Перебрасывались части 39-й армии из Восточной Пруссии, оттуда же передислоцировалась в Приморье 5-я армия. Из Чехословакии – 6-я гвардейская танковая и 53-я армии. И еще, и еще…

Замысел был прост, и ведущую роль в нем играли фланговые группировки – войска 1-го Дальневосточного и Забайкальского фронтов. Прорвав пограничные укрепления, продвигаясь навстречу друг другу, эти фронты должны будут встретиться в центральных районах Маньчжурии, у городов Чанчунь и Гирин, окружить главные силы Квантунской армии, рассечь их, уничтожить по частям, а затем продолжить наступление на юг, до самого Дальнего и Порт-Артура.

Жилин усмехнулся, перебирая в памяти воспоминания и вчерашние директивы ВГК. В прошлой жизни Маньчжурская наступательная операция длилась ровно десять суток!

Территория в миллион квадратных километров – скалистые горы, таежные дебри, топкие болота, безводные пустыни с песчаными бурями, бездорожье и глинистые долины рек, залитые летним половодьем… Пограничные крепости и укрепленные военные городки в глубине обороны, танки и многотысячные отряды солдат-смертников…

И все это рухнуло под натиском Красной Армии!

Сотни тысяч американских солдат месяцами отбивали какой-нибудь вшивенький островок, а тут и двух недель не прошло, как пала самая мощная группировка императорской армии!

Недаром штатовские и английские генералы рассчитывали победить Японию не раньше 1947 или даже 1948 года! И не зря.

Летом 45-го японские сухопутные силы насчитывали пять с половиной миллионов солдат и офицеров, флот – сто девять боевых кораблей, ВВС – шесть с половиной тысяч самолетов.

Если бы всю эту силу взять, да и направить на США…

Жилин вздохнул, отер ладонями лицо и отложил карты в сторону.

Хватит на сегодня. Отбой.

Маньчжурия, 4 июля 1945 года

2 июля Мамору Сигэмицу, послу Японии в Москве, была передана нота, объявляющая империи войну. Наступление было назначено на следующий день – в час ночи три фронта пришли в движение.

Началась мощная артиллерийская подготовка – снаряды накрывали опорные пункты противника, а вдоль линии 1-го Дальневосточного фронта выстроилось семь вражеских укрепрайонов – Хутоуский, Мишаньский, Суйфыньхэйский, Дунинский, Дунсинчжэньский, Хуньчуньский и Кенхынский.

Бомбардировщики «Ту-2», «Ил-4», «Пе-8» и «Ту-10» трудились весь световой день, бомбя японские УРы. Штурмовики с истребителями сделали в первый день по пять-шесть вылетов.

Диверсанты и пограничники «вышли в поход» первыми, к утру продвинувшись на десять километров. В полдевятого в наступление перешли главные силы фронта.

К исходу первого дня операции 5-я армия прорвала оборону под Суйфыньхэ, продвинувшись на двадцать пять километров, – мощные, красивые, вымытые дождем «ИС-3» мокро блестели, походя на древних рептилий. На броне сидела пехота, их догоняли БМП и самоходки СУ-100, выворачивавшие наизнанку японские танки «Чи-Ха» и «Ха-Го».

1-я Краснознаменная наступала в горах, в условиях полного бездорожья, и за день одолела где пять, где семь километров. Зато 25-я армия, с ходу овладев японскими укреплениями, утром 4 июля освободила Дунин, Тумэнь и Хунчунь.

35-я армия форсировала Уссури и Сунгачу, преодолела обширный район болот и уже вечером 3 июля вышла к Хутоу, мощному узлу обороны.

Тихоокеанский флот в это самое время вел обстрел портов Юки, Расин и Сэйсин на побережье Северной Кореи, после чего высадил десант. «Ту-10» из соединения Авиации дальнего действия и «Ил-4» из флотских ВВС устроили военно-морским базам Японии Содом и Гоморру, и уже 5 июля все три порта были заняты советскими войсками – это означало, что Квантунская армия лишилась связи с метрополией.

Войска Забайкальского фронта, наступая с территории Монголии и Даурии, преодолели пустыню Гоби, безводные степи и Хинганские хребты. Воду приходилось завозить транспортными самолетами.

