«В сохранившихся до наших дней народных преданиях о неприязни русских к Бомелии присутствует геополитическая подоплека: ненавидя его и пребывая в уверенности, что злой немец Бомелия своими чарами внушил царю свирепство, они объясняли это тем, что-де немцы, т. е. иностранцы вообще путём гаданий и волхований якобы дознались, будто им предстоит быть разорёнными дотла русским царем. И вот, дабы отклонить от себя такую участь, они и прислали на Русь своего волхва, — рассказывает еще один исследователь деятельности британской разведки в России А.Б. Мартиросян. — Действия молодого царя были абсолютно адекватной реакцией на резко усилившийся тогда натиск в основном католического Запада на Русь в поисках сухопутного пути на Восток, в Индию — тогда уже было известно, что он пролегает через Русь. И вовсе не случайно, что этот натиск, особенно в первый период правления Ивана IV, получал заслуженно жестокий отпор со стороны Москвы, которая к тому же стремилась возвратить себе и исторически законные выходы в Балтийское море. На арене этого жестокого геополитического противостояния католицизма и резко набиравшего силу протестантизма в очень хитроумной комбинации выступил Лондон со своими шпионами и колдунами-отравителями»[428].
До сих пор вызывает много вопросов так называемое «английское сватовство» царя Иоанна, широко используемое для компрометации Государя, будто бы вначале сватавшегося к английской королеве, а затем обозвавшего её в письме «простой девкой» по причине того, что она «не самодержавна». Сейчас нас в меньшей степени интересует самодержавность или ограниченность власти «королевы-девственницы». Вот что говорит обо всём этом А.Б. Мартиросян: «Стремясь к развитию англо-русского сотрудничества, Иван IV предоставил Московской торговой компании монопольное право на торговлю с Русским государством, в результате чего английские купцы в одночасье превратились в абсолютных монополистов. Затем компания получила право беспошлинной торговли. А в 1569 г. — ещё и уникальное право беспошлинной транзитной торговли по волжскому пути со странами Востока! Этого бритты добивались целенаправленно. Известно, например, датированное 1568 г. письмо лорда Берли английскому послу-резиденту в Москве Рэндольфу, в котором он указывал на необходимость требовать от русских властей увеличения привилегий для английских купцов, в частности на самостоятельную торговлю с Персией. Ведь главная-то задача Англии в том и состояла, чтобы любыми путями, но минуя контроль католических стран, пробиться на Восток. Англичане, надо отдать им должное, действовали очень тонко: вытесняя всех пытавшихся действовать на русском рынке иностранцев, особенно голландцев, в качестве агента влияния и отравителя, приставили к Ивану Васильевичу именно же голландца! В случае провала можно было развести руками и сослаться на "голландский след". Однако безудержная алчность англичан привела к тому, что после одного из приступов свирепости Иван IV в 1570 г. лишил эту компанию всяческих льгот. То есть всего-то через год! Уже в те времена "специальные средства" настолько превалировали в деятельности британской дипломатии, что терпение Москвы лопнуло. Совместно с дьяками Посольского приказа самодержец провёл интересную акцию стратегического влияния — направил английской королеве Елизавете послание от 24 октября 1570 г., в котором без обиняков обвинил её в том, что она позволяет своему окружению руководить английским государством. Иван Грозный преследовал цель неопровержимой компрометации лорда Берли в глазах королевы — до такой степени его проделки надоели русским. В Москве, к примеру, хорошо знали содержание письма лорда Берли послу-резиденту Рэндольфу, в том числе и потому, что в нём речь шла не только о торговых привилегиях. Глава разведки жёстко требовал от него уклоняться и от любых переговоров о заключении каких-либо союзов, тем более на условиях взаимных обязательств. Да и в самом-то деле, ну о каких переговорах или союзах можно было говорить, если лорду Берли прекрасно было известно, что его же агент влияния травит царя и его родню с катастрофическими для династии последствиями?!»[429].
