– По крайней мере, к своему пасынку она испытывала чувства. Она ведь поддерживала с ним контакт, – заметил Вехтер.

На какой-то миг лицо Джудит превратилось в маску, лишь потом она ответила:

– Маленький Оливер. Господи! – Она с отвращением поморщилась. – Скорее он сам стремился сохранить с ней контакт. Он боялся Monsieur Papa[23]. Если в его аттестате была хоть одна отметка «хорошо», а не «отлично», его сажали под домашний арест. Роза иногда возводила глаза к потолку, когда в очередной раз обнаруживала у себя под дверью Оливера, но она была слишком добродушной.

– И каким он вам казался?

Она взглянула на покрытую льдом горку.

– Он был какой-то забитый.

Но это состояние, а не черта характера.

На самом деле об Оливере они знали столь же мало, как и о его мачехе. Он прикрывался полученными травмами, телесными и душевными. Каким бы он был, если бы отец не держал его на коротком поводке? Опять новые вопросы. Это дело напоминало гидру. Как только они находили ответ на один вопрос, появлялось десять новых.

Комиссар вытащил из кармана куртки прозрачный файл с черно-белой копией фотографии. Это был снимок на паспорт, который Элли нашла у Розы Беннингхофф в ящике письменного стола.

– Вот этот мужчина мог бы стать следующей глобальной темой. Вы знаете, кто это?

Джудит взяла в руки файл, поднесла к носу, присмотрелась, потом пожала плечами и вернула обратно.

– Очень жаль. Я не знаю, кто это. Может, он из какого-то предыдущего периода ее жизни?

– Она не упоминала при вас имя некоего господина Паульссена?

– Нет.

Мать посадила ребенка на горку, подбежала к ее противоположному концу и поймала пуховый сверток, когда он, мужественно повинуясь силе притяжения, съехал вниз. Потом его снова усадили наверх. При этом мать весело кричала:

– Ух ты!

– Она что-нибудь рассказывала о своем детстве или юности? – продолжал спрашивать Вехтер.

Джудит Герольд опустила глаза, на ее лицо легла тень печали.

– Давайте отгадаю. Вы с ней о таком совсем не говорили.

Она кивнула.

Мать снова поместила ребенка в коляску. Вехтер ожидал от него взгляда, который говорил бы: «Что это было?» Но, к его удивлению, на маленьком круглом, как полная луна, лице сияла беззубая улыбка. «Нужно так мало, – подумал комиссар. – Так мало, чтобы они были счастливы».

И он мог бы стоять здесь, возле горки, если бы все сложилось иначе.

– Госпожа Беннингхофф некоторое время назад получила картонный ящик от своего брата. Вы не знаете, куда он подевался?

Джудит Герольд снова покачала головой и разложила трость.

– Мне нужно возвращаться на работу.

Вехтер ничего не ответил на это. Джудит Герольд ничем ему не помогла. Роза Беннингхофф поставила стеклянный колпак над своими отношениями и над всей своей жизнью. И все же была другая Роза – женщина, которая готовила еду пасынку, когда тот не решался вернуться домой к отцу. Здесь что-то не состыковывалось.

– Я провожу вас обратно.

Вехтер подал Джудит руку, и она подхватила его под локоть.

– Как получилось, что такая молодая женщина, как вы, ходит с тростью? Несчастный случай?

– В моих костях полно метастаз. Рак шейки матки. Скоро я перееду в хоспис. Отказавшись от квартиры, я могу себе это позволить.

Вехтер хотел просто продолжить ненавязчивое общение, к серьезному разговору он был не готов.

– Мне очень жаль.

А что еще он мог сказать в такой ситуации? Не высказывать же искренние соболезнования? Пожелания выздоровления тоже не подходили. Только теперь он понял, что раздражало его с самого начала в ее лице: ресницы и брови у Джудит были нарисованными.

– Вам нужно внести свое имя в список посетителей.

Ханнес прижал свой жетон к стеклу, показывая портье:

– Вы меня не поняли? Мы из уголовной полиции.

Элли едва ли не с сочувствием смотрела, как Ханнес в ржавых доспехах сражался с ветряными мельницами в лице портье.

