О царицыне проречении о Казани.

Глава 31

.

При царе, бо, некогда ходившимъ Казанцемъ войною на Руские пределы, на Галичъ и на Вологду, и на Чюхлому, и на Кострому, и много крови крестьянъские пролившимъ, и взявшимъ тогда изгономъ, прискочившимъ, градъ пребогатъ Балахну немногими людми, посланы от болшихъ вой, токмо 6000, на Мясной неделе, на зоре утреней, а градскимъ людемъ оплошившимся въ то время, пьющимъ, яко обычай есть християномъ в ты дни о Бозе веселитися. Варвары же гражданъ, мужей и женъ, и з детми, всехъ под мечь подклониша, не ведуще их въ пленъ, отяхчения ради, единемъ бо златомъ и сребромъ и одеждами златыми инеми же таковыми и всяцеми вещми многоценными угрузишася, взяша боле всея рати, наполниша возы и вьючьная брежена, тяжка бысть наполнены. Рухла от смиреннейших ничто же взимаху, но вся вметаху во огнь и зжигаху, яко не подобна имъ.

И съ таким великимъ пленомъ въ Казань пришедшимъ, царю же съ воеводами веселящуся на пиру своемъ, а царице его болшой - сибирке на одре слезящу, и люте болезнующе недугомъ некимъ, а царь веселъ прииде к ней въ ложницу, радость ей поведая Рускаго полону и богатества неизреченное привезение къ нему. Она же, мало помолчав, и, аки новая Сивилла Южская царица, со воздыханемъ, изпущаетъ гласъ, отвеща ему: "Не радуся, царю, сия бо радость и веселие не на долго время намъ будетъ, но по твой животъ, и оставшимся въ плачь и въ сетование некончаваемое обратитца, и тое неповинную кровь християнскую своею кровью отлиютъ, и зверие, и псы поядятъ телеса ихъ, и не родившимся и умершимъ до того отраднейши будутъ, и блажащее царие въ Казани по тобе уже не будутъ, и вера бо наша во граде семъ искоренится, и вера будетъ святая в немъ, и обладанъ будетъ Рускимъ держатаемъ...". Царь же, замолчавъ и разгневася на ню, вонъ отъ нея изъ ложницы изыде.

О бесе, творящемъ мечта предъ человеки, живущимъ во граде.

Глава 32

.

Къ сему же и се третее знамение, при мне же, бысть, еще бо ми тогда живущу в Казани. Бе же въ коемъ улусе Казанскомъ малъ градецъ, пустъ, на брезе высоцы Камы-реки стоя, его же Русь имянуетъ Бесовское Городище. Въ немъ же жывяше бесъ, мечты творя отъ многа летъ. И то бе еще старыхъ Болгаръ молбище жертвеное. И схождахуся ту людие мнози, и со всея земли Казанъские: варвары и Черемиса, мужы и жены, жруще бесу и о полезныхъ себе вопрошаху ту сущихъ волхвъ. Нерадениемъ минующихъ его уморяше, не помятнувшихъ ему ничто же и, плавающихъ рекою, опроверзаше ладия, и потопляше въ реце, - чюдо же и, отъ християнъ некихъ, погубляше, - техъ никто же смеяше проехати, не повергъши мало что отъ рухла своего, - къ вопрошающимъ ответы невидимо отдаяше жерцы своими. Приездяху бо къ нему волхвы, и кому же долголетъство сказываше, смерть и здравие, и немощи и убытцы, и на землю ихъ пленение, и пагуба, и всяку скорбь. И на войну пошедше, жряху ему, совопрошающе волъхвы, аще зъ добыткомъ или со тщетою возвратятца. Бесъ же все проявляше имъ, и прелщаше, овогда же и лгаше.

И посла тогда царица самого сеита Казанскаго вопрошати, аще одолеетъ Казань Московъской царь и князь великий, или Казанцы ему одолеютъ. И до 9-го дни падше, клацаху на земли, молящеся, иереи бесовскии, не востающе от от места, мало ядуще, да не умретъ зъ голоду. И в 10-й день, в полудне, едва отозвася имъ гласъ от беса, въ мечете, глаголюще всемъ людем слышащимъ: "Что стужаете ми? Уже бо отныне несть вамъ надежда на мя, и помощи мала от мене, отхожду бо отъ васъ въ пустая места и непроходная, прогнанъ Христовою силою. Приходитъ, бо, сюда со славою своею, и хощетъ воцаритися въ земли сей, и просветить ю святымъ крещением!".

