- Поговорим о деньгах?
Я сидела в своем черном, кожаном кресле за хромированным, стеклянным столом. Макс
сел в одно из гостевых кресел, улыбнувшись.
- О деньгах…как о бюджете для нового фильма?
Он покачал головой.
- Твоих деньгах. Твоей зарплате.
Мы касались ранее этой темы, но не решили вопрос.
- Я все обдумал и поскольку я босс, ты можешь принять, что бы я не предложил, или ты,
конечно, свободно можешь уволиться.
Я оттолкнулась в кресле и закинула ноги на стол, скрестив их.
- Давай.
- Ты отвлекаешь меня, - сказал он. – Такая дразнилка.
Его глаза начали свое путешествие по моим обнаженным ногам. Я была одета в черную
юбку-карандаш и карамельный топ. Я выскользнула из своих каблуков незадолго до его
прихода.
- Я? – сказала я, симулируя непонимание. – Когда это я дразнила тебя?
- Просто будучи живой, ты дразнишь меня. Так, как насчет того, чтобы опустить эти
прекрасные ножки вниз и вернуться к делу.
- Да, сэр, - сказала я, махнув ногами обратно под стол и просунув их в туфли.
- Я перейду прямо к делу. Я собираюсь платить тебе так же, как плачу себе, - сказал он. –
Таким образом, если ты решишь уйти, ты не будешь финансово зависима от меня.
Я сидела удивленная.
- Я никуда не собираюсь. Почему…
- Я не думаю, что ты собираешься куда-то, Лив, но если ты…ну, ты можешь. Мне нужно
знать, что ты остаешься со мной, потому что хочешь, а не потому что должна.
Я встала и обошла свой стол к Максу, села на его колени, обняла его за шею и поцеловала
в лоб.
Ласково, насколько могла, я сказала:
- Честно, это ощущается какой-то проверкой. Некоторое время назад ты рассказал мне, что
чувствуешь, что много людей хотят быть ближе к тебе, потому что они смогут получить
что-то от тебя. И может быть в этом дело. Но ты сказал мне, что я не такая.
Он покачал головой.
- Ты не такая, и я знаю это. Просто поверь моим рассуждениям. И, кстати…я не проверяю
тебя, я делаю тебя богатой.
Я доверилась рассуждениям Макса. Я доверяла всему, что касалось его. Полностью. И все
эти штуки с богатством звучали чертовски хорошо.
Он пристально посмотрел на меня, потянулся и положил свою руку сбоку моего лица,
потянув мою голову вниз, и запечатлел свои губы на моих.
***
С тех пор как Макс рассказал мне, как попал в Калифорнию, я хотела встретиться с его
матерью. Покинуть дом и уехать сюда - было интригующим и решающим моментом в его
жизни, и я хотела встретиться с женщиной, которая вырастила его таким мужчиной, каким
он является сейчас.
Пола Далтон жила в «Тысяче дубов», около тридцати минут от нашего дома. Макс повез
нас на своем внедорожнике BMW X5, выбирая этот вместо своего Porsche, он сказал:
- Я не вожу его так быстро и хочу, чтобы ты увидела окрестности.
Был великолепный, солнечный день и мы опустили верх. Мне пришлось держать свои
волосы, потому что тихоокеанский ветер раздувал их. Мы не разговаривали, а вместо этого
слушали песни на моем iPhone, пока ехали.
Мать Макса жила в одноэтажном, фермерском доме. Газон был идеально подстрижен, и я
прокомментировала это, когда мы проезжали по подъездной дорожке.
- Не выходи пока, - сказал он, глядя на меня, когда парковался.
Я подумала, что он имел в виду, что откроет для меня дверь, но именно тогда, когда я
только собиралась спросить зачем, ответ был предоставлен тявканьем двух белых вест
хайландских терьеров, которые окружили машину, проверяя ее, и лая предупреждение
своей хозяйке.
- Они свободно бегают по местности, - сказал Макс. – Но у них есть эти электронные
ошейники.
Он вышел, и две собаки собрались у его ног. Я открыла дверь и до того, как мои туфли
коснулись дорожки, маленькие ребята потеряли весь интерес к Максу, и вместо него
встретили меня, новичка.