Старик в синей униформе и бровью не повел:

– И все же вам нужно занести свое имя в список посетителей. Правило есть правило.

Окошко распахнулось, и на их сторону просунулся планшет с зажимом для бумаги. Элли сжалилась и пихнула Ханнеса в спину:

– Давай запишемся прямо сейчас. Если есть такое правило, мы же ничего не можем поделать, правда? – Она мило улыбнулась старику. – А вы были четыре дня назад на службе, когда сюда приезжали наши коллеги из Франкфурта?

– Нет, я болел и остался дома. Когда меня нет, здесь сплошная беготня, то заходят, то выходят, все делают, что им заблагорассудится.

– Надеюсь, вам уже лучше. – Она тепло взглянула на портье. – А можно нам увидеть список посетителей? За пятницу?

Планшет с зажимом для бумаги исчез так же быстро, как и появился. Дело дрянь.

– Это невозможно. Это против правил. Сюда заходят и выходят отсюда важные люди; секреты фирмы и все такое. Я не могу вам его предоставить. – Старик попытался прикрыться хитрой улыбкой. – Вам нужно сначала предоставить ордер на обыск или что-то подобное. Это я знаю по сериалу «Место преступления».

Старик оказался крепким орешком. Но Элли нужен был список посетителей. С этим портье списками посетителей не смог бы манипулировать даже сам Лорен Баптист. Если старикан зафиксировал, как Баптист входил и выходил отсюда, это стало бы лучшим доказательством, чем показания любых свидетелей. Элли просто позарез нужны были эти записи. То, что Вехтер ей сказал утром, заставило крутиться шестеренки в ее голове, и спустя несколько секунд все заработало. Она втянула зад, насколько это было возможно, и выпятила живот. Зрелище оказалось таким впечатляющим, что Элли даже испугалась своего отражения в окошке портье.

– У вас, случайно, не найдется стакана воды для меня? У меня что-то темнеет в глазах…

Старик вскочил:

– Ну конечно! Проходите! В вашем состоянии…

Элли елейным голосом произнесла, повернувшись к Ханнесу:

– Ты ведь не спешишь? Мне нужно ненадолго присесть. Ты же знаешь…

Если бы искаженные ужасом идиотские рожи измерялись по шкале Рихтера[24], лицо Ханнеса получило бы круглую десятку. «Да проходи уже!» – произнесла Элли одними губами и кивнула в сторону лифта. Ханнес взглянул на нее так, словно готов был убить, и бросился вперед, только полы его пальто развевались на бегу. Совесть мучила Элли, она не хотела отпускать его одного. Какое-то время она колебалась, выбирая, остаться в кабинке портье или пройти к лифту. Выбор все же пал на кабинку, хотя в тот момент три десятка служебных предписаний лопнули так же легко, как воздушные пузырьки упаковочной пленки. Элли ввалилась в дверь, которую оставили для нее открытой, и присела на стул портье.

– Я принесу вам стакан воды. – Портье сунул планшет со списками в тумбочку на колесиках и исчез.

Он делал все правильно, этого и следовало ожидать. Элли, как стервятник, набросилась на компьютер. Она сама не знала, что нужно искать. В американских фильмах главные героини в подобных ситуациях каждый раз находили решающие улики против убийцы, особенно когда снаружи приближались шаги врага. Но Элли не была голливудской героиней. Она наткнулась на меню столовой, приглашение в производственный совет и рассылку в электронной почте, которая уведомляла, что парковочные места с 38 по 87 закрыты из-за строительных работ вплоть до дальнейшего распоряжения.

Черт бы побрал этот Голливуд! Шаги врага приближались. Ну, она хотя бы утолит жажду.

– Вот, пожалуйста. Вам уже лучше? – спросил портье, ставя перед девушкой стакан.

– Уже намного лучше. Вы очень любезны. – Элли просияла улыбкой, хотя все еще не представляла, как же добраться до этих чертовых списков посетителей. Нужно импровизировать.

Портье изгнали со стула, и теперь он стоял в нерешительности в своей кабинке.

– Скажите, почему в последнее время здесь так часто бывает полиция? Случилось что-то плохое?