– Не имею понятия, – признается Марыся. – Как оттуда сбежать? – пробует она догадаться.

– Нет. Я думал, как этот умелый палач отмерит, чтобы ударить именно по шее, а не где-нибудь еще. Ведь та девушка выглядела как черный холмик, шире внизу и сужающийся кверху. На широкой сермяге не определялась ни попа, ни бедра, а тем более шея!

– Ради Бога! И что? Это же была резня среди бела дня! – выкрикивает она в ужасе.

– Спокойно. Видно, они имеют опыт в казнях женщин тоже, потому что палач достал небольшой револьвер. Раздался один выстрел. Девушка упала. Тут же подбежал доктор в белом халате, послушал ее стетоскопом и утвердительно кивнул головой. Вот и все.

Хамид глупо улыбается.

– Постой, постой! – вдруг что-то доходит до слушательницы. – Ламия была у меня несколько раз, в последний раз не более чем две недели назад, значит, что-то тут не складывается!

– Мистификация, вот что!

Возмущенный мужчина грозит пальцем.

– Если бы я это тогда знал! – задумывается он. – Хотя это мне бы много не дало: я, пожалуй, так же бы пережил трагичную смерть чужих людей, как и знакомых. Бог свидетель, это страшно!

– Расскажи, как они это сделали? Кто это был? Как можно лишить жизни невинного человека?

– Все возможно. Американцы даже не муркнули. А ведь если бы убили их гражданина, то шумели бы, как сумасшедшие, разорвали бы дипломатические отношения, и от Эр-Рияда не осталось бы камня на камне.

– Ну да, – признает его правоту Марыся, зная, как янки могут бороться за своих.

– Об экзекуции помалкивали. No comments. За этого несчастного блондина заплатили большие деньги или где-то нашли его на свалке. Не имею понятия. А бедная убитая? Говорят, что девушку купили у бедуинов. Отец без зазрения совести продал ее за большие деньги. Очевидно, у него было много дочек, – решил Хамид.

– Черт побери! – не выдерживает Марыся. – Это же торговля живым товаром!

– Согласен.

Муж признает, что жена права. А она внезапно встает и бросается в бизнес-класс. Через минуту возвращается, неся на руке спящую Надю.

– Представь себе…

– Нет! Никогда!

Они точно знают, о чем каждый из них подумал.

– Заканчивай уже, прошу тебя.

Марыся садится, опускает поручень кресла, укладывает новорожденную на животик и прикрывает ее пледом. Отец протягивает руку и поправляет одеяло.

– Ламии, конечно, неофициально, заменили смертную казнь изгнанием.

– Куда же ее изгнали? Она говорила, что закончила юридический факультет в Сорбонне? Я ничего уже не понимаю!

– Это такая княжеская экспатриация. Прямо в Париж, – шутит Хамид. – Но эта «француженка» там не осталась, а вдруг беспрепятственно вернулась через шесть или семь лет в Эр-Рияд. Ха!

– И что? Никто не удивился? Никто ни о чем не спрашивал? – не верит Марыся собственным ушам.

– Я, как ее увидел, чуть не потерял сознание. Помнишь мою с ней стычку в Бахрейне? Тогда я, собственно, отдавал себе отчет в этом мошенничестве и думал, что от бешенства меня удар хватит. Все равны, но есть равнее других. Соблюдение закона – только для маленьких людей, – горько подытоживает он.

– Ах, чтоб тебя!

Марыся сжимает руку супруга, теперь уже досконально понимая его реакцию и неприязненное отношение к этой испорченной женщине.

– Знаешь, я еще подумаю, создавать ли с ней благотворительную организацию. Ты прав, от нее всего можно ожидать. Не моргнув глазом она может доставить нам большие неприятности.

– Я тебя не хочу отговаривать от этой идеи. Она прекрасна, но нужно знать, с кем сотрудничать.

Супруги остаток долгого полета проводят в молчании, размышляя о человеческих судьбах и своей жизни. Хамид надевает наушники и включает классическую музыку. Марыся долго прижимает любимую доченьку, они вместе глубоко засыпают. Невинный ребенок мечтает о чем-то приятном, потому что поминутно улыбается. Мать же мучат кошмары.

