Богач заскулил.

- Хорошо. Давайте выслушаем ответчика.

Бедняк тявкнул. Спохватилась судья, что не может бедняк при богатее говорить, велит последнему выйти. Бедняк и докладывает:

- Службу я вынес, товарищ судья. А за остальное можете карать.

Тамбовский волк тебе товарищ, привычно хотела парировать женщина, но, видимо, испытывая некоторую симпатию к маргинальному элементу, ласково произнесла:

- Никто вас карать не собирается, друг мой, у нас здесь не ку-клукс-клан.

И присудила: в иске отказать, хотя превращение человека в человекопса уже не отменишь.

- Вот, с-сука! - Воскликнул богатей, услышав судебное решение.

За что и пострадал: выписали потерпевшему штраф за оскорбление Суда.

Не смирился богатей, а даже завелся: повез бедняка в областной город, в суд инстанции повыше. Вот тут и напоролся наш крутой. Тамошний судия, изучив дело по существу, пришел к выводу, что суд районный нарушил ряд актов законных, принудив человека лаять. Тот судья, которого прокурор шлепнул, превысил полномочия. Оказалось, нет на Руси-матушке закона такого озверять даже бичей, а есть Конституция, в которой как топором вырублено: никто права такого не имеет лишать свободы другого. Да и установление лаять есть попрание смысла здравого -- то ж не бедлам лондонский. Судья областной напрочь запретил богатея заставлять бедняка гавкать. Богач совсем уж обозлился, судью собакой последней обозвал, штраф изрядный заплатил -- и вместе с бедняком во град Москву отправился, в суд Верховный. Мужик было противился, но адвокаты богатеевы настояли, что пока суд Верховный отмену унижения бедняка не подтвердил, оно в силе остается.

Едут богач с бедняком лесом глухим -- тут рев раздается. Бедняк заранее договорился с бандитами, чтоб те попужали.

- Что? Почему... - Испужался богач здорово.

- А то, - говорит бедняк, - что это леший с лешатами. Окружили нас, застремали, и лишь собака лаем отогнать сможет.

- Так лай же, ч-чёрт!

- Не-е-е. Мне гавкать судья запретил напрочь. Иди ты к лешему.

- Не хочу. Ну, дружок, погавкай... а?

- Такого желания не имею. Сам бреши.

Что делать... пришлось богатею гавкать. Лесная нечисть воет -- богатей заливается. Так полночи и пролаял. К рассвету вой затих, а бедняк смеется.

- Ты што, пес поганый, - возмутился богач, - провести меня вздумал?!

- Это точно. - Признается бедняк.

- Так я тебя в суд, на дыбу, в мешок каменный!!!

- Валяй. - Отвечает бедняк. - В суде я и расскажу, как ты всю ночь пролаял.

- Гнида ты.

- Сам такой. Ну, что... поехали в суд, что ли.

- Постой. Ладно. Дам я тебе часы золотые швейцарские. Только ты не говори никому, что я лаял.

- Идет. Помолчу, так и быть.

- Ах, ты...

С тем и разошлись. Богатей вновь себе добра нажил, а бедняк все бухал да пировал, пока не пропил -- сначала часы швейцарские, а после и жизнь свою непутевую. Как говаривал Федор Михалыч, у нас в Российской империи самые талантливые -- самые пьяные. И наоборот.

ЧАДОЛЮБИЕ

Есть такие бабы на Руси, которые детишек любят. Не в смысле попедофилить или еще того хуже, а чисто по-матерински. Они рожают детей сколь Господь (ну, или природа -- смотря кто во что верит) даст, а с мужьями что-то не везет. Потому что чадолюбивых мужиков с гулькин... ну, этот.. клюв. Многие желают мать нашу тудыт-растудыть, но дело этих многих -- не рожать, а вынул -- и бежать. Меж тем плоды любви, произрастающие от Древа Жизни, кто-то еще должон кормить да миловать.

К подобного рода женщинам у нас в обывательском мире относятся однозначно: "За каким таким лядом нарожала... совести совсем уж нету!" Все многодетные -- даже с мужиком-производителем -- в обществе победивших гламура и криминала даже не порицания достойны, а категорического осуждения. Ну, разве только если вопрос не касается Ромы Абрамовича. Впрочем, олигархи -- вовсе уже и не наше общество, а может даже вовсе и не люди. Или все же они таки -- наши? Даже Мальчиш-плохиш, подростя и став успешным бизнесменом, все же остается нашим отродьем.

