Скакун еще брыкался. Его дыхание было хриплым, умученная морда поднималась над водой. Лесли сумела освободить ногу от стремени и встать в полный рост. Девушка была вся мокрая. Она стояла по грудь в воде. Марат видел под одеждой очертания ее тела. Лесли обошла любимца и из последних сил держала его голову. Конь заржал. Его глаза, полные смертного ужаса, смотрели на наездницу. Он понимал, что предал ее.

- Камир, что с тобой? - спросила Лесли. - Ты пытался меня убить.

На губах животного выступила кровавая пена.

- Камир, вставай, здесь могут быть крокодилы, - взмолилась девушка.

Конь моргнул. Его дыхание стало ровнее, глаза успокоились. Намон вытащила булавку из его груди. Благородное сердце погибло.

- Камир, - еще раз позвала Лесли. Она почувствовала, как отяжелела его голова, а мышцы шеи ослабли. Судорога кончалась. Он больше не мутил воду. В его гриве запутались розовые кувшинки.

- Камир, - заплакала девушка, поняв, что он умирает. - Камир, чем ты заболел? Что с тобой случилось?

- Смотри, - сказал Марат.

Лесли вскинула голову. Сначала она не поняла, кого видит, и ее лицо выражало только удивление.

- Смотри, - Марат указывал на коня, - сейчас его глаза погаснут. Душа уйдет из них. Его там больше не будет. Он убежит от тебя и даже от меня.

Марат раздраженно рассмеялся.

- Когда убиваешь, так всегда, - добавил он. - Их глаза просто гаснут. Глаза моей матери и глаза расстрелянного крокодила. Всегда одно и то же.

Марат через голову стянул майку и повесил ее на ближайший куст, потом спустил вниз шорты. Его фаллос был полурасслаблен, но темная головка уже выглядывала наружу. Он раздевался и наблюдал за Лесли. Страх заставил ее зрачки расшириться. Горе сделало ее глаза влажными. Ее щеки раскраснелись от скачки. Она не была в оцепенении, но не знала, что делать. Она обнимала шею умирающего коня и неотрывно смотрела на Марата. Спелый плод, который можно сорвать.

- Ты это сделал, - поняла Лесли.

- Не я, - ответил Марат. Бросил шорты на ветки куста. - Это сделала старуха Намон, ведьма вуду.

Он вошел в озеро. Конь умер. Лесли хватило сил одной рукой закрыть его глаза. Она отступила назад, и морда животного ушла под воду. Над Камиром сомкнулись кувшинки. Лесли вытерла заплаканное лицо мокрыми руками. Она не знала, что капли на лбу и на губах делают ее еще более соблазнительной.

- Куда же ты? - спросил Марат. - Там могут быть крокодилы.

- Лучше крокодилы, чем ты, - ответила девушка.

Марат рассмеялся.

- Они нас не тронут, - сказал он. - Этого не хочет Намон.

Лесли сделала еще шаг назад. Дно становилось все глубже, она оступилась, взбила воду руками. Ее волосы намокли.

- Ты не умеешь плавать, - улыбаясь, констатировал Марат.

- Если ты тронешь меня, - ответила она, - то...

- Ты ведь знаешь, что трону, - прервал ее Марат.

Они были совсем близко. Лесли снова шарахнулась назад, начала тонуть. Он поймал ее за руки, и они закружились в неспокойной воде. Марат был намного быстрее и сильнее. Ему не мешала одежда. Лесли даже не могла оцарапать его.

- Все узнают, что ты меня изнасиловал, - сказала она.

- Нет, - прошептал Марат. - Намон уже запечатала твои уста. Ты просто будешь странной в следующие дни. Все спишут это на смерть Камира. А потом от имени Марти я пришлю Сангаре твои грязные трусики. И тогда все все узнают. Но никто не подумает на меня.

Он прижал ее к себе. Сквозь ткань жокейского костюма она почувствовала его член. Она поняла, что ее жизнь кончилась.

- Пойдем на его труп, - пригласил Марат. - Он еще теплый.

Глава четвертая

ПЕЧАТЬ КАИНА

Было первое сентября. Во французском колледже начался новый учебный год - третий для Марата. Подросток шел домой, чувствовал под ногами мягкую пыль, в которую за засушливое лето превратилась глина, и думал о белой девушке, которую он изнасиловал с помощью колдуньи Намон.

