Он делает широкий круг рукой, показывая пространную безлюдную местность.

– Видишь вон тех? – атташе показывает на холмы в отдалении, где в полумраке видны саудовцы в белых тобах, которые сидят на земле и покуривают кальян.

Напрягая взгляд, Хамид замечает блеск металла и какое-то оборудование, напоминающее штатив.

– А наши шоферы? Прекрасно вышколенные американские коммандос корейского происхождения. Или вы думаете, что посол Соединенных Штатов подался бы на вылазку в пустыню без охраны? Каждые два километра стоят джипы с пеленгующей аппаратурой и самыми лучшими датчиками движения. Даже кролик не высрется, чтоб мы не знали.

Он взрывается грубым смехом.

– Сегодня этот огромный парк в Тумаме зарезервирован только и исключительно для нас. Дипломатический корпус и Министерство иностранных дел оказали нам такую любезность. И это даже нам ничего не стоит!

– Так что с Ливией? – настаивает Стив. – Уже прошло, минуло, революция победила, сказал «а», нужно говорить «б». Интересно только мне. Те шпики и так все о тебе знают. – В бешенстве он показывает пальцем на Петра, становясь теперь на сторону Хамида.

– Не знаю…

Хамид колеблется, продолжать ли рассказ, сраженный тем, что его контролируют, и своим подробным досье в американских тайных картотеках, и полным отсутствием личной жизни. «Неужели они наблюдали за нашим домом? – думает он. – А может, установили прослушку?»

– Если вы все знаете, то мне уже нечего добавить, – заканчивает он разговор с кислой миной.

– Не обижайся, коллега, – Петр прекрасно чувствует настроение человека и обращается мягко и вежливо. – У нас только сухой рапорт о том, что ты поплыл на катарском эвакуационном корабле с доставкой для партизан. Высадился в Мисурате, а выехал из Ливии через границу с Тунисом. В Саудовскую Аравию вернулся на пароме, путешествуя с семьей первым классом. Вас трудно удивить чем-либо. Вы должны восстановиться после таких событий.

Хамид внимательно оглядывает говорившего, голубые глаза которого как две поверхности прохладного озера. Ничего в них не прочитаешь.

– Мы должны собираться, потому что ведь не может же столько времени моя бедная мама сидеть с нашим ребенком. Надя дает ей прикурить.

Марыся чувствует все больше растущее напряжение и решает вытянуть мужа из этого общества.

Она крепко берет Хамида под руку и осторожно ступает по почти невидимой дорожке.

– Надеюсь, что еще когда-нибудь встретимся и без обид, искренне поговорим! Мы вам не враги, только уговариваем порядочных людей сотрудничать. Кто-то, к сожалению, должен выполнять эту грязную работу.

Супруги даже не поворачивают головы.

– Кстати говоря, у вашей дочери ведь есть нянька… – выразительно повышает он голос.

– Кретины на вас работают! – не выдерживает Хамид и просто скрипит зубами в приступе бешенства. – Есть и нянька, и кормилица! – информирует он с большим удовлетворением.

– Так почему ты участвовал в ливийской революции? – подойдя к машине, решает одним махом обговорить все трудные вопросы Марыся. – И что ты там на самом деле забыл? Может, лучше обсудим в машине? В доме я сейчас даже пукнуть буду стесняться.

– Едем в торговые ряды, с прослушкой я справлюсь как можно быстрее.

Взволнованные бен Ладены не прощаясь уезжают, решив в будущем держаться от американского общества на расстоянии.

Супруги садятся на мраморную скамью посреди толпы снующих вокруг людей.

– Окей. Так расскажи, что ты делал в Триполи? – спрашивает Марыся. – Я немного об этом знаю. Мне и маме рассказал эту страшную историю знакомый аптекарь. Но правда ли это? Все тешу себя надеждой, что, может, мой любимый двоюродный брат Муаид где-то живет себе спокойно…

– Что ж… Допускаю, что он уже не ходит по земле, хотя обстоятельства указывают на то, что он не достиг своей цели. Возможно, он был убит, когда его разоблачили. Так или иначе, выжить он не мог.

– Wallahi!

Марыся опускает взгляд, она уже слышала ту же печальную весть из уст ливийского аптекаря.

