В соломенных шляпках ехало много девушек. Поддубный так и не разобрался, которая из них дочь командира полка.

Телюков, ловко лавируя между пассажирами, которые устремились на берег с чемоданами, корзинами, свертками, с детьми на руках и за спиной, пробился вперед и сразу затерялся в людском потоке. Поддубный увидел его уже на берегу, в обществе обладательницы соломенной шляпки. Обрадованный встречей, он увивался возле студентки, очевидно предлагая ей свои услуги. А она, стройная, с горделивой осанкой, стояла несколько смущенная, держа в руках небольшой чемодан и, как видно, не собиралась передавать свою легкую ношу офицеру.

-- Сюда, товарищ майор! -- окликнул Телюков.

Поддубный приблизился к ним.

-- Познакомьтесь, товарищ майор. Дочь нашего командира полка.

-- Очень приятно, -- поздоровался Поддубный, назвав себя.

-- Лиля, -- сказала девушка и, вскинув ресницы, поглядела на офицера веселым взглядом.

"Ишь какую дочь вырастил полковник", -- подумал Поддубный.

-- Вот так бывает, -- с досадой сказал Телюков. -- Плыли на одном теплоходе и не видели друг друга... Правда, я почти все время спал. Набегался по городу, устал...

"Да и водка затуманила глаза", -- внутренне усмехнулся майор.

Втроем они направились к железнодорожной станции, находившейся у подножия обрывистой высокой скалистой горы.

Оказалось, что поезд в Кизыл-Калу будет нескоро. Чтобы сократить время, вещи пришлось сдать в камеру хранения и пойти осматривать город.

А он оказался вовсе не таким уж маленьким, как выглядел издалека. Между горами лежало широкое ущелье, и по нему тянулась асфальтовая улица с домами европейского типа. Попадались дома трех- и четырехэтажные. Магазины с красивыми вывесками, фонари с электрическими плафонами, чугунные ограды, легковые автомобили -- все подчеркивало, что это город, а не только порт и железнодорожная станция. У подножия горы стоял довольно большой дом с вывеской "Гостиница".

Они вышли на базарную площадь. Торговля шла преимущественно морской продукцией. На столах грудами лежали раки, шевеля клешнями. Поражала дешевизна: ведро раков -- один рубль. По вашему желанию их здесь же на базаре сварят, бросив в кипящий котел, под которым все время поддерживается огонь. Сизый дым вился над чайной. В ней русские, казахи, туркмены пили чай. Одни сидели за столами, а другие -- на коврах, скрестив ноги.

Телюкову отлично был знаком этот приморский городок, и он взял на себя роль экскурсовода. Водил своих спутников по улицам и переулкам, пока они не очутились перед рестораном.

-- Зайдемте, ведь вы, Лиля, не завтракали?

-- Да нет, что вы! -- смутилась студентка.

-- Идемте, Лиля! -- настаивал Телюков.

Лиля нерешительно взглянула на майора, как будто спрашивала его согласия.

-- Зайдемте, Лиля, если уж нас так настойчиво приглашают.

За стойкой, заставленной батареями бутылок, стоял молодой армянин-буфетчик. Увидев офицеров с девушкой, он поспешил к ним, подвел к столу и взялся сам обслуживать клиентов.

-- У нас есть все, што душа угодно, товарищи офицеры, -- с апломбом заявил буфетчик. -- Кавказ был? Шашлык ел? Ест шашлык. Люля-кераб ел? Ест люля-кераб. Коньяк -- да? Вотка -- да? Сухое вино -- да?

-- А чай или кофе есть? -- спросил Поддубный.

Буфетчик разочарованно развел руками.

Телюков, слушая названия блюд и напитков, чувствовал себя, как на именинах. К сожалению, за столом сидел старший, поэтому приходилось сдерживаться.

-- Три порции люля-кебаб, бутылку портвейна, пирожные, -- заказал Поддубный.

-- Зелень -- да? -- холодно спросил буфетчик.

-- И зелень, -- уныло подтвердил Телюков, видя, что с майором не очень-то разгуляешься.

Заказанного ожидали недолго. Люля-кебаб оказался вкусно приготовленным, его ели с аппетитом. От выпитого вина у Лили раскраснелись щеки, глаза заблестели -- голубые, чистые, как летнее небо после дождя. Постепенно исчезло напряжение, которое ощущала девушка в обществе молодых людей. Она обратилась к майору по-английски, зная, что теперь все офицеры, прибывающие из академии, владеют иностранными языками.