В своём исследовании под названием «Позолоченный аптекарь, или Отравленная кровь Пеликана»[430] Олег Фомин пытается развивать идею об «английском следе» в установлении династии Романовых. Он опирается прежде всего на собственные исследования иконографии (прежде всего, ворот и печных изразцов) Ипатьевского монастыря в Костроме, где, как известно, находился накануне призвания на царство юный Михаил Феодорович Романов. В частности, он пишет о боярах Романовых, имея в виду предков их рода — Федора Андреевича Кошку и Андрея Ивановича Кобылу. «Кошка — слово, совпадающее в древнем сакральном корнесловии, часто неточно именуемом «народной этимологией», со словом «кощей», а также «кош», т. е. короб, корзина в виде корабля. <…> Кощей — также тот, кто ведёт запасную кобылу для князя, если верить некоторым этимологическим словарям. Иероглиф «кобылы» является знаком привилегированного, аристократического сословия, сословия всадников. Особым даром этого сословия было ведение «языка птиц» или кабалы, которую не следует путать с еврейской каббалой. <…> Это характерное аристократическое средневековое искусство трактования гербов и особой корнесловной поэзии, воспевающей рыцарский герб и раскрывающей через рифму общность далёких по смыслу — в современном языке — слов». Далее, анализируя уже собственно иконографию, Фомин указывает: «Справа от льва-кошки — знак единорога. Но единорог этот с явно обломанным рогом. Полагаем, что рог был сбит умышленно — ещё при постройке. Иначе говоря, это в некотором смысле и есть кобыла-Единорог, конечно, знак чистоты, а также субститут Козерога. Этот символ употреблялся Иваном Грозным в качестве геральдического знака Руси. Переводные физиологи называют единорога "индриком-зверем". Но в то же время единорог — символ Шотландии… При чём здесь Шотландия? Да при том же, что и Англия. Лев и Единорог — знаки Британской империи. Знаки Британской империи в сердце Московского государства. Таким образом, здесь обнаруживается своего рода борьба символов, точнее, война гербов, имеющая весьма оперативное значение, исходя из основных посылов оккультных знаний. Для традиционного сознания изображения, помещённые на культовых сооружениях, имели более весомое значение, нежели техническая оснащённость и даже воинская доблесть армии. Стало быть, подобные изображения, будь они правильно распознаны, оказывались равнозначными государственной измене. Итак, что мы имеем? Снаружи — экзотерически — романовские Кошка и Кобыла. Изнутри — эзотерически — Лев и Единорог. Причём два других сюжета въездных ворот храма дублируют этих странных льва-кошку и единорога-кобылу. Единорог уже в полной своей красе, с рогом, изображён с торца ворот, где его можно было и не заметить по соседству с медальоном, украшенным растительной символикой. Лев, уже вполне напоминающий льва, как его принято изображать и сегодня, находится на фасаде ворот в нижнем ряду, справа. Причём этот лев сверху украшен геральдическим цветком, напоминающим корону. Сам же лев перепрыгивает через двойной цветок со свесившимися в разные стороны бутонами, напоминающими головы геральдического двуглавого орла. Закрученные поросли внизу довольно точно имитируют его лапы. С точки зрения войны символов это несомненный знак превосходства и даже надругательства Британской короны над новой династией Московии»[431].
Конечно, и львов, и единорогов, которые, действительно, составляют важную часть британской геральдики, мы также встречаем и в геральдике русской. Это, скорее всего, — общее наследие единого, хотя и многажды разделявшегося, Царского Рода, Vamsa Surya, откуда эта символика переходит и в алхимию как Царское («королевское») Искусство, служа уже затем обозначением не должного быть именуемого смысла его «ручной работы». Поэтому утверждения Фомина, скорее всего, выглядели бы «натяжкой», сделанной с определёнными целями. Если бы… не всё тот же «фактор Джона Ди».
