– Старик, пора! Клянусь честью, птицы, наверное, уже поймались. Я-то знаю, как их ловить.
Мы быстро пошли к клетке.
Куст находился на прежнем месте, но клетки не было.
Эдуард растерянно осмотрелся и вдруг зарычал от бешенства. Он приложил ладонь к глазам и страшно выругался. Я посмотрел вдаль. Там, мелькая по верблюжьим горбам берега и по синеве моря, улепетывал мальчишка. Он размахивал клеткой, напоминая ветряную мельницу. Эдуард сделал прыжок, но, вспомнив про свою астму, унаследованную от отца, махнул рукой.
– Черт возьми, – сказал он с мрачной улыбкой, – клянусь беличьей ротондой старухи, этот мальчишка далеко пойдет!
Он медленно поплелся домой.
Я шел следом за ним, корчась от приступов хохота.
Я вдыхал свежий морской воздух, защищая ладонью глаза от стеклянного осеннего солнца, оплетавшего сияющей паутиной пыльные, тяжелые сады.
В густой чаще их уже сквозили лимонные пятна акаций и коралловые – кленов.
1920
Беременный мужчина
На дорожной конференции Северной делегатка Кулаева, выступив в прениях по докладу дорздравотдела, указала на случай в вологодском приемном покое, где вследствие перегруженности работой врач в больничном листе поставил рабочему диагноз – «беременна».
На линии врачам приходится обслуживать в сутки до 150 человек.
Из одной стенограммы
– Следующий! Что у вас такое?
– У меня, товарищ доктор, нога болит.
– Нога? Давайте ее сюда. Покажите. Тэк-с. Сейчас я ее смажу йодом. Готово. Можете идти.
– Товарищ доктор! У меня болит правая нога, а вы намазали левую.
– Ерунда! Следующий!
– Зубы…
– Сейчас! Открывайте рот. Которые? Где мои щипцы? Раз-раз – и никаких зубов!
– Ой, батюшки! Да не то! Зубы, говорю, у моего Ваньки начинают резаться, так я…
– У Ваньки? Зубы? Давайте сюда Ваньку. Где мои щипцы? Которые зубы? Ну-ка, посмотрим. Очень странно: никаких зубов нету.
– Так они ж еще режутся.
– Режутся? А почему режутся? Как режутся?
– Режутся и режутся…
– Безобразие! Обратитесь в милицию, если режутся, – она расследует. А мне некогда. Следующий! Что у вас, гражданин?
– Не гражданин я, товарищ доктор, а гражданка.
– Все равно. На что жалуетесь?
– На тошноту жалуюсь. Опять же все время на солененькое тянет. Живот будто потяжелел.
– Живот, говорите? Примите касторки – всякий живот как рукой снимет, гражданин.
– Не гражданин я, а гражданка.
– Все равно. Дуйте касторку. Следующий. Что у вас, гражданка?
– Живот у меня… только я не гражданка, а гражданин.
– Это не важно. Который живот? Покажите! Где болит?
– Вот тут.
– Гм… Явная беременность… Через две недели придется вам, матушка, рожать.
– Так… я ж… не матушка… я мужчина…
– Ерунда! Не задерживайте. Все вы мужчины… Следующий!
– Товарищ доктор! Я извиняюсь, но все-таки это мне довольно-таки странно. Может, не беременность?
– Вот вам и странно. Сказал, что беременность, – значит, беременность. Нечего, нечего, матушка. Умела замуж выходить, умей и рожать.
– Так я ж… извините… холостой…
– Тем более. Надо было своевременно в загсе зарегистрироваться. А теперь пойдет волынка насчет алиментов. Следующий!
– Товарищ доктор! Как же это так: мужчина – и вдруг рожать! Нету таких пролетарских законов, чтоб трудящемуся мужчине средних лет полагалось рожать дитё! Не могу я с этим фактом помириться!
– Не задерживайте. Следующий!
– Что же мне теперь делать, несчастному? Чем же мне придется кормить моего малютку?
– Грудью кормить будете, известно чем. Следующий!
– Какая же у меня, извините, грудь? Так себе, одна видимость. Из нее не то что молока, даже чаю не выдоишь.
– Ладно, выдоишь. Некогда мне с вами возиться! Следующий!
