Может, из-за возраста и не закосневшего сознания, а может, по причине отсутствия профессионального гонора он и меня принял нормально. С легкой долей настороженности, зато без желания смотреть свысока. И идею создания первого в России передвижного госпиталя, со всем необходимым, принял на «ура». Наверное, потом крупно пожалел. Инициатива в армии наказуема. Подставился – получай. Миних выправил разрешение баловаться экспериментами вволю, однако в корпусе Ласси и без малейшей финансовой помощи. Как хотите, так и выкручивайтесь.
С одной стороны – повышение, назначен генерал-штаб-доктором Донской армии, с другой – все придется начинать сначала и налаживать на пустом месте. В общем, как на это посмотреть: то ли повышение, то ли тонкий намек, чтобы не лез в будущем без приглашения. Вроде обиды не держит.
– Попробуем, – пробурчал доктор, щупая под богатую ругань бледного поручика Загряжского. Когда он сюда добрался, я и не заметил. – Да перестаньте, – поморщился Кондоиди. – Считайте, легко отделались…
Офицер под его пальцами взвыл от боли.
– …Три ребра сломано. К счастью, внутренних повреждений, похоже, нет. Тугая повязка, и через пару месяцев будет в лучшем виде.
– Так долго? – изумился Загряжский.
Очень ему охота в первые ряды, за подвигами. Я бы только радовался случаю отдохнуть.
– Не только операции, – сказал мне доктор, попуская недовольное восклицание офицера мимо ушей, – но и во многих случаях наложение гипсовых повязок должно производиться при наличии анестезирующих средств.
Он, конечно, прав, но еще несколько лет назад ничего этого не имелось в принципе. Ни морфия с обезболиванием, ни эфира для той же цели, и уж совершенно точно – гипсовых бинтов. Уж в этом отношении я науку и медицину всерьез двинул вперед.
– Внутривенное эфирование еще в стадии разработки и крайне опасно. Собаки умирали при введении в бедренную артерию.
– Эй, – озабоченно осведомился Загряжский, – а мне чего всадили?
– Пока все в стадии проверки, и вдыхать – наиболее удачное решение. Но это не позволяет максимально точно рассчитать потребную дозу.
– Вы слышите меня?
– Помолчите, – потребовал нетерпеливо Кондоиди.
– Как это молчать? Я пока помирать не рвусь.
– Никто больше призрения не заслуживает, как болящий солдат, о покое и выгодах которых обязаны все чины вообще иметь радение, – охотно провозглашаю. – Штаб-медику важно не только часто, но и ежедневно оных посещать. А тем болящим и раненым положено помалкивать, что бы с ними ни творили.
– Издеваетесь! Я тебе припомню, Михаил! – крикнул Загряжский уже в спину.
– Наша профессия…
Это он и меня к ней причислил, или такое обобщение про врачей?
– …требует постоянно искать все, чтобы восстановлению служить могло, без упущения времени делано, а вред, происходящий заблаговременно, предупрежден был.
– Если знание есть, то им надо либо пользоваться, либо передавать другим, – отвечаю честно. – Поступать иначе, значит, обесценивать его и пойти против божеских заповедей. Но существуют очень многие доктора, не утруждающие себя изучением ясных и простых инструкций. Уж не знаю, из каких соображений они считают свои идеи правильнее чужих, пренебрегая проверкой. Образование не всегда добавляет ума в голову.
На нас вынесло генерал-фельдмаршала Ласси, знакомящегося с последствиями нападения. Он выслушал подобающий доклад и отчетливо скривился. Добрая половина нашего отряда погибла или не способна в ближайшее время сражаться.
– Кто отвечал за караул?
– Капитан Фарен, – доложил один из свитских.
– И где он?
– Убит.
– Очень жаль, – желчно провозгласил Петр Петрович. – Я бы его повесил за случившееся. Проморгать у себя под носом противника! А, Ломоносов, – сказал внезапно, будто до того в упор меня не замечал, – это же вы хотели уменьшить количество повозок.
Я промолчал, суждение явно риторического толка.
– А ведь если бы не кинулись грабить, – он обвел широким жестом валяющиеся в грязи вещи, – мы бы все погибли. – И хрипло засмеялся, поддержанный неуверенными смешками стоящих рядом офицеров. – Но если бы ехали быстрее, могли и не встретить! Десять тысяч рублев имущества пропало! – вскричал тоном обиженного ребенка.
