-- Я вас так ждал, Лиля, -- сказал он, крепко прижимая к себе девушку.
-- Вы прежде были другой...
-- Хуже?
-- Нет, лучше.
-- Это вам так кажется, -- в такт музыке отвечал Телюков.
От следующего танца Лиля категорически отказалась:
-- Мне пора. До свидания.
-- Разрешите проводить вас?
-- Не надо. Мне еще в библиотеку...
-- Прекрасно, и мне туда же, -- не отставал Телюков.
Лиля не знала, как от него избавиться, -- ну что за человек! Пристает до неприличия... Как он сам не понимает...
Вдруг она увидела проходящую мимо Веру Иосифовну -- жену майора Дроздова. Остановила ее, и они оживленно заговорили между собой. Телюкову не оставалось ничего иного, как отойти в сторону. Но когда Лиля простилась и пошла домой, он догнал ее:
-- Убегаете?
Лиля остановилась.
-- Что вам от меня нужно? -- спросила она решительно.
Луна скрылась за облаками, стало совсем темно. Телюков закурил.
-- Я люблю вас, Лиля!
Девушка молчала.
-- Я люблю вас, -- повторил он. -- А... вы майором интересуетесь.
-- Я не желаю с вами разговаривать, -- Лиля резко повернулась и поспешила домой.
Телюков измял папиросу, выбросил ее и закурил новую.
Он давно уже питал к Поддубному чувство неприязни, потому что не верил, что "академик", как он прозвал майора, не рассказал кому-нибудь о его глупом бахвальстве тогда, на теплоходе.
Сейчас эта неприязнь, подогреваемая ревностью, усилилась еще больше. Раздраженный и злой, он зашел в бильярдную, но, увидев своего соперника, игравшего с майором Дроздовым, резко повернулся и ушел.
На следующий день майор Поддубный проводил предварительную подготовку к полетам на стрельбу. Присутствовал на этой подготовке и Телюков. Чтобы не смотреть в глаза своему сопернику, он забился в самый угол и вычерчивал на листе бумаги чертиков. Вдруг ему в голову пришла мысль: отбить при стрельбе мишень во что бы то ни стало. Да, он нарочно отобьет ее, и пускай "академик" убедится, что Телюков -- это не кто-нибудь, а подлинный летчик-истребитель!
Почти каждый раз летчики готовятся к полетам по двум вариантам плановой таблицы. Не будет соответствовать погода или что-нибудь иное первому варианту, можно проводить полеты по второму. Летный день или летная ночь не пропадут даром.
Телюков тоже начал готовиться по двум вариантам. Одни расчеты и чертежи воздушной стрельбы сделал для отвода глаз, а другие -- для себя, предназначенные исключительно для того, чтобы отбить мишень. Последний вариант от начала до конца был построен на нарушении правил безопасности, по принципу: ловкость рук -- и никакого мошенничества! Он имел в виду почти вдвое сократить предполагаемую дальность открытия огня, целиться с большим упреждением, нежели расчетное.
Соответственно этому своему варианту он и тренировался сначала в учебном классе, а затем в поле на тренировочной площадке.
После занятий, вернувшись в свою холостяцкую квартиру, он еще раз проверил расчеты и чертежи и пришел к выводу, что маневр идеальный. Одно лишь беспокоило его: мишень будет буксировать сам "академик". Конечно, своевременно он не разгадает маневра, стрельбу не отменит, но потом...
-- Э, будь что будет! -- решил он и хлопнул кулаком по столу.
Занималась утренняя заря.
Сигарообразные "миги", выстроившиеся на линии предварительного старта, поблескивали голубоватым лаком. Управившись с подготовкой самолетов, авиационные специалисты сидели группами, курили, разговаривали. Кое-кто дремал на разостланных на земле чехлах.
Самолет майора Поддубного стоял в шеренге первым. Техник-лейтенант Гречка любовно похлопывал шершавой ладонью по фюзеляжу.
С необычайной любовью относился он к своей боевой машине. Для него она -- живое существо. За блестящей, отполированной обшивкой самолета скрыто много и сложнейших, и нежных, как пушинка, и отлитых из огнеупорной стали механизмов, приборов. Многие из этих приборов могут слышать и видеть. У самолета есть жилы, по которым течет электрический ток, проходит воздух, пульсирует масло; есть крылья, ноги, хвостовое оперение. Пустишь электрический ток, запульсирует двигатель -- сердце самолета, -- и он действительно как живой: выдохнет из реактивной трубы горячий воздух и помчит вперед, а оторвавшись от земли, подберет ноги, повиснет на крыльях, совсем как птица.
