Она откашлялась и сказала:

— Я уже ухожу. Хотела попрощаться.

Моника глянула на нее с ироничной усмешкой.

— Не будь такой церемонной. Ты ведешь себя так, словно мы больше никогда не увидимся. — Она выехала из-за стола, и Анна увидела в ее глазах какое-то тяжелое и суровое выражение. — Мы ведь все еще семья, не так ли? — Моника говорила очень тихо, но Анна уловила странный подтекст в ее словах, от которого у нее мороз побежал по коже.

Анна пожала плечами. Она не собиралась дважды наступать на одни и те же грабли.

— Это тебе. — Анна вручила сестре папку со всеми бумагами, которые понадобятся ее новой помощнице. — Я включила туда список агентств по трудоустройству. Уверена, что ты без проблем кого-нибудь себе подберешь.

Моника швырнула папку на стол, даже не взглянув на нее.

— Ты мне не оставляешь выбора, не так ли?

Анна слегка улыбнулась.

— Кто теперь ведет себя церемонно? — Она чувствовала, что атмосфера в комнате накалилась: теперь в любую минуту могла разразиться буря. — Перестань, Моника, мы обе знаем, что так будет лучше.

— Для тебя возможно.

— Послушай, мне хотелось бы, чтобы мы расстались по-хорошему. Поэтому почему бы мне не уйти, пока мы окончательно не поссорились?

Анна была уже на полпути к двери, когда Моника догнала ее и перегородила дорогу.

— Ты считаешь, что ты лучше меня? — закричала она, брызгая слюной. — Мисс Паинька, у которой дерьмо не воняет! Неудивительно, что вы с Лиз были любимицами матери — вы обе — пара бесхребетных соплячек. По крайней мере у меня есть сила воли, чтобы вырваться. — Она посмотрела на Анну. — Знаешь что? Я рада, что ты уходишь.

— В этом наши чувства совпадают. — Анна обошла ее, словно Моника была не более чем яма на пути к свободе. Облегчение, которое испытывала Анна, было таким сильным, что она, казалось, вылетела из комнаты и помчалась по коридору.

Но ее свобода была недолгой.

На следующее утро Анну разбудил телефонный звонок. Спросонья она сразу подумала о матери, но когда сняла трубку, там раздался голос Арселы. Из взволнованного лепета экономки Анна смогла понять лишь то, что произошел какой-то несчастный случай и полиция уже выехала…

Теперь, несколько недель спустя, когда Анна сидела в зале суда, где разыгрывалась новая драма, она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться во весь голос над своей наивностью. Как она могла поверить в то, что может быть свободной? Даже мертвая, Моника держала ее в своих сетях крепче, чем при жизни.

Когда пришла очередь Ронды, она вызвала собственного судебного эксперта, очень толстого мужчину, который был полной противоположностью своего предшественника. Он выглядел как типичный профессор, в очках в роговой оправе и твидовом пиджаке с заплатками на локтях.

— Доктор Деннисон, — начала адвокат, — можно ли утверждать, что в клетках кожного покрова очень мало или даже совсем нет молекул ДНК?

Деннисон весь вспотел в теплом пиджаке, но выглядел невозмутимо. Он наклонился к микрофону.

— Технически это так, — сказал он, — ядра клеток обычно переносятся к поверхности кожи с помощью пота.

— Можно ли утверждать, что при определенных условиях — скажем, если тело провело некоторое время в воде, — эти выделения могут смыться?

— В определенной степени да.

— Поэтому вполне вероятно, что молекулы ДНК, найденные под ногтями жертвы, предположительно могут принадлежать кому-то другому, а не мисс Винченси.

— Технически да.

— Спасибо, доктор. Вы можете идти.

Анна поняла, куда клонит Ронда: она ставила прокурору палки в колеса, доказывая, что результаты анализа, связывающие Анну с преступлением, могут быть фальшивыми, что это была ДНК кого-то другого, не Анны, а настоящего убийцы. Но купится ли на это судья? По его бесстрастному лицу понять это было невозможно. А разве это имело хоть какое-то значение во время этого слушания? Обвинению нужно было лишь привести резонное основание для того, чтобы назначить судебный процесс, который сам по себе будет приговором, влекущим за собой несколько месяцев подготовки, в то время как Анна и так была на пределе.