Лесли погибла полгода назад. Она вышла из проходной колледжа, прошла мимо машины, в которой ее ждал Джим, сделала три шага к середине дороги и попала под патрульный бронетранспортер. Водитель даже не видел ее. Он остановился, потому что солдаты сверху начали ему кричать о том, что произошло. Огромные ребристые колеса вездехода оставили от Лесли мокрое пятно, руку и клочок волос. Ее фотография, затянутая черным крепом, все еще висела в холле на втором этаже колледжа.

Сегодня, в своей приветственной речи, директор опять помянул ее смерть. Пятьсот человек минуту молчали в ее память. Никто из них не знал, что это было самоубийство. Никто из них не знал, что Сангаре сжег в камине письмо, склеенное из газетных букв, и белые трусики, испачканные девственной кровью. Лесли осталась чистой. Она умерла, как член их неприкосновенного белого круга. Ей поставили трогательный памятник на католическом кладбище, а в ее гроб положили фрагмент уздечки ее любимого коня, который она носила после его смерти. В минуту молчания Марат слушал их безмолвие, и ему хотелось закричать: "Это я, я имел ее, я заставил ее выйти на дорогу". Но он не мог. Его держали за горло ледяные руки страха. Все чаще он видел спонтанную неприязнь в глазах других людей. Он знал, что если признается, ему поверит каждый, и суд будет скорым.

Поворачивая на свою улицу, Марат оглянулся. У него за спиной был Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Вечный купол собора кутался в облаках и молчал. Он имел право на почести - под своим титаническим каменным телом он мог собрать все молчание во имя всех умерших. Он видел и хранил. Он знал. Не вмешиваясь, не сострадая и не ужасаясь, он составлял перечень преступлений Марата. Подростка передернуло. Он пошел дальше, заставив купол скрыться за нагромождением крыш бедняцких хибар.

Калитка дома Роберта была открыта. У забора стоял обшарпанный микроавтобус. Марат никогда еще такого не видел. Он в удивлении замедлил шаги. Во дворе были люди. Подросток слышал их голоса. Женщины. Несколько женщин. Говорят спокойно. Марат вспомнил, как женщины приходили в этот дом после того, как он убил свою мать.

Из калитки, вытирая руки, вышел доктор Анри. Француз был в простой белой рубашке, под мышкой - кожаный портфель.

- А, Марат, - приветствовал он. - Я сожалею. Роберт умер.

Подросток замер. Он ожидал этих слов с тех пор, как услышал голоса во дворе, но новость все равно вызвала в нем странное оцепенение. Роберт бил Марата палкой и плакал на похоронах Камилы. Роберт считал мелочь на сморщенной ладони, пил виски, сидел на крыльце, мочился на грядку за домом. Роберт три раза в день кормил кур и пару раз в неделю ходил в кабак. Он рассказывал, как видел Папу Римского. Утром и вечером Марат слушал, как старик бродит внизу, роняет свою клюку, матерится. И вот он умер, а Марат не заглянул в его глаза, не успел отомстить за жалость и за длинные фиолетовые синяки, которые он носил на своих бедрах все детство.

- Давно? - спросил Марат.

Анри выглядел, как состарившийся юноша. Он был небольшого роста, со вздернутым носом и морщинками вокруг глаз.

- Час назад, - сказал он. - Его уже переодели и прибрали.

Француз провел влажными ладонями по коротко стриженным черным волосам.

- Скорее всего, это был тромб в мозгу, - добавил он. - Старик успел позвать меня и написать завещание.

Несколько секунд Марат вдумывался в услышанное. Завещание.

- А чей теперь будет дом? - спросил подросток. Он заглянул в проем калитки. Женщины были монашками. Они спокойно и деловито разбирали все, что находилось во дворе. Куры уже сидели в переносных клетках.

- Роберт почти все завещал святому ордену Клариссы Ассизской, - ответил Анри.

Марат подумал, что бог решил отнять у него его дом.

- Мать-настоятельница думает, что здесь сделают аптеку для бедняков, - добавил француз.

Марат его уже не слушал.

- А мои вещи? - поинтересовался он.

- На втором этаже еще ничего не трогали, - ответил доктор.