– А? – переспросил Стэндиш. – В столе Деппинга? Какого дьявола он там делал?

– Это пистолет Деппинга, – ответил Морган. – Мы нашли его там.

Обнаружив, что держит в руке стакан с коктейлем, парень осушил его, а затем поставил стакан на край ворот, засунул руки в карманы красно-белого блейзера и попытался напустить на себя таинственный вид, как Джон Зед. Но это было сложно. Только сейчас Донован обратил внимание на непоседливость писателя. Он вполне мог представить, как тот расхаживает по лужайке с коктейлем в руке, теребит очки на носу и излагает свои теории улыбающейся жене.

– Нет никаких сомнений в том, что это его пистолет, сэр, – сказал он. – На рукояти есть маленькая серебряная пластинка с его именем. В том же ящике лежало разрешение на ношение оружия, и номера совпали… Кстати, из него недавно стреляли дважды.

Доктор Фелл подался вперед. В своем черном плаще и шляпе он резко выделялся на фоне зеленого ландшафта.

– Два выстрела? – повторил он. – Мы знаем только об одном. Где вторая пуля?

– В том-то и дело, сэр. Мы ее не нашли. И Мерч, и я поклясться готовы, что в комнате ее нет. Затем…

– Полагаю, мы впустую тратим время, – вмешался епископ. – Все это мы могли бы узнать официально от инспектора Мерча. Продолжим путь, Стэндиш?

«Иногда, – подумал Донован, – старику не хватает обыкновенной вежливости». Впрочем, эти постоянные упоминания о езде по перилам должны действовать ему на нервы, а Маделин Морган, похоже, собиралась выдать очередной комментарий касательно подушек. Доктор Фелл что-то сердито пробормотал, покосившись на епископа, но Стэндиш не смог противиться его холодному взгляду и нажал на стартер.

– Верно, – дружелюбно кивнул Морган. – Освобождайтесь побыстрее, – сказал он Доновану. – И заглядывайте на стаканчик мартини. – Прислонившись к воротам, он смотрел на епископа, пока машина выезжала на дорогу.

А затем будто прозвучал голос самого старины Джона Зеда, громом донесшийся издалека.

– Не знаю, к каким выводам вы придете, ваше преподобие, – заявил старина Джон Зед, – но я дам вам подсказку. Ищите крючок.

Машина, покачиваясь, начала набирать скорость. Стэндиш удивленно моргнул.

– А? – переспросил он. – О чем это он, а? Какой еще крючок? Как чертов крючок со всем этим связан?

– Никак, – ответил епископ. – Чушь все это. Как разумные люди могут читать бессмыслицу, написанную человеком, который представления не имеет о криминалистике, ускользает от моего…

– О, слушайте, – запротестовал полковник, чьим любимым чтивом была сага о Джоне Зеде, – «Убийство в Палате лордов» переиздается в одиннадцатый раз тиражом в семьдесят девять тысяч экземпляров. «Кто стрелял в премьер-министра?» – шестнадцатое переиздание тиражом в… ну, я не помню, но в чертову кучу чертовых экземпляров. Берк мне говорил. Кроме того, – добавил Стэндиш, прибегая к запрещенному приему, – они моей жене нравятся.

Доктор Фелл, задумчиво разглядывавший дом слева, подавил смешок. Он украдкой посмотрел на епископа и сонным голосом заметил:

– Я бы сказал, что вы в весьма неудобном положении. Похоже, распространилось мнение, что ваше поведение имеет, хммф, некоторые недостатки. Хе. Хе-хе-хе. Сэр, на вашем месте я был бы осторожен, очень осторожен. Будет весьма прискорбно, если, скажем, произойдет еще какой-нибудь конфуз.

– Не вполне понимаю вас.

– Ну, мы с полковником будем вынуждены отстранить вас от расследования. Это может просочиться в газеты. Послушайте, ваше преподобие, – на красном лице доктора Фелла застыло участливое выражение, его глаза были широко раскрыты, – будьте аккуратнее. Прислушивайтесь к тем, кто хочет вам что-то сказать, и ничего не отбрасывайте, посчитав не важным. Хорошо?