– Так я же…
– Следующий! Нету у меня времени с вами, гражданка, возиться! Сто пятьдесят человек больных в приемной дожидаются. Не задерживайте! Приходите через две недельки рожать. До свидания. Сле-ду-ю-щий!
Шутки шутками, товарищи, но при такой нагрузке врачей нетрудно и до того докатиться, что весь мужской персонал на транспорте начнет рожать.
Тогда, чего доброго, всякое железнодорожное сообщение в республике прекратится.
Уж лучше бы какой-нибудь соответствующий мужчина раз навсегда родил мероприятие по разгрузке линейных врачей от непосильной работы…
Тогда бы всякую мужскую беременность как рукой сняло.
1926
Бородатый малютка
Год тому назад, приступая к изданию еженедельного иллюстрированного журнала, редактор был бодр, жизнерадостен и наивен, как начинающая стенографистка.
Редактора обуревали благие порывы, и он смотрел на мир широко раскрытыми, детскими голубыми глазами.
Помнится мне, этот нежный молодой человек, щедро оделив всех сотрудников авансами, задушевно сказал:
– Да, друзья мои! Перед нами стоит большая и трудная задача. Нам с вами предстоит создать еженедельный иллюстрированный советский журнал для массового чтения. Ничего не поделаешь. По нэпу жить – по нэпу и выть, хе-хе!..
Сотрудники одобрительно закивали головами.
– Но, дорогие мои товарищи, прошу обратить особенное внимание, что журнал у нас должен быть все-таки советский… красный, если так можно выразиться. А поэтому – ни-ни! Вы меня понимаете? Никаких двухголовых телят! Никаких сенсационных близнецов! Новый, советский, красный быт – вот что должно служить для нас неиссякающим материалом. А то что же это? Принесут портрет собаки, которая курит папиросы и читает вечернюю газету, и потом печатают вышеупомянутую собаку в четырехстах тысячах экземпляров. К черту собаку, которая читает газету!
– К черту! Собаку! Которая! Читает! Газету!! – хором подхватили сотрудники, отправляясь в пивную.
Это было год тому назад.
Раздался телефонный звонок. Редактор схватил трубку и через минуту покрылся очень красивыми розовыми пятнами.
– Слушайте! – закричал он. – Слушайте все! Появился младенец! С бородой! И с усами! Это же нечто феерическое! Фотографа! Его нет? Послать за фотографом автомобиль!
Через четверть часа в редакцию вошел фотограф.
– Поезжайте! – задыхаясь, сказал редактор. – Поезжайте поскорее! Поезжайте снимать малютку, у которого есть борода и усы. Сенсация! Сенсация! Клянусь бородой малютки, что мы подымем тираж вдвое. Главное только, чтобы наши конкуренты не успели перехватить у нас бородатого малютку.
– Не беспокойтесь, – сказал фотограф. – Мы выходим в среду, а они – в субботу. Малютка будет наш. Мы первые покажем миру бакенбарды малютки.
Но те, которые выходили в субботу, были тоже не лыком шиты.
Впрочем, об этом мы узнаем своевременно.
На следующий день редактор пришел в редакцию раньше всех.
– Фотограф есть? – спросил он секретаря.
– Не приходил.
Редактор нетерпеливо закурил и, чтобы скрасить время ожидания, позвонил к тем, которые выходили в субботу:
– Алло! Вы ничего не знаете?
– А что такое? – наивно удивился редактор тех.
– Младенец-то с бородой, а?
– Нет, а что такое?
– И с усами. Младенец.
– Ну да. Так в чем же дело?
– Портретик будете печатать?
– Будем. Отчего же.
– В субботку, значит?
– Разумеется, в субботу. Нам не к спеху.
– А мы – в среду… хи-хи!
– В час добрый!
Редактор повесил трубку.
– Ишь ты! «Мы, говорит, не торопимся». А сам небось лопается от зависти. Шутка ли! Младенец с бородой! Раз в тысячу лет бывает!
Вошел фотограф.
– Ну что? Как? Показывайте!
Фотограф пожал плечами:
– Да ничего особенного. Во-первых, ему не два года, а пять. А во-вторых, у него никакой бороды нет. И усов тоже. И бакенбардов нету тоже. Пожалуйста!