И по мале часе явися дым чернъ и великъ изнутра града, из мечети, на воздух сей излете змий огнянъ, и на западъ полете, всемъ же намъ, зрящимъ и чюдящимся, - и невидимъ бысть изо очию нашею. И разумеша все бывшемъ ту, яко исчезе живот ихъ.

О царицыне владенье Казанъю всею, и велможи съ нею болшихъ, и печале, о поставлении града Свияжьского.

Глава 33

.

Царя же въ то время не бе въ Казани, яко преже рехъ, умер бо бяше душевною смертию и телесною. Оста же ся царица его, млада, и царевичь родися от нея единъ, именемъ Мамшкирей, единым летом <одного полного году> сынъ у сосцу матери своея, ему же, по себе, отецъ его царство приказа. Владяше же тогда 5 лет после царя своего царица, - Сумъбекъ имя ей, - всемъ Казанскимъ царствомъ, докуду возрастетъ сынъ ея, царевичь младый, и въ царскый разумъ приидетъ соверьшемъ.

И брежаху Казань с нею уланове и князи, и мурзы - болшии велможи, приказщики царевы, в них же бе первый боле всехъ, Крымской царевичь, - Кощакъ имя ему, - тои, за лето едино до сего, Казань отъ изития отстоя, удержа отъ самого царя и великаго князя. Се же все видевше, царица и вси реченныя владелцы Казанския, и вси изпроста земъские люди, Черемиса нижняя, по рускому языку - Чернь, что прииде изъ Руси царь Шихаллей Касымовский, и зъ превеликими воеводы Московъскими и со множествомъ Рускихъ вои, и съ великимъ нарядомъ огненымъ, и аки смеяся имъ и играя, но не во многи дни поставиша град среди земли ихъ, яко на плещах ихъ, да подивятся. И горныя страны Черемису свою воюя, отступившихъ от нихъ, - и заложишася за Московскаго самодержца. Казанцемъ, бо, ничего сего сведавшимъ, ни града поставления, ни Черемисе отложения, и многимъ, сказующимъ имъ, они же не яше веры, и гордостию снедаемы, чающе малы градецъ поставленъ, зовомый "гуляй". Той бо градецъ многажды ходилъ съ воеводами къ Казани, сотворенъ на колесех и чепии железными сверженъ, его же некогда часть отторгоша Казанцы, и 7 пушек въ немъ ухватиша.

Егда же великый градъ Свияжский поставленъ бысть, и тогда истину уведаша, и тужити и тосковати начаша. И возбояся царица и все велможи Казанъския, и все людие устрашишася зело! И вниде трепетъ и ужасъ въ кости ихъ и въ самые мозги, и крепость ихъ вся изчезе, и мудрость ихъ и гордение поглощено бысть Христовою силою. И рекоша сами к собе: "Что сотворихомъ и что не уберегохомся, и како уснухомъ, и како не устргомся, и како оболсти нас Русь, лукавая Москва, аки бо сме?" И думаше же много со царицею.

Она бо, яко лютая лвица, неукротимо рыкаше и веляше имъ в Казани осаду крепити, и вой многих на помощь отвсюду собирати, отколе пойдутъ: от Нагаи и от Астрахани, и от Азова, и от Крыма, аще не достанетъ столко своихъ людей на противление Руси, и давати имъ царския казны, елико хотят, и царя Касимовского и воеводъ Рускихъ со всею силою рускою изгнати изъ земля Казанския, и град новы отъяти, и всячески противитися, доколе мочно. Но нихто же ея слушаше тогда, аще и царица. Ведаше бо и она неизбытие свое, но волею предатися не хотяше.

Единъ бо ея, некто, подкрепляше и крепце с нею стояше за Казань, и противляшеся без лсти самодержцу Московъскому, и воюяси и премогасяся съ ними 5 летъ (надо: 2 года), по наказу царя своего - по смерти его той, бяше саномъ почтомъ от царя выше всехъ велможъ Казанскихъ, воеводства ради его и мужества на бранехъ, - реченный преже мало вышъше, Кощакъ-царевичь, мужъ величавъ, свирепъ. Къ нему приложишася Крымцы и Ногаи, и вси приезжыи языцы, живуща въ Казань, 20000, и хотяху тыи брань составляти с Русью.

Казанъцы же все не хотяху, глаголющее, яко: "Мы немощныи есмя ныне, и несмелны противитися Рускимъ воемъ, аки неизучены на се, аки младенцы". И бысть между всехъ пря и несогласие во едину мысль, и за се погибоша.