– Мне нужна помощь, – без конца повторял Рон. – Я сумасшедший, и мне нужна помощь. – Небритый, грязный, со спутанными волосами, он даже не понимал толком, где находится. – Я больше так не могу, – жаловался он.

Гости Гэри не знали Рона и были шокированы его появлением и его отчаянием. Один тут же ушел, другой остался. В конце концов Рон затих и впал в подобие летаргии. Гэри пообещал Рону, что придумает, как ему помочь, и они с другом посадили его в машину. Первую остановку Гэри сделал возле ближайшей больницы, откуда их направили в Центр психического здоровья. Оттуда их послали в Норман, в Центральную клинику штата. По дороге Рон почти впал в ступор, в какой-то момент он лишь выдавил из себя, что умирает от голода. Гэри знал местечко, славившееся тем, что там подавали огромные порции свиных ребрышек, но когда они подъехали к нему и остановились, Рон спросил:

– Где мы?

– Мы собираемся здесь поесть, – ответил Гэри. Рон поклялся, что совершенно не голоден, поэтому они поехали дальше, в Норман.

– Зачем мы там останавливались? – спросил Рон.

– Затем, что ты сказал, будто очень голоден.

– Я этого не говорил. – Видно было, что действия Гэри его раздражают.

За несколько миль до Нормана Рон снова объявил, что хочет есть. Гэри увидел «Макдоналдс» и остановился.

– Где мы? – спросил Рон.

– Мы собираемся здесь перекусить, – терпеливо объяснил Гэри.

– Почему?

– Потому что ты сказал, что голоден.

– Я не голоден. Нельзя ли поскорее ехать в больницу?

Они снова тронулись в путь. При въезде в Норман Рон опять заявил, что проголодался. Гэри терпеливо отыскал другой «Макдоналдс», но Рон, что уже никого не удивило, опять спросил, зачем они все время останавливаются.

Последняя перед больницей остановка была на заправочной станции «Викерс», что на Мэйн-стрит. Гэри вышел и вернулся с двумя шоколадными батончиками, которые Рон тут же схватил и проглотил, почти не жуя. Гэри и его друг поразились тому, как мгновенно он их слопал.

В Центральной больнице Рон то выходил из ступора, то снова впадал в него. Врач, который его осматривал, ничего не смог сделать – Рон был не способен к общению. Как только доктор вышел из кабинета, Гэри принялся отчитывать шурина.

Рон стоял напротив него, застыв с согнутыми руками, в нелепой позе культуриста, и слушал с безучастным выражением лица. Гэри пытался достучаться до него, но Рон словно бы отсутствовал. Прошло десять минут, Рон не шелохнулся. Вперив взор в потолок, он не издавал ни звука, ни один мускул не дрогнул на его лице. Минуло двадцать минут, Гэри едва сдерживался, чтобы не взорваться. Полчаса спустя Рон сменил позу, но по-прежнему молчал.

К счастью, вскоре появились санитары и увели его в палату. Врачу Рон сказал: «Я захотел приехать сюда, потому что мне сейчас нужно какое-то пристанище». Ему начали давать литий от депрессии и наван – средство, которое используют для выведения шизофреников из психопатических состояний. Но он, как только немного пришел в себя, тут же выписался из больницы вопреки советам врачей и через несколько дней вернулся в Аду.

В следующий раз зять повез Рона в Даллас, в христианскую миссию, специализировавшуюся на реабилитации бывших заключенных и наркоманов. Там его принял духовник Гэри, исполненный желания помочь. Поговорив с Роном, он конфиденциально сообщил Гэри: «Свет в доме его души еще горит, но дома никого нет».

Рону предоставили комнату в миссии. Прощаясь, Гэри сунул ему пятьдесят долларов, что являлось нарушением правил, чего он, впрочем, не знал, и вернулся в Оклахому. Вслед за ним – и Рон. Через несколько часов после того, как поселился в предоставленной комнате, он купил на эти деньги билет на автобус и прибыл в Аду вскоре после Гэри.

