Пишу тебе эти строки, дабы засвидетельствовать моё почтение и сообщить об отбытии из Нави. Моя наставница г-жа Олириэн вместе с прочими зодчими отправляется в Явь на поселение и предложила мне присоединиться к ним. Я, поразмыслив, приняла её предложение. С тех пор как я имела несчастье навлечь на себя твою немилость, ты для меня потеряна навеки. Таким образом, здесь меня более ничто не держит, а на новом месте у нас, без сомнения, будет немало работы по возведению жилья для наших соотечественников-переселенцев. Оставаться в Нави или перебираться в Явь – решать тебе, но я не советовала бы делать это прямо сейчас: поначалу там может быть небезопасно в связи с военными действиями. Когда обстановка станет более или менее спокойной, можно будет подумать и о переезде. Я же еду вне зависимости от обстановки по соображениям своего долга. Желаю тебе и твоей дочурке всего наилучшего.

Засим остаюсь преданной тебе всем сердцем вопреки расстояниям и разлукам. Леглит».

– Только ты у меня и осталась, моя радость, – сдавленно и горько вздохнула Темань, прижимая к себе тёплое тельце дочки. Та цеплялась ручками за её серьги и тянула, но Темань даже не чувствовала боли в мочках ушей. – Ты, Онирис, только ты одна, единственная. Моё главное сокровище. Ты для меня – больше, чем что-либо на свете.

На следующее утро дом доложил о приходе гостя – некого мужчины, представившегося Кагердом. Темань, только что поднявшаяся с постели и наскоро умывшаяся, занималась дочкой, а потому не могла немедленно выйти к посетителю.

– Дом, впусти этого господина и попроси его немного подождать в гостиной, – сказала она. – Предложи ему чашечку отвара и завтрак – сырные лепёшечки, ореховое печенье, яйца всмятку, булочки с маслом и мёд. Я скоро буду.

«Слушаюсь, госпожа».

Покормив Онирис, она переложила её из колыбельки на огороженную перильцами площадку, полную мягких игрушек. Малышка уже ползала и хватала всё, что попадалось ей под руку. Места в этом вольерчике для её игр было достаточно, а перелезания через высокие перильца Темань не опасалась: Онирис ещё не умела пользоваться хмарью в качестве ступенек и мостиков. Убедившись, что дочка занята игрушками и может некоторое время побыть одна, Темань спустилась к раннему гостю.

Тот сидел за столом и маленькими глотками прихлёбывал отвар, но к угощению не притрагивался. При появлении Темани он встал на ноги.

– Доброго утра тебе, госпожа. Прости, что беспокою тебя в столь ранний час...

Одет был гость в чёрный кафтан, из-под которого белел воротничок рубашки с небольшими и скромными кружевами. Покрой самый простой, но ткани хорошие, недешёвые: судя по всему, утренний визитёр умел одеваться и обладал недурным вкусом. Уж в чём в чём, а в этом Темань разбиралась. Светлая, с тёплым рыжеватым отливом волнистая грива спускалась ему до самого пояса и поражала своей густотой. На кончиках заплетённых в косицы передних прядей поблёскивали подвески-зажимы с голубыми топазами – как раз под цвет прозрачных, прохладных глаз незнакомца. Возраст? Темань определила бы его как зрелый: гость был отнюдь не стар, статен и широкоплеч, с густыми бровями вразлёт и тонким носом с чуткими ноздрями. Губы уже начинали утрачивать юношескую пухлость и сочность, но рот его ещё носил признаки былой чувственности. На щеках и подбородке он позволял себе однодневную щетину, которая золотилась едва заметной дымкой.

– Моё имя – Кагерд. Не требуется ли тебе помощник для присмотра за ребёнком?

Темань озадаченно нахмурилась. На юношей из той конторы по подбору нянек гость не походил: он был существенно старше их, да и слащавостью его внешность не отличалась. Хорошее, мужественное лицо с пристально-пронзительными, честными, совсем не хищными глазами... Одет отменно, подвески на косицах недешёвые, опять же: топазы великолепные, чистейшей воды. Перстни на холеных пальцах. Няньки таких не носили, не по карману этим молодым навиям были драгоценные украшения.

– Что-то мне подсказывает, что ты – не присмотрщик за детьми, – молвила Темань, чуть двинув бровью.

Кагерд улыбнулся, отчего его приятное, открытое лицо стало ещё привлекательнее.

