Я все продумала. Воспользуюсь тем, что все охранники не раз видели, с каким почтением и покорностью комендант Ло выполнял все мои желания. Действуя от его имени, я возьму защитный костюм и выйду на прогулку к Голубому озеру.

А там, как когда-то в счастливом детстве, я разденусь, лягу на горячий мягкий песок и буду нежиться под теплым солнышком. Радиация мне не будет страшна, потому что она просто-напросто ничего со мной не успеет сделать.

Я выплыву на самую середину озера, полюбуюсь, как звездами вспыхивают в солнечных лучах водяные брызги, как плывут по небу облака…

А потом… Потом я сожмусь в комочек и навсегда уйду в глубину…

Мой дорогой До! Наше счастье сгорело в атомном пожаре, вместе с миллионами других человеческих судеб.

Пусть будут прокляты те, кто развязал эту ужасную войну.

До! Люби меня! Помни обо мне! И позаботься о нашем маленьком Пе.

Прочитав эти записи моей бедной Ва, я на какое-то время лишился способности здраво размышлять и действовать. Меня захлестнула страшная сердечная боль, негодование, ярость. Я был охвачен одним желанием: поскорее встретиться с этим негодяем Ло, который совсем недавно твердил о дружеских чувствах ко мне, жал мне руку, приветливо улыбался. Я заметался по комнате, отыскивая свой пистолет, совсем забыв про то, что его у меня отобрали при входе в эту подземную дыру. Я был готов бежать к Ло, голыми руками вцепиться ему в горло…

Но потом трезвый рассудок подсказал мне, что я ничего не могу сделать. Ло всегда ходил с оружием. К тому же в его распоряжении находилось несколько десятков верзил-охранников, готовых выполнить любое его приказание. И еще — Пе. Как я мог хоть на мгновение забыть о нем, о последнем желании моей Ва?

Меня охватило отчаяние. Эта проклятая война лишила меня всего: двух любимых женщин, радости жизни, она сделала меня бесполезным, никчемным существом. Мне не на что надеяться, не от кого ждать помощи. Права моя Ва, назвавшая этот Счастливый город крысиной норой, где обитатели живут одной мыслью — как-нибудь выжить, выжить во что бы то ни стало, выжить хотя бы за счет гибели других.

Но человек — удивительное существо. Он в самых сложных, почти безвыходных обстоятельствах умудряется найти какой-нибудь, хотя бы иллюзорный выход. Такой выход, еще не продуманный, не оформившийся, вдруг подсказала мне память.

Я вспомнил о подземной космической базе в шестидесяти километрах западнее Селии. За месяц до начала войны я был там в командировке, потому что моя фамилия стояла в списках возможных участников дальнего космического перелета. Я видел уже почти полностью экипированные три космических корабля, нас знакомили с практическими приемами управления космолетами дальнего действия. Теорию космического полета, умение с помощью автоматического вычислительного устройства рассчитывать курс в мрачных глубинах космоса мы постигали еще в школе офицеров-космонавтов. В газетах было сообщение об испытательных полетах этих кораблей.

Но цела ли сейчас эта космическая база? В каком состоянии космолеты? Как выбраться из этого проклятого крысиного города, да еще с маленьким ребенком? Уцелел ли мой вездеход, который я оставил в зарослях каких-то кустов? На все эти вопросы я не мог найти ответов.

После обеда ко мне забежала Ба. Интересно, что до этого времени я не знал даже имени этой худенькой женщины, хотя на базе Багана встречался с нею почти ежедневно. Там все ее звали «командирской мартышкой». Я считал ее пустым и никчемным человеком. Как обманчива внешность! Она оказалась верной подругой моей Ва и моим настоящим другом.

Да и вообще, сейчас ее не за что было бы называть «мартышкой» — передо мной сидела худенькая женщина с угловатыми плечами и грустным взглядом.

— Вы прочли записи Ва? — спросила меня женщина. И на ее глаза навернулись слезы. — Что вы думаете делать, командир До? Я знаю, что Ло собирается предложить вам пост своего заместителя. Но, думаю, что вы не согласитесь.

— Конечно, не соглашусь! — воскликнул я. — С самым величайшим наслаждением я свернул бы шею этому негодяю!

— Не надо, очень прошу вас, не надо! — тихо произнесла Ба. И опустила взгляд.