Затем его положили в Центральную больницу штата принудительно. 21 марта, через девять дней после выписки оттуда, Рон предпринял попытку самоубийства, проглотив разом двадцать таблеток навана. Как он объяснил потом медсестре, причиной послужило то, что он находился в состоянии депрессии из-за невозможности найти работу. Его привели в стабильное состояние и назначили правильный курс лечения, который он самовольно прервал на третий день. Врачи пришли к выводу, что он представляет угрозу для себя самого и для окружающих, и рекомендовали четырехнедельный курс лечения в стационаре Центральной больницы. 24 марта он выписался оттуда.

По возвращении в Аду Рон нашел комнатенку в маленьком доме на Двенадцатой улице, в западном секторе города. Там не было ни кухни, ни водопровода. Чтобы помыться, он поливал себя из шланга на заднем дворе. Аннет носила ему еду и пыталась заботиться о нем. Однажды, придя к брату, она обнаружила, что у того кровоточат запястья. Рон признался, что сделал надрезы бритвой, чтобы испытать такие же страдания, какие причинил другим. Сказал, что хотел умереть и воссоединиться с родителями, которым принес столько горя. Аннет умоляла его поехать к врачу, но он отказался. Отказался он также отправиться в очередной раз в Центр психического здоровья.

Никаких лекарств он тогда не принимал.

Старик – хозяин дома неплохо относился к Рону: арендная плата была чисто символической, а порой Рон жил и вовсе бесплатно. В гараже стояла допотопная газонокосилка без одного колеса. Рон таскал ее по улицам, стриг газоны за пять долларов и отдавал деньги владельцу дома.

4 апреля в полицию Ады поступил звонок из дома на западном конце Десятой улицы. Хозяин дома сообщил дежурному, что должен уехать из города, но опасается за безопасность семьи, поскольку Рон Уильямсон ошивается по ночам неподалеку. Этот человек явно знал Рона и внимательно за ним наблюдал. Он заявил, что Рон четыре раза подходил к ночному магазину «Серкл кей» и два или три – к «Давз», и все это за одну ночь.

Полицейский отнесся сочувственно – все знали о странностях поведения Рона, – но напомнил, что не существует закона, запрещающего ходить по улицам после полуночи. Однако пообещал внимательно присматривать за округой.

10 апреля, в три часа утра, в участок позвонила продавщица из «Серкл кей». Рон Уильямсон несколько раз заходил в магазин и вел себя чрезвычайно странно. Пока приехавший офицер Джефф Смит составлял на месте протокол, Рон появился в магазине снова. Смит попросил Ронни уйти, тот безропотно повиновался.

Через час Рон явился в тюрьму, позвонил у ворот и заявил, что желает сознаться в нескольких совершенных им в прошлом преступлениях, а именно: в краже кошелька четырьмя годами раньше в «Каретном фонаре», в краже ружья из дома, в том, что трогал девушек за интимные места, а также в избиении и попытке изнасилования девушки в Ашере. Однако в следующую минуту он от своих «признаний» отказался и покинул тюрьму. Как-то ночью патрульный офицер Рик Карсон нагнал его в нескольких кварталах от дома. Рон попытался объяснить, что он делает на улице в столь поздний час, но не сумел, путался в словах. Наконец заявил, что искал, не требуется ли кому-нибудь подстричь газон. Карсон предложил Рону вернуться домой, поскольку такую работу легче найти в дневное время суток.

13 апреля Рон сам отправился в психиатрическую клинику и перепугал там всех служащих, один из которых впоследствии охарактеризовал его как «перевозбужденного». Рон требовал встречи с доктором Сноу и рвался по коридору в ее кабинет. Когда ему сказали, что доктора там нет, он опять же безропотно ушел.

Еще три дня спустя вышла книга «Сны Ады».

Как бы ни хотелось полиции повесить на Рона Уильямсона убийство Дебби Картер, не хватало доказательств. К концу весны 1987 года улик у нее было не намного больше, чем летом 1983-го. Анализ образцов волос был наконец – через два года после убийства – закончен в лаборатории Оклахомского отделения ФБР. Некоторые образцы, взятые у Рона и Денниса, оказались «структурно сопоставимы» под микроскопом с кое-какими волосками, найденными на месте преступления, но лабораторное сравнение волос не считалось сколько-нибудь надежным доказательством.