговор заставил Зимина изменить отношение к предстоящей работе. Ему пришлось признать, что теперь его существование зависило только от собственной воли. Так получилось, что отныне остальные люди, какое бы важное положение в общественной иерархии они не занимали, потеряли право контролировать его занятия и, тем более, указывать ему, о чем можно писать, а о чем нельзя. Если раньше он старался жить, соблюдая правила и понятия, которые диктовало ему общество, то теперь все условности оказались несущественными. Вот, скажем, он очень хотел стать писателем. Для этого, как он думал, ему надлежит выучить правила, по которым принято сочинять истории, познакомиться с важными людьми, связанными с литературой, войти к ним в доверие и заручиться их одобрением, после чего добиться права быть зачисленным в их коллектив. Естественно, на самую низшую ступень их сообщества. Постараться быть на виду, перенимать их приемы и навыки, и пробиваться наверх.

Так вот, оказалось, что все это ерунда. Ему нужно было просто сесть и писать. Зимин задумался, стал ли он уже сейчас по-настоящему свободной личностью, но с ответом затруднился, за месяц человек не может измениться так кардинально, даже если он знает, что изменились правила игры.