Армии 2-го Дальневосточного фронта форсировали Амур, зачистили берег и стали продвигаться вдоль реки Сунгари к Харбину.

Поневоле генералы применяли отрядную тактику – в горах иначе не выходило. Войска передвигались сильными отрядами без их фланговой связи – командиры взаимодействовали, не видя друг друга, инициативно и самостоятельно.

Саперы готовили колонные пути – узкие дороги через горный или болотистый лес, по которым колонной двигались танки, САУ, «катюши», грузовики. Частенько приходилось укладывать сплошной поперечный настил из накатника на лежнях, иначе тяжелая техника увязла бы. Танки валили лес, саперы его растаскивали, пилили и складывали.

А лес здешний мало напоминал лиричные березовые рощицы – настоящие северные джунгли! Могучий дубняк, кедровник, сосны, липы, увитые лианами и диким виноградом – вот чем зарастали сопки, а все прогалы были забиты колючим кустарником с шипами в палец длиной, твердыми и острыми, как швейные иглы. Между сопками в узких долинах-распадках текли ручьи в топких берегах, где даже «Т-54» способен застрять, а угодить в болото можно и на вершинах сопок – уж таков здешний край!

И эти дебри были истыканы сотнями железобетонных дотов, прикрывавших многослойным – фланкирующим, кинжальным, косоприцельным и прямым – огнем подступы к узлам сопротивления и рокадным дорогам.

Одни лишь пути были свободны от препятствий и заторов – воздушные!

Аэродром, на который переправились «мигари» 122-го ГИАП, располагался в предместье Спасска-Дальнего, весьма бестолкового поселка, кое-как сложенного из пары деревушек, военчастей и промзон.

Граница Маньчжурии проходила совсем рядом, до озера Ханка было каких-то двадцать километров, а за ним начиналась чужбина, которая вскоре станет частью советской родины.

Жилин нисколько не сомневался в этом.

Командующему ВВС не терпелось самому облететь район боевых действий, и он исполнил-таки свое желание. Алхимов, правда, возроптал, но под внимательным и чуть насмешливым взглядом маршала вытянулся по стойке «смирно».

Иван никогда не поощрял глупого лихачества, не позволяя себе самому рисковать зря, но в данном случае он ощущал некую «производственную необходимость» – пусть не по пять-шесть боевых вылетов в день, как остальные пилоты полка, но хотя бы раз их командующий вылетать должен.

Ничто так не просветляет мозги полководца, как передовая. Жилин не слишком жаловал генералов, наблюдавших поле боя лишь на штабных картах. Нет, надо, чтобы местности, нарисованная и реальная, совпали в сознании, совместились.

Оглядев «своих» пилотов, Иван не стал толкать речей, он был краток:

– Не знаю, мужики, долго ли нам японца бить, но я хочу напомнить узкоглазым, что связываться с нами не стоит. Не всегда дело Цусимой заканчивается… Помните эту песню – «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает»?

– А то! – подтянулся Алхимов. – «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!»

– Точно. Короче, я беру новый позывной – Варяг!

– Законно! – выразился комполка. В его устах это было синонимом слову «превосходно» или «замечательно»…

…Когда растревоженный Алхимов приказал вылетать 3-й эскадрилье, жилинский «МиГ-9» поднялся в воздух вместе со всеми.

– Я – Варяг! – обратился Иван по рации. – Афоня, ты здесь комэск, тебе и рулить. Действуй.

– Есть! – ответил Афонин. – Группа, внимание! Курс двести.

Эскадрилья получила задание: штурмовать с воздуха колонны противника в районе Мишаньского укрепрайона, заодно поддерживая «горбатых», занятых тем же.

Можно сказать, вылет был пробным: надо было убедиться в боеспособности японских ВВС. Тамошние «Зеро» да прочие «Кавасаки» прикрывали УРы, взлетая с аэродромов поблизости – в Харбине, Гирине или Муданьцзяне. Истребители потихоньку выводились на Японские острова, дабы защитить метрополию от налетов американской авиации, но даже самый глупый военачальник не оставит без защиты такую крупную и богатую колонию, как Маньчжоу-го.