Джанет Чесли, Ким Маркс и Кен Фостер заваливали своими требованиями тюремных начальников всех уровней, их заместителей и помощников, которых за это время в Макалестере сменилось множество. Сьюзан Отто, директору Федерального управления общественных защитников и куратору Джанет, удалось подергать за кое-какие ниточки в Департаменте исправительных учреждений, и наконец в феврале 1996 года Джеймс Саффл, в то время высший чиновник департамента, согласился встретиться с Ким и Джанет. В самом начале встречи Саффл объявил, что поручил Рону Уорду, тогдашнему директору Макалестера, в виде исключения немедленно перевести Рона Уильямсона в СМБ.
В своей записке директору СМБ Рон Уорд признавал, что официально подведомственное тому медицинское учреждение не предназначено для заключенных-смертников.
Но я официально уполномочен Оклахомским департаментом исправительных учреждений в данном случае сделать исключение из правил работы Специального медицинского блока.
Что стояло за такой неожиданной сменой настроения? За две недели до того тюремный психолог направил заместителю директора тюрьмы конфиденциальное письмо насчет Рона Уильямсона. Помимо прочего, он приводил некоторые существенные причины для перевода Рона в СМБ:
Посовещавшись, мы пришли к единому мнению, что мистер Уильямсон является психопатом, и будет полезнее поместить его в учреждение, где возможно регулировать прием им лекарств. Следует отметить, что в нынешних условиях он упорно отказывается даже обсуждать вопрос о подобном регулировании.
В Специальном же медицинском блоке, как Вам известно, имеются более широкие возможности заставить больного принимать лекарства, когда это необходимо.
Персонал блока H устал от Рона, ему требовался перерыв. В письме, в частности, говорилось:
Нет никаких сомнений в том, что состояние мистера Уильямсона ухудшается с каждой неделей. Об этом постоянно докладывает персонал блока H, это вижу и я сам. Сегодня утром Майк Маллинз с сочувствием упомянул о неуклонной деградации мистера Уильямсона и о том, сколь враждебное отношение вызывают его психопатические припадки у остальных заключенных, что отрицательно сказывается на обстановке во всем юго-западном крыле.
Но главной причиной, по которой Рона следовало перевести в СМБ, была необходимость ускорить его казнь. В заключение письма говорилось:
По моему мнению, психопатические припадки мистера Уильямсона сейчас достигли такого уровня, при котором он может быть признан не подлежащим смертной казни. За время же, проведенное в СМБ, его состояние может улучшиться настолько, что правомочность исполнения приговора не будет вызывать сомнений.
Рона отвели в СМБ, приняли и выделили ему довольно хорошую камеру с окном. Доктор Фостер назначил ему новый медикаментозный курс лечения и стал внимательно следить за своевременным приемом лекарств. Хотя Рона отнюдь нельзя было назвать здоровым человеком, вел он себя тихо и перестал испытывать постоянные боли.
Однако он по-прежнему был неестественно худ и не мог отделаться от своих навязчивых идей. Тем не менее определенный прогресс был налицо, но 25 апреля, после трех месяцев пребывания в СМБ, Рона внезапно в одночасье выдернули из больничного блока и вернули в блок H на две недели. Разрешения медиков на подобный перевод не имелось, доктора Фостера даже не поставили в известность. И никому не дали никаких объяснений. Когда Рона вернули в СМБ, состояние его заметно ухудшилось. Доктор Фостер направил директору тюрьмы письмо, в котором описал вред, причиненный больному этим неожиданным переводом.
Как бы случайно внезапное возвращение Рона в тюрьму 25 апреля совпало с кануном очередной казни. 26 апреля казнили Бенджамена Брюера, в 1978 году зарезавшего в Талсе двадцатилетнюю студентку. Брюер ожидал казни более двенадцати лет.
Несмотря на пребывание в СМБ, Рон продолжал оставаться смертником, и нельзя было позволить, чтобы он пропустил драму убийства «коллеги» в блоке H.