– Неужели он сам спланировал такое безумное дело? – вздыхает она с тоской в сердце, но, несмотря ни на что, хочет узнать подробности.

– Сумасшедшая идея! – вскрикивает Хамид, но тут же успокаивается.

Проходящие мимо внимательно к нему приглядываются.

– Знаешь ведь, что у него был пунктик по поводу своего биологического отца, а чем больше он на него становился похож, тем больше росла фобия.

Девушка согласно кивает.

– Под конец ливийской революции, наблюдая растущую силу Каддафи, которая могла послужить причиной поражения восставших, Муаид был в отчаянии и, видимо, решил его убить.

Марыся громко вздыхает.

– Нонсенс! И никто в здравом уме его от этого не отговорил! Если бы я там была…

– Ты могла со мной поехать, но не захотела, – с претензией в голосе напоминает ей Хамид. – В конце концов, может, даже и лучше, что так получилось, – говорит он, смягчившись.

– Как ты вообще в это пекло вляпался? Кто предоставил тебе возможность добраться до Ливии во время самых тяжелых боев? Кто тебя завербовал? – задает она давно волнующие ее вопросы.

– Что ж, у Муаида было много тайных связей, знакомых… – вспоминает минувшие события ее муж, глядя в пустоту. – Сама знаешь, какой это был человек! И к Хасану, его другу, военному и вождю революции, которого в конце позорно замучили его же товарищи, обращались страны и отдельные лица с предложением помочь делу. Весь мир ненавидел Каддафи, поэтому все было естественно и искренне. Наладил с ними связь мой двоюродный брат, который работает на катарское правительство.

Марыся делает удивленное лицо, но не перебивает супруга.

– Бен Ладенов как собак нерезаных разбросано по всему свету, – поясняет муж. – Этот родственник очень на меня похож, тоже бешено ненавидит терроризм и исламский фундаментализм. У него жена – американка. Он наладил контакт со службами из-за океана. Зная, что у меня жена – ливийка, он связался со мной, выяснял, был ли я когда-нибудь в Ливии и поддерживает ли твоя семья революцию. Когда я узнал, что основной груз предназначался Муаиду Салими, то не думал и пяти секунд. Так я приплыл на том корабле из Катара, на который ты, любимая, не села.

Он шутливо поджимает губы, но веселиться не получается, глубоко в его глазах читается упрек.

– Я хотела бороться ради революции, – мгновенно отвечает Марыся, но ее сердце дрожит от беспокойства. «Он что-то знает! Он догадывается!» Она паникует и, нервничая, краснеет до корней волос.

– После того, что я пережила и чему была свидетельницей… – продолжает она, закрывая глаза. – Я не могла выехать и повернуться ко всему этому спиной! Поверь мне!

– Надеюсь, что это единственная причина…

– Нет, не единственная! – женщина решает идти ва-банк. – Я надеялась, что с повстанцами я доберусь до мамы в Налуте, где тоже шли жестокие бои. Я уже один раз ее лишилась в детстве, и сейчас, уже взрослым человеком, решила, что не выеду из Ливии без нее. Не дам ее у себя снова отобрать! – признается она дрожащим голосом. – Или это недостаточно веская причина?

– Что ж, война – страшное дело, – вздыхает Хамид и решает не касаться больше волнующей темы, объяснение жены его устроило. – Возвращаясь к моему рассказу… Я вез Муаиду в Триполи горы денег на покупку оружия, медикаментов, продовольствия и всяких других необходимых вещей и самый лучший, самый эффективный взрывчатый материал и оборудование. Я, будучи саудовским правительственным шпионом и агентом в рядах «Аль-Каиды» в Йемене, участвовал в подготовке акции террориста-самоубийцы, поэтому для реализации плана твоего двоюродного брата был незаменимым человеком. Благодаря тренировкам в американских антитеррористических бригадах и участию в разных акциях я прекрасно знаю не только о том, как противостоять терактам, но и как к ним готовиться. Как подключить взрыватель и заложить детонатор. Никто из организующих взрыв не знал, как это делается. Я оказался в Триполи тоже случайно. Такое стечение обстоятельств. Я оказался нужным человеком в нужном месте, – шутит он, но пот покрывает его лицо, свидетельствуя о глубине переживаний. – Ты не представляешь, как много бы я дал, чтобы никогда не очутиться на вилле Салими в Триполи.