Похоже, доктору Феллу пришла в голову какая-то мысль, и он обдумывал ее, пока машина подъезжала к «Ферме». Железные ворота были заперты, а у сторожки полисмен крупного телосложения демонстративно не обращал внимания на небольшую группу зевак, собравшихся снаружи. По знаку Стэндиша он открыл ворота.

– Вот что вам скажу, – заявил Стэндиш. – Я поеду в дом, распоряжусь, чтобы приготовили комнаты и взяли ваш багаж. Вы ступайте прямо в домик для гостей и осмотритесь. Я скоро к вам присоединюсь. Епископ знает, где это.

Епископ с готовностью согласился. Он строго спросил полисмена, не трогали ли здесь чего-нибудь, удовлетворенно осмотрелся, а затем понюхал воздух, будто брал след. «Должно быть, – подумал его сын, – наша троица представляет собой странное зрелище». Впереди, у подножия пологого склона, на фоне желтоватого неба виднелся силуэт приземистого дома. Не считая вязов, росших по обе стороны дороги, все декоративные деревья возвышались позади «Фермы» – на территории поместья, занимающего восемь тысяч акров. «Ферма» была выстроена в стиле поздней английской готики. Огромные окна увивал плющ. Перпендикулярно центральному корпусу протянулись левое и правое крыло здания – будто кто-то пытался начертать колоссальный квадрат, но забыл одну сторону. «Ферма» скорее походила на музей или правительственное здание, а не на жилой дом. Содержание такого имения, подумалось Доновану, должно обходиться в целое состояние. Стэндиш уж точно не был обычным военным на пенсии.

Домик для гостей находился в южном краю парка на опушке леса, что придавало ему заброшенный, скорбный и зловещий вид. Земля вокруг была болотистой, а за домом росли раскидистые деревья, на фоне которых дом казался меньше, чем был. Если сама «Ферма» была выполнена в незамысловатом стиле эпохи Тюдоров, то в этом случае доморощенный архитектор смешал воедино все известные ему архитектурные изыски и собрал столько вычурных украшений фасада, что дом походил на какой-то гигантский орга́н в гигантском театре. Казалось, на нем можно играть. На приземистом каменном сооружении красовались витые колонны, барельефы, пилястры, лепнина и прочая мишура. Каждое окно – в том числе окна подвала – закрывали витиеватые решетки во французском стиле. Вдоль здания тянулись два балкона – повыше и пониже – с экстравагантными металлическими перилами. На западной стороне дома Хью увидел распахнутую дверь, ведущую из комнаты на верхний балкон. Рядом с ней от верхнего балкона к нижнему вели ступени лестницы, по которой и сбежал убийца. Чудовищная безвкусица здания придавала ему особую мрачность. Невзирая на солнечный день, рощица выглядела темной, а воздух был слишком влажным после вчерашнего дождя.

Епископ быстрым шагом повел их к дому по выложенной кирпичом дорожке, разделявшейся у входа и тянувшейся вокруг здания. Внезапно он остановился. На краю дорожки, ведущей к западной стороне дома, они увидели человека, присевшего на корточки и внимательно осматривавшего землю.

Епископ едва не вскричал «Ага!». Он устремился вперед. Сидящий человек резко поднял голову.

– Но это мои туфли! – сказал он. – Смотрите, удостоверьтесь. Это мои туфли!

– Доброе утро, Морли, – невозмутимо поприветствовал его епископ. – Джентльмены, позвольте мне представить вам Морли Стэндиша, сына полковника Стэндиша. Что с вашими туфлями?

Морли Стэндиш поднялся, отряхнув колени. Это был человек лет тридцати пяти, серьезный, коренастый. Он казался копией своего отца, разве что более отягощенной интеллектом. У него было широкое лицо, не лишенное приятности, и усы – нынче такие усы ассоциировались с герром Гитлером. Морли был одет в свободного кроя твидовый пиджак – этот наряд сложно было назвать строгим, зато он был черным, как и галстук: похоже, Морли смутно ощущал потребность как-то выразить траур по поводу смерти человека, который мог бы стать его тестем. Да, этот пиджак многое мог поведать о характере своего владельца: судя по нему, Морли был человеком благопристойным, щепетильным, принимающим традиционные ценности, с легким налетом религиозности, но при этом готовым отбросить чопорность, посмеяться над хорошей шуткой и совершить какой-нибудь импульсивный поступок.