Между прочим, генерал-фельдмаршал получает восемь с лишним тысяч рублей в год жалованья. Министры не могут таким размером выплат похвастаться. Хотя, конечно, в высшей степени обидно. Я бы тоже злился.
– И ведь что наделали скоты. – Он пнул валяющуюся под ногами расшитую подушку. – Не столько унесли, сколько испортили добро.
Я так и не понял, какие выводы сделаны. По мне, обычный случай, и хорошо, что так закончилось. Дикое поле рядом, война. Нечего шляться с таким мелким подразделением генералам.
– Ну как? – спросил Гена, когда после быстрой ревизии запасов я дополз до старого места и плюхнулся на задницу.
Сухари и прочие продукты налетчиков не интересовали. Почти ничего не пострадало, за минусом заляпанного кровью повара ящика. Вот шелка, дорогое оружие и прочие табакерки с серебряными чашами они с удовольствием уволокли. Если казаки кого и догнали, возвращать имущество и не подумали. Самим пригодится. Такие здесь правила. Кто взял, тот и владелец.
– Знаешь, я даже не успел испугаться, – не переспрашивая, а прекрасно соображая, о чем он, отвечаю. – Сначала смотрел без понимания, а затем стало некогда. Крутись, пока башку не отрубили.
– Ну и хорошо. В кусты не кинулся, значит, будет из тебя толк. Тот, кто выживает после парочки первых боев и не празднует труса, становится настоящим бойцом, а не подставкой для мундира. С боевым крещением, Михаил!
Глава 4. Начало осады
Мимо кучки офицеров, пристально наблюдающих за происходящим, с бодрым топотом прошагала колонна, нагруженная всевозможным копательным, то есть шанцевым инструментом. Это на картинках и в инструкциях, да в столице солдаты все браво смотрятся в красивых мундирах. В полевых условиях быстро превращаются в стаю оборванцев.
И это не вспоминая о том, что сукно, из которого пошиты мундиры, окрашивалось в разное время и изначально было не одинакового цвета. Хотя в целом некое приблизительное единообразие наблюдалось. Однобортный кафтан до колен в пехоте и гарнизонной кавалерии темно-зеленый. У драгун синий воротник. Обшлаг красный у всех.
Направлялись они строить апроши. По ходу мне приходилось срочно разучивать военную терминологию и жаргон. Ни прошлая, ни нынешняя жизнь не подготовили нужного словарного запаса заранее. Эдакие зигзагообразные окопы с внешней насыпью, служащие для скрытного приближения к крепости и осадным батареям. Почему нужно употреблять именно французское слово вместо русского особого секрета не составляло. Как и многое другое, заимствовано в Европе и попало в Россию посредством иностранных военных, принятых на службу.
Положа руку на сердце, выбора-то особого не имелось. Отечественные специалисты по новому строю в петровские времена отсутствовали напрочь. Правда, и вербуемый контингент не был красой и гордостью своих стран, иначе нашел бы службу поприличней на родине, да и услуги их стоили недешево, а одновременно с Северной войной началась и Война за испанское наследство. Большинство свободных профессионалов подались поближе и в знакомые края. В далекую Россию ехать особо не стремились.
Впрочем, все в мире относительно. Если старшие офицеры морщили нос при появлении русских соблазнителей, среди младшего и среднего состава отношение оказалось достаточно заинтересованное. Подобные смельчаки сразу получали более высокие чины, чем те, на которые могли рассчитывать в европейских армиях. Кроме того, достаточно щедрые по европейским меркам подъемные и обещания хороших окладов, выплачивавшихся, правда, весьма неаккуратно. Но выяснялся сей грустный факт, естественно, не сразу.
Ну а там уж как повезет. Конкуренция значительно слабее, и наработанный опыт давал немалые преимущества по отношению к местным кадрам. Большинство иностранных генералов петровской армии и вышли именно из их среды, получив свои патенты на столь высокое звание из рук российского монарха, и вряд ли добились бы того же в Европе. Тем не менее люди вроде Миниха или Ласси не зря российский хлеб жевали. Польза от них наблюдалась наглядно, и профессионалами они являлись крутыми, даже на мой дилетантский взгляд.