Я хотела спросить Шерон, каково ласкать устами влагалище другой девушки. От этой мысли по моей спине пробежала дрожь. Я даже возбудилась. Мне не хотелось лизать ее, но я представила что Шерон лижет меня, мое раскрытое влагалище. Мысль о том, что она получает удовольствие от моей влажной прелести, не на шутку взволновала меня. Я представила голову Шерон между своих ног, длинные светлые волосы ниспадали мне на живот, пока девушка раздвигала срамные губы и подлизывала мои подношения.

— Я пойду спать, — заявила она, допив кофе. — У меня занятия с самого утра, и я немного устала.

— Хорошо. Я тоже устала. Постель застелена, но боюсь, что настольная лампа не горит.

— Пустяки, — Шерон зевнула, когда я поднялась.

— Увидимся завтра — выспись как следует.

Смотря ей вслед, я снова задумалась над тем, почему она предпочитает собственный пол. Сейчас, когда у меня появился странный интерес лесбиянкам, хотелось узнать, о чем думает Шерон, когда идет по улице и видит хорошеньких девушек. «Она должна смотреть на девушек точно так же, как на них глазеют мужчины», — задумчиво бормотала я про себя. Разглядывает ли она выпуклости грудей? Думает ли о том, какие у девушек соски? Мечтает ли о горячих, влажных срамных губах под короткими юбками?

Забравшись в постель, я накрылась стеганым одеялом и обнаружила, что мое собственное влагалище очень сильно намокло! Неужели мысль о том, что Шерон лижет меня в этом месте, вызвала поток девичьих соков? Или, возможно, тут виновата мысль о том, что меня лижет кто-то другой, взяв клитор устами? В любом случае, я все разузнаю о юной Шерон и о ее лесбийских думах.

Глава пятая

На следующее утро Шерон поднялась рано, приняла душ и стала собираться в колледж. Выбравшись из постели, я надела халат, спустилась вниз, вошла на кухню и обнаружила, что она сидит за столом в лифчике и трусиках и жует кукурузные хлопья.

У Шерон было хорошее тело — стройное, с нужными изгибами, упругая кожа дышала свежестью и не имела изъяна. Груди были полны, хорошо округлены и, мне представилось, очень тверды. Когда она встала и отнесла миску к раковине, я заметила выпуклость на красных трусиках, и у меня возникли странные мысли о ее срамных губах, влажной девичьей плоти, устроившейся между ними, клиторе, влагалище.

Образ моих мыслей менялся, отклоняясь от прямой и узкой социальной нормы, в духе которой я воспитывалась. Меня сейчас волновала Шерон — ее юное влагалище, должно быть, горячее, влажное и очень тугое, внутренние губы маленькие и лишь немного выступают наружу из хорошенькой щели, клитор, защищенный красивой розовой оболочкой твердый и всегда готовый к мастурбации, возбуждению и оргазму. Подстригала ли она волосы на лобке? Или сбривала его полностью, как я?

«Но почему меня преследуют такие мысли? — спросила я себя. — Что со мной происходит? Почему я, женщина, предпочитающая другой пол, мечтаю как о влагалищах и твердых грудях молодых девушек, так и о длинных, толстых пенисах мужчин?»

— Ты хорошо выспалась? — спросила я, наполняя чайник и думая о том, мастурбировала ли Шерон до того, как встала: засовывала ли изящные пальцы между набухших срамных губ и массировала ли клитор до извержения, строя фантазии о моей влажной прелести.

— Да, очень хорошо, — ответила она, поворачиваясь ко мне, ее блестящие золотистые волосы ниспадали на обнаженные плечи. — Надо исправить лампу на ночном столике, чтобы можно было читать в постели.

— Видно, перегорела лампочка, — ответила я. — Где-то есть запасные лампочки — наверное, под лестницей.

— Я поищу потом.

Ее соски выдавались через красный кружевной лифчик, и я подумала, каково будет взять их в рот, сосать, возбуждать языком. Мне снова пришла в голову мысль о том, чтобы заманивать не только мужей, но и жен в свою берлогу и соблазнять их. Но мне нужен опыт — сексуальный опыт с женщинами, прежде чем пытаться соблазнять их. Я желала, отчаянно жаждала заполучить в горячий рот трепещущий в оргазме клитор. В моем сознании проносились живые картинки раскрытого влагалища Шерон, прижатого к моему рту. Я почувствовала, как раздуваются срамные губы моего влагалища, как внутри все переворачивается. Я желала Шерон, ее тело, влагалище. Я не понимала хода моих мыслей и того, как они возникали в голове. Черт возьми, что со мной происходит?