-- О, да у вас акцент истого англичанина! -- заметила Лиля.

-- Пять лет изучал, ничего нет удивительного. Кроме того, квартировал у преподавателя английского языка.

-- Вы в Москве учились?

-- В Москве.

-- А я никогда не была в столице. Так хочется побывать!

-- Еще успеете.

-- Вы, значит, к нам прямо из академии?

-- Нет, год служил на севере.

-- Ого! Прямо из льдов -- в горячие пески! -- Лиля поглядела на него с сожалением, а может быть, ему это просто показалось.

-- Да неужели здесь так плохо?

-- Где?

-- Ну у вас, в Кизыл-Кале?

-- К сожалению, ничего привлекательного. Пустыня. Куда ни глянь -пески да пески. Лежат барханы, как застывшее, мертвое море. А жара! Порой дышать нечем.

То, о чем рассказывала девушка, подтверждала ее внешность. Миловидное лицо и красивые, словно точеные, руки покрывал ровный темно-бронзовый загар, который, быть может, лег еще с детства. Ее можно было принять за цыганку, если б не светлые, прямо льняные волосы да слегка подведенные черные брови. Одним словом, сразу было видно, что она южанка, на внешности которой, пожалуй на всю жизнь оставила свои следы знойная пустыня.

-- Тяжелый климат, -- продолжала рассказывать студентка. -- Моя мама все время болеет. Вот и сейчас еду, чтобы навестить ее. Сердце у нее слабое. А на днях получила письмо -- с температурой лежит.

Телюков тем временем снова наполнил бокалы:

-- Пожалуйста, Лиля! Прошу вас, товарищ майор!

Лиля лишь пригубила вино.

-- Боюсь, голова закружится, а ехать ведь еще порядочно.

-- Не волнуйтесь, Лиля, довезем! -- сказал Телюков, осушив свой бокал.

В девять вечера сели в поезд. Ехали в мягком вагоне. Телюков усердно ухаживал за дочерью полковника. Перед посадкой он раздобыл в киоске целый ящик минеральной воды с куском льда поверх бутылок. Вряд ли он стал бы это делать, не будь с ними Лили. Встреча эта была для него более чем приятной.

Некоторое время поезд шел вдоль берега моря, огибая залив. Легкие волны набегали на пологий берег и, отхлынув, оставляли на мокром песке кружевную пену. Вдали виднелся какой-то мрачный, черно-бурый полуостров, на котором одиноко высился маяк.

Постепенно море отступало. Поезд врезывался в бесконечные пески.

Поддубный часто выходил в тамбур покурить, побыть наедине с самим собою. Думал о том, как-то встретит его командир полка, как вообще сложится служба на новом месте.

Лег спать поздно. Ночь была темная. Поезд остановится на минуту-две и идет дальше. Смотришь в окно добрый час и не увидишь огонька. Черно за окном.

Пустыня.

Глава вторая

Вот наконец и Кизыл-Кала.

Но где же станция?

Утро, а тут хоть глаз выколи. Песчаный буран замутил все вокруг. Тусклое, едва различимое, светит солнце, матовое, какое-то лиловое. На него можно смотреть простым глазом, не прикрываясь светофильтром.

В вагоне, еще задолго до Кизыл-Калы, Поддубный слышал от пассажиров про ветер-афганец, налетающий из Афганистана; он вздымает тучи пыли, наметает высокие барханы. Сквозь чугунный грохот вагонных колес слышно было, как шумела и завывала стоголосая пустыня. Но все это блекло перед тем, что встретило пассажиров при выходе из вагона! Будто кто-то без конца швырял горсти песку в глаза -- на тебе, человек добрый, получай! Прошли всего каких-нибудь сто метров, а песок уже отвратительно хрустел на зубах, набивался в уши, ноздри, сыпался за воротник...

-- И часто здесь такое бывает? -- спросил Поддубный, когда нашли наконец вокзал и очутились в пустом душном зале.

-- Не забывайте, мы в царстве песков! -- воскликнул Телюков с какой-то неуместной патетикой. -- Это Каракумы!

Поставив свой и Лилин чемоданы, он отправился на поиски машины.

-- А вас, Лиля, не пугает это пустынное царство?