Наконец – в тюрьме ведь никто никуда не торопится – появился Ронни. Он выглядел здоровым, даже немного пополневшим. Впрочем, он всегда легко поправлялся и так же легко худел.

Он поблагодарил ее за то, что она пришла, сказал, что у него все в порядке, только нужны деньги. Еда здесь отвратительная, и он хотел бы купить что-нибудь съестное в лавке. Ему также отчаянно хотелось иметь гитару, книги, журналы и маленький телевизор, который тоже можно купить через лавку.

– Вытащи меня отсюда, Аннет, – умоляющим голосом повторял он снова и снова. – Я не убивал Дебби Картер, ты же знаешь.

Она всегда непоколебимо верила в его невиновность, хотя у некоторых членов семьи в последнее время стали возникать сомнения. Они с мужем, Марлоном, оба работали, содержали семью и старались понемногу откладывать. С деньгами было туго. Скудно финансируемые штатом адвокаты уже готовили апелляцию. Чего еще он от нее ждал?

– Продай дом и найми хорошего адвоката, – сказал Рон. – Продай все. Сделай что-нибудь. Вытащи меня.

Разговор был нервным, не обошлось без слез. В соседнюю кабинку для встречи с родственником привели другого заключенного. Аннет плохо видела его сквозь плексиглас, но ей было интересно узнать, кто он и кого убил.

Роджер Дейл Стаффорд, сообщил ей Ронни, знаменитый Бифштекс. У него девять смертных приговоров, и это только официальный список его судимостей. Он убил шесть человек, в том числе пятерых подростков, в ресторане бифштексов в Оклахома-Сити при неудачной попытке ограбления. А потом – семью из трех человек.

– Они все тут убийцы, – беспрестанно повторял Ронни, – единственное, о чем они говорят, – это убийства. И так везде здесь, в «загоне». Вытащи меня отсюда!

– Ты не чувствуешь себя в безопасности? – спросила Аннет.

Черт, конечно, нет, как можно чувствовать себя в безопасности, когда живешь среди убийц? Он всегда верил в необходимость смертной казни, теперь же стал ее несгибаемым приверженцем, однако здесь, в новом окружении, держал это мнение при себе.

Визиты не ограничивались по времени, но в конце концов Аннет и Рон попрощались, искренне пообещав друг другу писать и звонить. Покидая Макалестер, Аннет была эмоционально выхолощена.

Звонки начались сразу же. В «загоне» телефонный аппарат ставили на тележку и подвозили к камере. Охранник набирал номер, потом просовывал трубку заключенному через решетку. Поскольку звонки оплачивались теми, кому звонили, охранникам было, в сущности, все равно, как часто пользовались телефоном заключенные. От скуки и отчаяния Рон вскоре стал требовать аппарат чаще всех остальных.

Начинал он обычно с просьбы прислать денег – 20–30 долларов, чтобы купить еды и сигарет. Аннет и Рини старались каждый месяц посылать ему сорок, но у них самих было много расходов и очень мало свободных денег. К тому же, сколько бы они ни посылали, Рону было мало, и он не уставал напоминать им об этом. Он часто сердился, упрекал их, что они его не любят, иначе давно бы вызволили из тюрьмы. Он невиновен, все это знают, но на воле нет никого, кроме сестер, кто мог бы за него заступиться.

Его звонки редко бывали приятными, хотя сестры старались ему не перечить. В каждом разговоре Рон умудрялся в какой-то момент вставить, как он их любит.

Муж Аннет оформил для него подписку на «Нэшнл джиографик» и «Ада ивнинг ньюз». Ронни хотел отслеживать события, происходящие дома.

Вскоре после прибытия в Макалестер он впервые услышал о странных признаниях Рики Джо Симмонса. Барни знал о существовании этих видеопоказаний, но предпочел не использовать их на суде и ничего не сказал о них своему клиенту. Следователь Службы юридической защиты неимущих привез пленку в Макалестер и показал ее Рону. Тот взорвался. Оказывается, есть человек, сознавшийся в убийстве Дебби Картер, но жюри об этом не знало!

Разумеется, новость быстро распространилась по Аде, и он желал прочесть, что пишет об этом местная газета.