— Я лучше пойду, — сказала она, улыбнувшись, и отбросила волосы от искрящихся голубых глаз.

— Когда у тебя заканчиваются занятия? — спросила я, пытаясь удержать себя от желания протянуть руку и ущипнуть Шерон за грудь, взять рукой выступ в ее трусиках.

— Точно не знаю. Либо в середине, либо в конце дня. Не знаю, какие у меня сегодня занятия. Кстати, вот почта, — добавила она, указав на стол, и вышла.

На столе, тая угрозу, лежал белый конверт. Я инстинктивно угадала, что это, разорвала конверт и прочитала следующее:

«Спорю, ты спишь и видишь, как Джим трахает тебя во влажную щель! Но ему больше нравится щель Кэролайн, ты это знаешь, разве не так? В постели от тебя все равно не было толку, ты это также хорошо знаешь. Ты проиграла!»

Скомкав листок бумаги, я отправила его в мусорную корзину. Черт возьми, с какой целью мне посылают эти записки? Я терпеть их не могла, презирала их! Я хотела навсегда выбросить Джима и Кэролайн из головы — забыть всю боль. Час их погибели настанет. Но зловещие записки, мучившие меня, могли продолжаться вечно.

Шерон ушла, надев укороченные джинсы и тенниску с «Роллинг-стоунс». Снова задумавшись о том, удастся ли ей понравиться, я наблюдала за Шерон из окна гостиной. Гладкие бедра смотрелись изящно, без изъяна, упругие ягодицы заполняли джинсы. Раздумывая о том, не посвятить ли ее в свои планы разрушения брачных союзов, я мыслями вернулась к свободной комнате и взяла телефонную книгу.

— Сейчас нет большого спроса на кровати и гардеробы, — откровенно заявил мне мужчина из магазина подержанной мебели.

— Вы утверждаете, что нет спроса, чтобы сбить цену на мой товар и нагреть руки? — возразила я.

— Назовите мне адрес, и если вы согласны, я приеду через полчаса, чтобы определить цену, — беспристрастно ответил он.

Я поняла, что меня вот-вот обдерут как липку. Этот мошенник явно хотел быстро обогатиться, но у меня не оставалось выбора. Комнату надо было освободить и переделать в вертеп — берлогу для порока.

Мужчина из магазина явно заинтересовался, раз прибыл на десять минут раньше. Осмотрев мебель, он втянул воздух сквозь поджатые губы и покачал головой, словно намекая, что всему этому грош цена. Мужчине было лет двадцать пять, выглядел он неплохо, и я никак не могла решить, стоит ли соблазнять его. На нем были облегающие джинсы — слишком тесные, судя по размерам выступа. «А не захочется ли ему, чтобы я вытащила его член, отсосала головку, осушила яйца и выпила подношения?» — раздумывала я. В утвердительном ответе не оставалось сомнений!

Мужчине хотелось, чтобы я почувствовала себя виноватой за то, что вытащила его сюда осмотреть, как ему казалось, кучу хлама. Он предложил мне двадцать фунтов за все, бормоча о выброшенных на ветер деньгах. «Ублюдок! — подумала я, смотря на почти новый диван. — Интересно, есть ли у него жена?»

— Сойдемся на пятидесяти, и я дам кое-что в придачу, — я улыбнулась, и мой халат приоткрылся спереди.

— Пятьдесят? Что еще… Что вы дадите в придачу? — переспросил мужчина, с удивлением глядя на мою щель, набухшие, выступавшие срамные губы.

— Что вы хотите? — игриво спросила я, приподнимая брови и широко улыбаясь.

— Гм… у меня нет при себе пятидесяти фунтов.

— Тогда забирайте мебель и давайте мне двадцать, — я улыбнулась и запахнула халат, пряча свой товар.

— У меня найдется тридцать, — радостно сказал он, протягивая три бумажки по десять фунтов.

— Вот это другое дело! — воскликнула я, хватая бумажки и засовывая их в карман халата. — Не буду мешать вам вытаскивать эту мебель, — добавила я и вышла.