– Быстро, быстро!

Дорота снова нервничает, но на этот раз у нее есть на это основания.

– Мама, не преувеличивай! – протестует Дарья и, шаркая ногами, тащится позади всех торопящихся. – Ведь у нас есть целых полтора часа.

– Только полтора, – подключается Хамид. – Мы с Мириам можем даже еще выскочить на кофе, потому что мы выходим в городе. Но вы летите в Варшаву, поэтому должны переехать с пятого терминала на третий, а это, поверь мне, большой отрезок пути. Хитроу – это один из самых больших аэропортов в Европе. Будете ехать вначале пятнадцать минут автобусом, а потом подземным поездом. Иногда его нужно еще подождать, поэтому поспеши! – он осторожно подталкивает ее в спину.

– Держитесь!

Марыся на бегу целует мать и машет им рукой на прощанье.

– Maaм[31], может, я с вами останусь?

Служанка-филиппинка Нона боится чужих людей.

– Ведь я могу пригодиться, – уговаривает их она, преданно глядя в глаза.

– Беги же, женщина! – бесится саудовец. – Держись от них недалеко, а то еще потеряешься и наделаешь нам хлопот!

– Увидимся через неделю! – польская семья посылает воздушные поцелуи и садится в автобус.

– Уф!

Марыся поворачивается к отъезжающим спиной.

– Едем домой. Я от них немного устала.

В аэропорту их ждет арендованный автомобиль. Они быстро садятся в «Мицубиси» максивэн, но на место приезжают только через сорок пять минут. Лондон – это более чем восьмимиллионный красивейший мегаполис. Поэтому, несмотря на то, что они страшно задержались и поминутно стоят в пробках, для Марыси время летит быстро.

– Это Гайд-парк! – выкрикивает она взволнованно, потому что узнает изображение на фотографиях, которые так скрупулезно в последний месяц изучала.

– Да, уже почти приехали. К сожалению, мы ехали так долго, потому что попали в час пик. В полдень в центре хуже всего, хоть в принципе должен тебе сказать, что здесь никогда не бывает пусто.

Хамид довольно оглядывает знакомые места.

Здание, в котором располагаются апартаменты дяди, огромное, в старом солидном викторианском стиле и, обновленное после реставрации, просто ослепляет белизной. Входят, открывая большую застекленную дверь с помощью кода. Глазам прибывших открывается огромное фойе со стойкой и предупредительным консьержем за ней, который сразу узнает молодого саудовца. Он помогает внести чемоданы, подает вниз лифт и постоянно добродушно улыбается. На их этаже холл освещают торшеры с кремовыми абажурами, давая неяркий свет, а пол прикрывает мягкий ковер цвета капучино. Каждые пару метров античные стульчики с искусно выгнутыми ножками. На одном – высокая ваза со свежими цветами, на другом – ваза, наполненная ароматными сушеными фруктами. Марыся поражена, так как не ожидала увидеть такой комфорт на чужой земле. Она думала, что семья мужа очень богата по саудовским меркам, но не по европейским, а тем более британским. Апартаменты открывают с помощью карты, молодые со служанкой-индуской и спящей в коляске крошкой пересекают порог. Хамид сразу падает на софу, но Марыся и Альпана стоят как вкопанные. Гостиная громадная и поразительно светлая. Одна из стен – сплошное окно, вмонтированное на расстоянии пятидесяти сантиметров от пола и почти до потолка. Закрывают его чудесные вышитые тюлевые шторы и тяжелые, связанные шнуром гардины. Стягивающая подвязка – в том же тоне, только чуть темнее. Украшены они кристаллами и кистями с шелковой бахромой. Когда женщины с трудом отрывают взгляд от чудесных хрустальных украшений вдоль штор, они переводят изумленные взоры на мебель.

– Это все антиквариат? – Марыся не дыша произносит первые слова.

– По большей части.

Хамид, видя шок на лице жены, озорно улыбается.

– Дядя был заядлым коллекционером предметов искусства и разбирался в этом.

– У него есть вкус! Никогда не надеялась такое увидеть у парня, который каждый день надевает белую тобу, платок на голову и шлепанцы, – искренне признается она, не задумываясь, что ее слова могут задеть супруга.