-- Бери, бери да квитанцию выписывай, чтобы все было по закону.
Глава тринадцатая
От поликлиники к коттеджам и дальше к центру авиационного городка вела серая, еле заметная тропинка. Сколько раз в день поглядывала Бибиджан на эту тропинку! Покажется вдалеке фигура офицера в коричневой кожаной куртке и синих бриджах -- екнет девичье сердце. Он? Нет, не он. Досада и грусть охватывают девушку. Не возвращается к ней Гриша: как ножом отрезал.
Несколько раз дежурила Бибиджан на аэродроме в санитарной машине. Видела Григория, следила из кабины за каждым его шагом, не отрывала глаз от самолета, на котором он летал. Знала и бортовой номер самолета -- "017"... А он, Гриша, перестал замечать ее. Не подойдет, не скажет, как некогда говорил ласково: "Биби, серденько мое!" Никто до него так не зазывал ее. Боже, какие теплые и нежные слова!
Она не расставалась с его фотографией. Достанет и глядит, глядит на улыбающееся лицо. Хочется и самой улыбнуться в ответ... Улыбнется, и тотчас слезы заволакивают глаза.
Как-то дежурный фельдшер, вернувшись вечером с аэродрома, сказал, что какой-то летчик, кажется из молодых, выбросился где-то над горами. Полдня искали -- не нашли.
Бибиджан охватило страшное предчувствие.
-- Какой же это летчик? Как его фамилия?
-- Брачный или Барачный, что-то вроде этого.
-- Байрачный? -- Бибиджан вся похолодела.
-- Во-во!
Фельдшер был новый, мало кого знал в полку.
Девушка закрыла рукавом халата глаза. Фельдшер что-то спрашивал -- она ничего не соображала. Все тело как-то обмякло, в висках стучало, звенело в ушах... Выбросился... Полдня искали...
Бибиджан мучительно думала, как помочь своему любимому, и вдруг ее осенило: Гришу может найти и спасти старый Бояр со своими сыновьями и внуками. Он много лет провел в горах, знает там каждую тропинку, каждое ущелье.
Девушка накинула на голову платок и побежала к коттеджам. Там живет ее земляк Артыков. У него есть мотоцикл. Не так уж много времени нужно, чтобы добраться до аула, попросить Бояра...
Старший техник-лейтенант возился со своим мотоциклом, разложив на земле сумку с инструментом. Бибиджан, подбежав к земляку, тяжело перевела дыхание.
-- Товарищ командир! Рустам! Слышишь, Рустам, у тебя мотоцикл. Поезжай в аул, скажи старому Бояру... Там в горах -- Григорий... Рустам, -- Бибиджан рыдала.
Артыков пытливо поглядел на землячку, прищурив и без того узкие глаза.
-- Рустам, я тебя умоляю, ты ведь добрый, Рустам!
Артыков вытер руки, ласково коснулся локтя Бибиджан.
-- Это твой любимый? Почему же сразу не сказала? Я сейчас же поеду в аул. Весь колхоз выйдет в горы. Будь спокойна, Бибиджан. Григория обязательно найдут.
-- Как ты добр, Рустам! Я буду любить тебя всегда...
-- О, Бибиджан, у тебя есть кого любить. Ты только успокойся.
Артыков вошел в дом, переоделся, снова вышел.
-- Я мигом, Бибиджан. -- Он нажал на педаль, мотоцикл затрещал, обволок дымом заднее колесо. Артыков вскочил на мотоцикл и помчался по улице. Свернув на дорогу, скрылся за коттеджами. Бибиджан села на скамейку, оперлась спиной о забор. Неужели не разыщут Гришу? Не может быть! Старый Бояр найдет. Он знает горы. Он привезет Гришу на верблюде, и она, Бибиджан, никогда больше не скажет своему ненаглядному ни одного резкого слова. Они поедут в аул в гости... а затем... Гриша возьмет отпуск и увезет ее, свою Бибиджан, на Украину, где течет Днепр, о котором так много чудесных песен знает Гриша. Там нет песков. Летом берега покрыты зеленым ковром, а зимою -белым...
В свежем вечернем воздухе глухо зафыркал двигатель гарнизонной электростанции. Вспыхнули окна коттеджей, отбрасывая на улицы бледные снопы света. А Бибиджан все сидела и мечтала о счастливом путешествии на далекую Украину...