— Но почему? Подлость и предательство требуют наказания.

Она вскинула на меня страдающие глаза.

— Не надо! Потому что я люблю его… И у нас скоро будет ребенок. Я вижу, какой он, а люблю… Разве можно сказать, за что и почему любишь человека? — с отчаянием выкрикнула она, и из ее глаз полились слезы.

Я не знал, что ей сказать и как ее успокоить. Но через несколько минут она шмыгнула носом, вытерла мокрые глаза и щеки крошечным платочком и деловым, почти спокойным тоном спросила:

— Так что вы думаете делать, командир До?

Я ни минуты не сомневался в ее порядочности и откровенно ответил:

— Сделаю то, о чем меня просила Ва. Вы читали ее записи?

— Да! Ва сама попросила меня прочесть синюю тетрадь, но взяла с меня слово, что читать я стану после ужина. Я, к сожалению, сдержала слово. Если бы я прочла записи Ва сразу, когда она передала мне синюю тетрадь, то, может быть, я смогла бы удержать Ва от ее страшного поступка…

Я рассказал о своем замысле.

— Это очень трудно, — задумчиво сказала Ба. — Но если вы решились… Я вам помогу в чем сумею.

— Как мне выбраться из города, Ба?

— Ну, это не так сложно, как вам кажется.

Она рассказала, что, кроме главных ворот, внизу, с шестого этажа, имеется еще один, запасной выход, через который вывозится мусор. Этот, так сказать, «черный ход» не охраняется — он только запирается условным цифровым шифром, который меняется ежесуточно.

— Я узнаю сегодняшний шифр, — пообещала Ба. — Вечером уборщики мусора отдыхают и в коридоре никого не бывает. Но там в санпропускнике нет защитных костюмов, предохраняющих от радиации. Они хранятся в общежитии уборщиков.

— В вездеходе у меня имеется большой запас «спасительных» таблеток.

— Ну, что ж. Если вы твердо решили… — Ба вздохнула. — Ждите меня.

Она ушла. Я вызвал по видеофону детский центр, позвал Мо и попросил ее принести ко мне Пе.

— Мне очень хочется, чтобы мой малыш хотя бы ночью был со мной, — пояснил я.

— Я понимаю вас, командир До! — ответила Мо. Ее добрые светлые глаза с сочувствием смотрели на меня с круглого экранчика видеофона. — Я принесу вам сына.

Через час мой маленький Пе уже спал в моей спальне на диванчике, заботливо оборудованном доброй женщиной под постельку.

Мо простилась со мной и ушла.

Я долго стоял и смотрел на спящего сына. И чем внимательней смотрел на его бледное, с каким-то синеватым оттенком личико, на светлые волосы, слипшиеся от пота, на маленький рот, тем все больше находил в малыше сходства с моей погибшей женой. Теплое чувство грустной нежности все сильнее охватывало меня.

Я не услышал, как вошла Ба. Она осторожно коснулась моего плеча и позвала в соседнюю комнату. Там на столе лежала большая сумка-ранец, какую носили наши солдаты.

— Вот тут я принесла вам кое-что, — сказала Ба. — Здесь концентраты детского питания, вода, два детских комбинезончика. Здесь, в боковом карманчике, десяток «спасительных» таблеток. Больше взять я не могла, они у нас на строгом учете. — Она покопалась в ранце и достала пистолет. — А это вам на всякий случай. — В глазах ее промелькнула тревога. — Только вы должны мне дать слово, что не употребите оружие против Ло… Впрочем, его сегодня нет в городе. Так что все благоприятствует вашему побегу.

— А где Ло?

— Он перед вечером уехал с техниками в Селию искать какую-то аппаратуру.

— Ба, а из-за пистолета у вас не будет неприятностей? — спросил я.

— Нет, не будет… Это пистолет охранника, который сошел с ума и вообразил, что в город ворвались синие. Он стал стрелять, убил двух солдат, охранявших вход, а потом сам был убит. Никто не знает, что я взяла его оружие. — Губы Ба задрожали. — У нас чуть не каждый день кто-нибудь сходит с ума. Ло говорит… — Женщина бросила на меня встревоженный взгляд и замолчала. Потом торопливо поцеловала меня в щеку. — Всего вам доброго, командир До. Мне надо идти — я дежурю у рации. Запомните шифр — пять тысяч шестьдесят два.