– Ты проницательна, госпожа. Да, ты права, я не из этих ребят. Но я знаю, что у тебя есть малышка, и хотел бы взять на себя часть забот о ней, дабы ты в скорейшем времени могла вернуться к работе.

– Позволь, но откуда ты знаешь об этом и почему именно мне ты предлагаешь свою помощь? Мы разве знакомы? – недоумевала Темань.

– Извини, госпожа, я не представился полностью, – молвил Кагерд. – Я – отец Тирлейфа, а значит, твоя девочка мне некоторым образом не чужая.

Так вот откуда эта простая изысканность и вкус, дорогие украшения... Тирлейф упоминал, что его отец – один из наложников Дамрад.

– Это Владычица послала тебя? – с некоторым напряжением спросила Темань.

– Нет, я с недавнего времени отпущен ею на все четыре стороны, – спокойно и просто ответил Кагерд. – Великая Госпожа расщедрилась на приличное приданое, чтобы я мог прийти в дом возможной супруги не с пустыми руками. Не беспокойся, в мужья тебе я не набиваюсь, – добавил он с усмешкой. – Просто хочу сказать, что обузой я не стану, и тебе не придётся кормить меня на средства из своего кармана. Всё, чего я хочу – это быть рядом с крошкой, с родной кровинкой моего сына. Никакой платы мне за это не нужно.

Разговаривал он приветливо и мягко, с чуть приметным намёком на улыбку в уголках губ, но в глубине его светлых глаз таилась печаль. Глядя на него, становилось ясно, в кого Тирлейф такой славный парень. И откуда печаль, Темань тоже догадывалась...

– Прошу тебя, присаживайся, – пригласила она гостя. – И не стесняйся разделить со мной завтрак. Я должна немного подумать...

– Благодарю, сударыня, – поклонился Кагерд.

Сев на своё место, он взял с блюда сырную лепёшечку, а Темань подлила ему в чашку ещё отвара и предложила сливки. Кагерд учтиво отказался: он пил без добавок.

О чём думала Темань, вынимая ложечкой из крупного яйца вкусный текучий желток и поедая его вприкуску с булочкой с маслом? Ей думалось, что судьба всё же не так безжалостна и способна не только отнимать. Она отняла у неё книгу, но подарила дочку. Забрала Леглит, но сдружила с Хаград. Самая невыносимая потеря ещё не состоялась, но уже рвала ей душу своей близостью и возможностью. Каждый день, открывая глаза, она молила Марушу о том, чтобы не сбылись предчувствия, гвоздями вбивала в призрак утраты твёрдое «нет, этого не будет». Теперь ей хотелось, чтобы и на сердце Кагерда никогда не легла кровоточащая рана.

Она подвела его к огороженной площадке, где Онирис трепала и жевала плюшевого птицеящера. Вынув малышку вместе с игрушкой, она передала её Кагерду, и в его больших тёплых руках девочка не испугалась – даже не пикнула, только уставилась с любопытством в лицо незнакомца. Печаль растаяла в топазовой синеве его глаз, улыбка расцвела широко и белозубо.

– Ах ты, радость моя родная... Как на Тирлейфа похожа!

Кагерд обращался с ребёнком умело, ласково, и Онирис не боялась его, хотя обычно настороженно относилась к незнакомым. Часто приходившую в гости Хаград она принимала в круг друзей постепенно, понемногу, а Кагерда почти мгновенно признала своим, будто чуяла родную кровь. Когда на её личике засияла улыбка от уха до уха, у Темани не осталось сомнений.

– Что ж, думаю, ты можешь остаться, – сказала она. – Буду очень признательна тебе за помощь. Тирлейф пришёлся мне по душе, и я рада познакомиться с его отцом.

– Я счастлив, госпожа, – чуть поклонился Кагерд, бережно и нежно прижимая к широкой груди внучку. Онирис просто утопала в его могучих объятиях, тянулась к его гриве, норовя уцепиться и дёрнуть за косицы.

– Береги волосы, она хватается за всё, что не приколочено, – засмеялась Темань.

Ей вдруг стало легче, как будто незримое крепкое плечо послужило ей опорой. Оставшись одна, она вынуждена была искать и черпать силы внутри себя – сквозь стиснутые зубы и загнанные вглубь груди невыплаканные слёзы. Она и сейчас брала силы из своей души, но теперь чувствовала, что их стало больше.