Анна прижала руку к сердцу. Это было все, что она могла сделать, чтобы сдержать панику.

В перерыве Анна с друзьями собрались в кафе «Три-Хаус», где Дэвид Рубак держал репортеров у двери, объясняя им, что все столики заказаны.

— Где Финч? — Анна оглянулась, подумав, что та решила не прогуливать школу.

Лаура взглянула на Гектора, затем на Мод.

— Она, гм… ей нужно кое-что сделать.

Анна почувствовала, что от нее что-то скрывают.

— Вы что-то недоговариваете?

— Можешь ей сказать, — произнесла Сэм, обращаясь к Лауре, — она все равно скоро узнает.

— Финч хотела, чтобы это был сюрприз, — Лаура перешла на шепот, чтобы Элси Вормли, сидевшая за соседним столиком с подругами, не смогла ее расслышать.

— Она организовала сбор средств. Она не сказала тебе, потому что боялась, что ты попытаешься ее отговорить.

— О Господи! — Анна была потрясена. Ее имя и без этого было у всех на устах. Только «Си-ти-эн» не вынес ее фотографию на первую полосу, и то благодаря Вэсу.

— Ну, я думаю, это хороший способ оказать поддержку, — заметила Мод.

— Я благодарна вам за поддержку, но… — Анна бросила нервный взгляд на Ронду, спокойно мазавшую маслом кусок хлеба.

Но Ронда удивила ее своими словами:

— Вообще-то это может сыграть тебе на руку. По крайней мере, у нас для разнообразия появятся положительные отклики в прессе.

— Вспомни Оу Джея, — сказала Лиз и тут же залилась краской. — Ой, извини, это был плохой пример.

— Тебе следует отдать должное Финч. Девочка несомненно очень предприимчива, — весело произнес Марк.

Лаура бросила беспокойный взгляд на Гектора.

— Я только надеюсь, что она не перегнет палку. — Анна, вероятно, вспомнила о том, как Финч участвовала в митингах в пользу спасения дуба на площади Лос-Рейс, который должны были спилить. Там было больше сотни участников, и только Финч и еще несколько человек арестовали за нарушение общественного порядка, что привело к появлению ее фотографии на первой полосе утреннего выпуска газеты «Кларион».

Мелоди Викофф приняла их заказ. Обычно такая разговорчивая, последнюю неделю она вела себя очень сдержанно, поскольку ее муж был копом. Слухов, ходивших о Мелоди, было достаточно, — говорили, что у нее интрижка с одним из друзей ее мужа, — чтобы она старалась не навлечь на себя дополнительные неприятности. Но сейчас она наклонилась и шепотом произнесла:

— Мы все за тебя переживаем, дорогая. Держись!

Растроганная такой поддержкой, Анна кивнула в ответ. Она ничего не смогла сказать, потому что у нее ком стоял в горле.

— Кажется, ты завоевала несколько очков у судьи, — сказал Марк Ронде, когда Мелоди отошла.

— Возможно, — произнесла адвокат, нахмуриваясь, — но дело идет к тому, что будет процесс, и нам потребуется вся наша изворотливость, чтобы убедить присяжных в том, что Анна невиновна.

— Могу поспорить, что это Кристэл, — угрюмо сказала Лиз. То, что полиция не искала эту женщину, злило ее еще больше, чем Анну.

— Не забывай о Гэри Кэри, — напомнил Марк.

— Гэри Кэри? — удивленно переспросила Мод.

— Один из друзей Моники по переписке, — объяснил Марк. — Мы думаем, что он как-то связан с этим, хотя он не очень-то подходит на эту роль.

— Он священник, — вставила Анна.

— Джим Бэйкер тоже был священником, — сухо заметила Сэм.

— Я наконец-то до него дозвонился, — продолжал Марк. — Он утверждает, что в тот день его не было в городе, что он находился на какой-то конференции баптистов, но мне он показался слишком взволнованным. Я не могу точно сказать, то ли это оттого, что он не хочет, чтобы его жена узнала, что он посылал те странные письма, то ли по другой причине.

— В каком смысле странные? — спросил Гектор.

— Он хотел узнать, какой у Моники размер ноги, какими духами она пользуется, и все такое, — объяснила Анна. — Однажды он прислал ей подарок — ночную сорочку.