Я опустилась на колени и погладила их.
Макс обошел вокруг машины к моей стороне и сказал:
- Познакомься, Зеки и Долли. Не спрашивай, кто из них кто.
Именно тогда я услышала голос его матери.
- Макс, ты можешь различить их по их ошейникам.
- По тому, как они быстро передвигаются, это сложно сказать.
Я подняла глаза и увидела Макса, обнимающего свою маму и целующего ее в щеку.
Я встала из своей скрюченной позиции, а собаки тявкнули свое недовольство из-за потери
моего полного внимания.
Маме Макса было за пятьдесят, но она не выглядела на столько. Старый снимок, который
Макс показывал, заставил меня поверить, что она может ответить с порога одетая в
фартук, с прической-пучком и в забавных очках с цепочкой из бисера. Я полагала, может
даже ожидала кого-то, кто выглядел бы как экономка Элис из « Семейки Брейди», а не
женщину, которая выглядела бы, как будто была характерной актрисой, и только что сошла
со съемочной площадки мыльной оперы.
У нее были светлые волосы, темно-синего цвета глаза и идеально ровные, белые зубы. Она
была в такой хорошей форме, какой я не видела ни у одной женщины за-пятьдесят-с-
небольшим-лет.
Она шагнула ко мне и раскрыла свои руки, чтобы обнять меня.
- Оливия, так приятно наконец-то познакомиться с тобой.
Мы обнялись, и я сказала:
- Мне тоже, миссис Далтон.
- Зови мне Полой, я настаиваю.
Она держала свои руки на моих плечах, когда отстранилась, чтобы посмотреть на Макса,
потом снова на меня.
- Он такой скрытный. Я думала, что никогда не познакомлюсь с тобой.
- Я рассказал тебе об Оливии месяц назад, - ответил Макс.
- Ну, когда ты так серьезен в отношении девушки, ты не должен скрывать ее от своей
матери.
Именно тогда она посмотрела на меня, сказав:
- Не думаю, что тебе нужно получать его разрешение, чтобы навестить меня, - а потом
незамедлительно поинтересовалась - не хочу ли я «шипучки». Ах, да. «Шипучка».
Несмотря на ее новообретенный Калифорнийский стиль, Пола Далтон оставалась все еще
в сердце жителем Среднего Запада.
Мы провели приличную часть этого воскресного дня в доме его матери, поедая жареного
цыпленка с морковью, зеленым горошком и большой порцией риса. Пола, в режиме
истиной мамы, показала мне фотографии Макса, когда он был ребенком, в основном
школьные снимки, но и несколько с праздников. Моей любимой была та, где ему было
семь лет, он лежал рядом с рождественской елкой, окруженный оберточной бумагой. Пола
сказала, что она сняла этот фото в середине дня, когда Макс уснул, измученный играми со
своими новыми игрушками несколько часов подряд.
Когда она перелистывала страницы альбома, я заметила, что там не было ни одного
снимка его отца. По дороге домой, я хотела спросить его об этом, но решила, что не стоит.
Было очевидно, почему его мать очистила альбом от снимков его отца. И не стоило
поднимать это, потому что шрамы, оставленные его отцом в его жизни – и жизни его
матери – были такими, которые вероятно никогда полностью не заживут, и я предпочла
осторожности и отпустила это.
***
В течение следующих нескольких недель, я заметила изменения в Максе. У него было
торжественное настроение практически все время.
Иногда я наблюдала за ним, когда он работал с ручкой и блокнотом на диване в кабинете,
черкая идеи своего нового сценария, над которым он работал, я полагала. Я не
спрашивала, потому что, как его менеджер, читала первой черновики сценариев, когда он
заканчивал. Ему нравились мои предложения, но только после того, как сначала
дописывал всю историю полностью.
Иногда я лежала рядом с ним, положив свою голову на его колени, пока он работал. Мы
обычно смотрели телевизор, что-то по Netflix или Hulu или смотрели DVD. Ни одному из
нас сильно не нравились программы по телевизору, за исключением нескольких телешоу