Марья Проказина -- из тех самых. То есть, не Абрамовичей, а нарожавших без матбазы. Семеро у ней детишек от пяти мужиков. Как говорится, мал-мала-меньше. Мужик -- существо слабодушное. Сколь Марья не старалась умаслить очередного гражданского сожителя, как сквозняком сдувало. Ну, когда семеро по лавкам и кажный норовит напроказить, не то что от сквозняка -- от малейшего чиха сдуешься.

Меж тем развилась у нас в России-Матушке ювенальная система социальной защиты народонаселения, сдобренная увесистыми органами общественного презрения. Особенно злобствовать стали работники так называемой опеки и попечительства, выискивая по миру нищих матерей, чтоб детишек у них отнять и в нужные ручки-дрючки передать. Это ж бизнес, в котором есть клиент, купец и товар. Рыскают, прозревают, акулят орды несметные, в море ювенильном отлавливая себе пропитание. Вот они-то чадолюбывы в ином контексте.

Кажное утро и Марья отправлялась на добычу, а ребятню просила изнутри затвориться. А как же ей иначе, ежели детские пособия у нас тоньше гулькиного клюва. Все денежные средства царства-государства уходят на содержание всяких органов да на элитные яхты с особняками для Абрамовичей и прочих отъявленных буржуинов-плохишей. Вечерком мама возвращалась, в певучем стиле произнося пароль: "Ребятушки, зайчатушки, отворитеся-отопритеся, ваша мама пришла, ням-ням принесла!" Покормит, намоет, спать уложит, сказочку на ночь расскажет... как девочка малая с куклами нянчилась Марья со своим выводком, и то было женщине в радость. То ж самое она и с мужьями делала... но и такой рай тех не соблазнил. Утром зайки глазенки продирают: мамульки и нет уже, зато на столе завтрак стынет. Не знали детишки, чем их мама зарабатывала, да им и не надо было знать: к вечеру в животиках ой, как урчало, а поутру дрема одолевала.

Однажды, в мрачный день захотели органы и у Марьи детишек забрать. Они хорошие, здоровенькие и ладные (я подразумеваю не органы, а ребятню), такие ценятся на международном рынке усыновления и удочерения. А в те времена за русских детишек закордонные богатеи больших баксов отваливали, которыми вся система и кормилась.

Специально подгадала чиновница Горюхина вечерком прийти к избушке Марьиной пораньше матери. И запела под дверью:

- Ребяточки, зайчаточки, отворитеся-отопритеся, ваша мама пришла, ням-ням принесла!

Она этот код заранее подслушала. Но почуяла шантрапа подвох. Отвечают:

- Голос что-то у тебя, мамка, хриплый. Да и не зайчаточки мы вовсе, а зайчатушки. Наверное, ты -- хищник. Не откроем мы тебе, даже если ты и впрямь мамка.

Голос у чиновницы Горюхиной и в самом деле некомильфо: прокуренный донельзя.

- Мамка, мамка я! Честное пионерское... - Продолжает лгать лукавая.

- Нет, не верим! - По-станиславскому реагирует малышня.

И пришлось Горюхиной уматывать несолоно хлебамши.

Чуть позже возвращается мама. Ее детишки сразу же признали, засов отодвинули, стали наперебой вещать о том, сколь страху натерпелись. Ведь это мог быть, к примеру, волк, который в одной детской сказке всех ребятишек взял -- да и пожрал. Погладила Марья всех своих чад по головушкам, накормила -- и загорюнилась. Еще бы: получается, и на еёйных детишек охота открыта.

Чиновница Горюхина меж тем не сплоховала, злое дело продолжила, а к тому подключила современные высокие технологии. Упрятали ее люди близ Марьиной избы звукозаписывающую аппаратуру. И когда Марья на следующий вечер домой воротилась, весь пароль был зафиксирован стереомикрофонами с нанопокрытием.

Итак, на третий вечер, когда ребятня услыхала знакомый голос и радостно отворила дверь, в избу ворвались верные янычары Горюхиной и принялись детишек хватать. Те врассыпную носились наподобие броуновских молекул, но силы оказались неравны. Янычары в поимке мелкого плебса поднаторели, а у Марьиных чад с опытом небогато. Забрали зайчатушек в приют, где в мрачной комнате с портретом почему-то премьера Медведева с выпученными глазенками на обшарпанной стене они ожидали мрачной участи усыновления и удочерения за кордон. Через неделю должны состояться смотрины, на которые заморские купцы прибудут. Уже и аванс Горюхина получила в виде зеленых денег, так что охота удалась.