Рики Джо Симмонс стал еще одной его манией, быть может, главной. На этом человеке Рон оставался зациклен многие годы.

Кому он только не звонил, желая, чтобы весь мир узнал о Рики Джо Симмонсе! Признание этого человека казалось Рону пропуском на свободу, и он мечтал, чтобы кто-нибудь взял на себя труд привлечь Симмонса к суду. Он писал и названивал Барни, другим адвокатам, представителям окружных властей, даже старым друзьям, но большинство из них отказывались выдвинуть коллективный иск.

Потом правила изменились, пользование телефоном ограничили после того, как несколько заключенных были уличены в том, что звонили родственникам своих жертв, – просто забавы ради. Теперь разрешалось сделать два звонка в неделю, причем все вызываемые номера заранее проверялись.

Раз в неделю Бегунок возил по коридору блока F тележку с сильно потрепанными книгами в бумажных обложках. Грег Уилхойт читал все, что имелось, – биографии, детективы, вестерны. Стивен Кинг был его любимым писателем, но ему искренне нравились и произведения Джона Стейнбека.

Он и Рона убедил спасаться чтением, и вскоре они уже живо обсуждали достоинства «Гроздьев гнева» и «К востоку от рая», что было совершенно необычно для «загона». Они часами стояли каждый у своей решетки и говорили, говорили… О книгах, о бейсболе, о женщинах, о своих судебных процессах.

Оба были удивлены тем, что большинство здешних заключенных отнюдь не утверждали, что невиновны. Напротив, разговаривая между собой, они были склонны приукрашивать свои преступления. Смерть была центральной темой – убийства, переживания, связанные с убийствами, будущие убийства…

Рон постоянно твердил, что он невиновен, и Грег начал верить ему. У каждого заключенного есть под рукой стенограмма его судебного процесса, Грег прочел стенограмму суда над Роном – все две тысячи страниц – и был шокирован тем, как судили в Аде. Рон тоже прочел стенограмму процесса Грега и был не меньше шокирован тем, как велся суд в округе Осейдж.

Они верили друг другу и не обращали внимания на скепсис, проявляемый их соседями.

В первые недели пребывания в «загоне» эта дружба оказала на Рона терапевтическое воздействие. Наконец-то нашелся кто-то, кто поверил ему, кто-то, кто был готов часами разговаривать с ним, выслушивать его с сочувствием и пониманием. Здесь, вдали от пещерообразной камеры, в которой он сидел в Аде, обретя друга, готового разделить его тяжкую ношу, Рон стал более уравновешенным. Он не раскачивался, стоя у решетки, не метался по камере, не вопил на всю тюрьму о своей невиновности. Он много спал, читал часами напролет, беспрестанно курил и вел беседы с Грегом. Они вместе выходили во двор на прогулку, страхуя друг друга. Аннет прислала достаточно денег, и он купил маленький телевизор. Она знала, как важна для Рона гитара, и сделала все возможное, чтобы он смог ее получить. Через лавку купить гитару оказалось невозможно. Сделав множество звонков и написав несколько писем, Аннет убедила администрацию тюрьмы разрешить, чтобы музыкальный магазин в Макалестере продал ее и переслал в тюрьму.

Неприятности начались, когда инструмент прибыл. Желая поразить окружающих своим талантом, Рон играл громко и пел во всю мощь своих легких. Соседей по «загону» это приводило в бешенство, они стали жаловаться, но Рон не обращал на это никакого внимания. Он обожал свою гитару и любил петь, особенно песни Хэнка Уильямса. «Твое обманчивое сердце» эхом раскатывалось по всему коридору. Ему посылали проклятия и самые грубые ругательства. Он отвечал тем же.

Потом Соледаду надоела музыка Рона, и он пригрозил убить его.

– Какая разница? – равнодушно откликнулся Рон. – Меня ведь все равно уже приговорили к смерти.

Никто даже не думал о том, чтобы установить в блоке F кондиционеры, и когда наступало лето, «загон» превращался в одну большую сауну. Заключенные раздевались до трусов и скрючивались под маленькими вентиляторами, которые покупали через лавку. Нередко они просыпались перед рассветом на совершенно мокрых от пота простынях. Несколько человек вообще весь день проводили голыми.