После длительной разлуки с самолетом Гречка еще больше полюбил машину, прилагал все усилия, чтобы она была "здорова" и во всем слушалась летчика. Гречка безгранично гордился тем, что обслуживает самолет, на котором летает его друг.
Над аэродромом рассыпалась множеством искр зеленая ракета. Взвился над стартовым командным пунктом флаг Военно-Воздушных Сил Советского Союза.
Торжественный момент: летный день начался!
Майор Поддубный неторопливо полез по лестничке в кабину. Вслед за ним поднялся Гречка. Помог летчику привязаться ремнями, крикнул механику, чтобы тот приготовился к запуску двигателя.
-- Разрешите запустить двигатель? -- обратился по радио Поддубный к руководителю полетов.
-- Запуск разрешаю, -- послышался голос полковника Сливы.
Механик подсоединил к пусковой панели самолета фишку кабеля аэродромного пускового агрегата. Летчик нажал на пусковую кнопку. Зашумел стартер, раскручивая турбину. Секунда-другая -- и реактивный двигатель зарокотал: вступила в действие турбина. Из реактивной трубы, будто из кратера вулкана, ударили газы. Вырываясь наружу, они вздымали пыль, подхватывали и несли камешки, начисто подметая позади самолета землю. И горе тому, кто попадет в струю этого потока.
Аэродром не терпит зевак. Каждый должен знать свое место, быть осмотрительным, осторожным.
Проверив показания приборов, техник выдернул наземный предохранитель катапульты, показал его летчику, чтобы тот не сомневался, что предохранитель вынут, спустился на землю и принял от фюзеляжа лестницу.
Поддубный закрыл фонарь кабины, Гречка стал у левой плоскости крыла, козырнул летчику.
Самолет вырулил на линию предварительного старта и через минуту-другую взмыл в воздух, увлекая за собой планер-мишень.
Старший лейтенант Телюков должен вылететь третьим. В том случае, если он отобьет мишень, двое летчиков так и не увидят результатов своей стрельбы. Жаль товарищей, но им, возможно, засчитают стрельбы по показателям фотопулеметов.
Тут Телюков хлопнул себя по лбу: а фотопулемет? Ведь он зафиксирует на пленке и расстояние, и ракурс стрельбы. Пленка выведет махинации на чистую воду!
Летчик уже готов был отказаться от задуманного, как вдруг сообразил, что пленку после полета можно засветить. Раскроешь кассету -- и все!
Первым вылетел Поддубный. Через положенное время поднялся в зону второй летчик. Порулил свой самолет на старт и Телюков.
-- Разрешите взлет? -- спросил он по радио.
-- Взлет разрешаю, -- передал полковник Скиба.
Промелькнули за фонарем кабины аэродромные строения, проплыли под фюзеляжем коттеджи авиационного городка.
Все земное осталось внизу, позади. Впереди -- безграничный простор голубого неба.
Телюков страстно любил полеты. В воздухе, среди многочисленных приборов, тумблеров, рычагов, кнопок, среди всего того, что придает кабине вид сложной лаборатории, он чувствовал себя, как музыкант за органом. Он не просто двигал рычагами, тумблерами, не просто нажимал кнопки, а как бы играл на них, и вся душа его наполнялась какой-то ликующей музыкой. Как музыкант, не глядя на клавиши, сосредотачивает все свое внимание на нотах и оттенках звуков, так и Телюков не смотрел на арматуру кабины. Руки сами находили нужный рычаг, тумблер, кнопку. Привычным взглядом окинет летчик приборную доску, и снова взор прикован к безграничному воздушному океану.
Зона стрельбы находилась в сорока километрах от аэродрома. Для пешехода, даже для автомобиля это все-таки порядочное расстояние. Для реактивного же самолета преодолеть такое расстояние было делом одного мгновения. Телюков сожалел, что так быстро прибыл к месту назначения. Ему хотелось летать, летать без конца. И зона стрельб казалась ему клеткой без стен. Летчик не имеет права самовольно ни войти в нее, ни выйти; не имеет права подняться выше дозволенного, спуститься ниже положенного. Все это не вязалось с натурой Телюкова. Больше всего нервировало его то, что мишень буксируется на относительно малой скорости.