Джанет Чесли подозревала, что столь неожиданный перевод на самом деле представляет собой некий юридический маневр. Штат Оклахома оспаривал в Десятом апелляционном судебном округе в Денвере постановление судьи Сэя, и были назначены устные дебаты. Скорее всего Рона вернули в тюрьму для того, чтобы не дать Джанет возможности воспользоваться аргументом о душевной болезни своего клиента, из-за которой его даже содержат в СМБ. Она просто взорвалась, когда впервые услышала о его переводе обратно в блок H, и последними словами поносила администрацию тюрьмы и адвокатов со стороны штата, занимавшихся апелляцией. Кончилось тем, что она пообещала не упоминать во время своего выступления о том, что Рон находится в СМБ.
Только тогда его вернули, однако урон ему уже был нанесен.
Деннис Фриц узнал добрую весть о том, что на федеральном уровне вынесено решение о пересмотре дела Рона. Ему такая удача не выпала. Поскольку его приговор не был смертным, он не имел адвоката и сам был вынужден составлять ходатайство о habeas corpus. На уровне регионального суда он проиграл в 1995 году, после чего апеллировал в федеральный Десятый округ.
Повторный суд над Роном оказался для Денниса событием горьким и радостным одновременно. Он был удручен, потому что его осудили по показаниям тех же свидетелей и на основании тех же фактов, тем не менее его апелляция на habeas corpus была отклонена. В то же время он искренне радовался за Рона.
В марте 1996 года, исчерпав свои возможности, он написал в «Проект „Невиновность“» и попросил их помощи. Студент-доброволец из этой организации ответил ему и прислал список вопросов. В июне он запросил результаты лабораторных анализов Денниса – волос, крови и слюны. Они аккуратно хранились у Денниса в камере, в отдельной папке, и он без промедления отправил их в Нью-Йорк. В августе он отослал им краткую историю своих апелляций, а в ноябре – полный текст стенограммы суда. Позднее в том же месяце он получил от «Проекта „Невиновность“» радостное известие: они официально приняли решение заняться его делом.
Начался интенсивный обмен корреспонденцией. Так проходили недели, месяцы. Десятый округ отклонил его апелляцию, а когда и Верховный суд в мае 1997 года отказался слушать его дело, Деннис, как и Рон, впал в депрессию. Все возможности апеллировать были исчерпаны. Все эти мудрые судьи в черных мантиях, обложенные толстыми сводами законов, не нашли никаких нарушений в том, как вершился над ним суд. Ни один из них не увидел очевидного: ошибочно осудили невинного человека.
Вероятность провести в тюрьме остаток своих дней, в которую он так долго и упорно отказывался верить, становилась реальностью.
В мае он направил в «Проект „Невиновность“» четыре письма.
В 1979 году в маленьком городке Окарке, расположенном чуть севернее Оклахома-Сити, два человека – Стивен Хэтч и Глен Эйк – ворвались в дом преподобного Ричарда Дагласа. После долгих пыток Даглас и его жена были застрелены. В двоих малолетних детей убийцы тоже выстрелили и оставили их умирать, но те чудом выжили. Стрелял Глен Эйк, за что и был приговорен к смертной казни, однако он добился пересмотра дела, поскольку во время первого суда судья отказался подвергнуть его психиатрической экспертизе. Его апелляция «Эйк против Оклахомы» стала вехой в истории местного правосудия. Повторный суд приговорил его к пожизненному заключению, которое он по сей день и отбывает.
Участие Стивена Хэтча непосредственно в убийстве было под большим вопросом, о нем горячо спорили, тем не менее он-то как раз получил высшую меру. 9 августа 1996 года Хэтча привязали к креслу-каталке и отвезли в камеру экзекуций блока H. Из комнаты свидетелей за казнью наблюдали уже взрослые дети Дагласов.
Глену Эйку, вне всяких сомнений – убийце, жизнь сохранили. Стивена Хэтча, который никого не убивал, казнили.