В район аварии или катастрофы -- это было пока неизвестно -- полковник Слива отрядил на автомобилях две группы во главе с офицерами. Одна из них должна была осмотреть северные склоны хребта, вторая -- южные. Каждая группа располагала портативной радиостанцией. По последним сведениям, южная группа, возглавляемая техник-лейтенантом Максимом Гречкой, форсировал перевал, а северная, разбившись на подгруппы, разбрелась по ущельям.
Когда на землю упали сумерки, в район аварии вылетели на двухместном учебно-боевом самолете старший лейтенант Телюков и лейтенант Скиба. Добрых полтора часа петляли они над горами, заглядывая буквально во все ущелья, присматриваясь, не мигнет ли где-нибудь лучик электрического фонарика. Но Байрачный не подавал сигнала. Гнетущая и мрачная тьма окутывала горы. Только в аулах, расположенных далеко за пределами зоны стрельб, теплились скудные огоньки.
Через несколько минут на розыски вылетел майор Дроздов и тоже вернулся ни с чем. Его сменил замполит Горбунов. После всех, уже почти на рассвете, в самолет сел майор Поддубный. В ущелья заползал зыбкий туман. Если бы даже и сигналил летчик, все равно с борта самолета ничего не увидишь.
Розыски не привели ни к чему.
В десять утра южная группа сообщила по радио: "Найдены обломки самолета".
Полковник Слива передал об этом по команде. Оттуда вылетела в Кизыл-Калу группа инженеров и летчиков-инспекторов для расследования причин катастрофы. Позвонил по ВЧ генерал-майор Щукин.
-- Что там у вас такое?
-- Лейтенант Байрачный либо потерпел аварию, либо это катастрофа, товарищ генерал. Найдены обломки самолета. Летчик пока не обнаружен.
-- Какие упражнения выполнял Байрачный?
-- Стрелял.
-- Какие-нибудь сведения были?
-- Абсолютно никаких. Отстрелялся, должен был возвращаться на аэродром и вдруг умолк.
-- Усилить розыски.
-- Есть, товарищ генерал!
Не успел Семен Петрович положить трубку, как радист принес очередное донесение группы розыска. Максим Гречка извещал: "На обломках самолета обнаружены следы крови".
Все ясно: Байрачный погиб.
Семен Петрович схватился за сердце...
Майор Гришин тоже схватился, но не за сердце -- на этот раз оно не дрогнуло, -- а за летную документацию. И не для того, чтобы подтасовать, подогнать ее в соответствии с "методическими указаниями" в отношении организации полетов и таким образом в какой-то мере оправдаться перед комиссией. Наоборот, он искал в этой документации что-нибудь такое, что усугубило бы виновность майора Поддубного.
И нашел.
Поддубный готовил молодых летчиков к стрельбе и проводил ее над горами на недопустимо малой высоте. Он нарушил методические указания, явно пренебрегая инструкцией по эксплуатации зоны стрельбы. Вполне допустимо, что Байрачный, очутившись в аварийной ситуации, не успел своевременно катапультироваться. Возможно, что его, уже мертвого, выбросило из кабины.
"Ну все, голубчик, лопнула твоя полководческая слава, лопнула как мыльный пузырь, -- злорадствовал Гришин. -- За катастрофу по головке тебя не погладят. Не видать тебе должности заместителя командира как своих ушей! Гляди -- еще и звездочку майора снимут с погон. Ходить тебе в капитанах да звеном командовать! Тогда ты постоишь передо мной навытяжку! Я уж обо всем доложу комиссии: и о посадке эскадрильи Дроздова, и о предпосылке к катастрофе, которая произошла с Телюковым, и о Ту-2, который едва не врезался в город, и о романе с дочерью командира -- обо всем!"
Тяжелым камнем легло на душе Поддубного сообщение о гибели молодого летчика. Он чувствовал себя виновным, ведь он на самом деле пустил буксировщик на малой высоте. Хотелось быть ближе к реальной боевой обстановке -- не исключена ведь возможность, что противник попытается пройти над горами на малой высоте, -- а тут вот что получилось. Погиб человек...
Значит, он, Поддубный, перегнул палку, и тут, кажется, Гришин прав...
Но что же произошло в полете?
Что произошло? Этого лейтенант Байрачный и сам не мог понять. Он стрелял в мишень, которую буксировал реактивный бомбардировщик. Метко попал с первой же атаки -- поврежденная мишень перевернулась вверх колесами, завертелась на росе, как узелок на туго натянутой нитке.
