Сначала, в любом случае, надо медбот было включить и парня усадить хотя бы на получасовую терапию. Душевные раны, конечно, медикаментами не лечат, но у Ская и телесных хватало. После, если уже решил Эрик раба в доме оставить, надо было ему и гардероб новый обеспечить, и другие полезные вещи. Чтоб хоть чувствовал себе не скованно. Вон на тахэ заплата на заплате от времени рассыплется скоро.
Ну и... предстояли совместные вечерние процедуры, к которым Эрик приступать совершенно не хотел. Пусть и появилась надежда, что Скай поможет, особенно после того эксперимента, который он ночью провел, но... Пессимистом Эрик был. Слишком часто надежды не сбывались.
Поэтому перед такими грядущими неприятностями вдруг захотелось взять бутылку вина и пойти по маленькой тонкой тропке от дома на скалы к морю, и встретить закат. Как и всегда перед особо важными делами. Помогал закат Эрику.
Закаты он любил всегда... Но только здесь в этом доме, на взморье, с мамой впервые увидев, как раскалено-красный диск солнца касается зеленого моря, понял, что такое настоящая красота. Эрику тогда было всего лет пять-шесть, но он до сих пор запомнил ту сладкую боль в груди от слишком реального чуда, происходящего просто у него перед глазами. Он помнил, как сам, замерев, стоял здесь на утесе на смотровой площадке и, даже отпустив руку мамы, смотрел неподвижно на солнце. Тогда почему-то хотелось и плакать, и смеяться сразу. И он, не умея контролировать свои чувства, так и делал - улыбался солнцу, просто сквозь подступившие слезы.
И не хотел уходить с утеса до тех пор, пока солнце не утонуло в аквамариново-темном, уже закатном море.
С тех пор, каждый раз, когда Эрик прилетал к матери, каждый вечер, который ему удавалось проводить здесь, он приходил наблюдать за закатом. Он был на утесах в любую погоду. Он видел и грозовые черные тучи закрывающие горизонт, и белесо-синее, раскаленное от летнего зноя небо, и совершенно разные, неповторяющиеся никогда закаты. И часто так же, как и впервые, отпуская чувства, раскрывая душу - и плакал, и улыбался одновременно, от слишком яркой, обнаженной, неприкрытой ничем красоты.
И закаты ему помогали. Пережить медленное умирание мамы, пережить быструю и такую неожиданную смерть отца от сердечного приступа, и даже свое приобретенное уродство закаты тоже помогли пережить.
Если б не закаты...
После аварии, после того, как полгода вообще вокруг была только сплошная темнота (глаза тоже пострадали, и потребовалась слишком долгая регенерация, чтоб Эрик мог видеть хотя бы световые пятна), первым делом, когда разрешили, когда сняли ненавистную повязку, и Эрик мог, хоть через выступающие постоянно слезы, видеть окружающее пространство больше чем полчаса в день, он упросил доктора Блоу ему показать закат.
Доктор не соглашался, говорил, что солнце - слишком яркое, а зрительные нервы еще не адаптировались, но... Эрик настоял и его отвели на мансарду Северного здания Клиники, выходящую в сторону виднеющегося у горизонта моря.
И хоть было, действительно, больно смотреть на закат, но только тогда Эрик, снова наблюдая за красотой, понял что хочет жить. Что именно ради такой вот красоты и стоит жить. Пусть и уродом, пусть в царстве препаратов, уколов и процедур, но только чтоб еще и еще была возможность встречать закат.
И сейчас, пусть все уже было не так актуально и больно, как тогда, Эрик в особенные моменты жизни приходил именно к морю. Солнце лечило и помогало жить дальше. Забирало боль и темноту из души, поддерживало ту самую надежду на то, что все когда-нибудь будет хорошо.
Поэтому и Ская Эрик захотел отвести на свое место - на маленькую каменную площадку на склоне почти отвесной скалы, уходящей в море. Можно было бы сидеть на краю, свесив ноги в бездну, слушать шум разбивающихся о камни тяжелых соленых волн и смотреть на закат. И Эрику казалось, что закат тоже поможет Скаю.
Завтрак так и не задался.
И лечение даже раньше пришлось устроить.
Скай как-то и к чашке чаю утреннего не потянулся, и даже в сторону заказанных из кондитерской булочек с кремом не двинулся. Сидел на стуле, почти не двигаясь, глаза в пол опустив.
- Больно? - спросил Эрик, таки заметив, как Скай морщится, руку к себе прижимая.
- Нет, господин, - ответил не задумываясь, но глаза не поднял. И руку уже под стол убрал.
Тут и дурак бы догадался, что больно. Так что Эрик с медботом решил не затягивать, а тут же пока завтрак не закончился, принес минибокс просто в столовую.
- Не надо, чтобы больно, - попросил он у Ская. - Смысла в этом нет. Я помогу, ты просто скажи.
Скай осторожно головой кивнул, губы кончиком языка облизал. И ответил обязательное.
- Спасибо, господин. Но не беспокойтесь...
А Эрику это обязательное "господин" почему-то слух резануло. Как и улыбка та вымученная. Словно Скай от него снова закрыться попытался, спрятавшись за принятыми формальностями.
Но, конечно, ни от медбота Скай не отказался, ни после от горьких горошин ортакса - обезболивающего, которые ему Эрик уже насильно всунул.
И полегчало.
И чай попробовал - вкусный, грушевый, и пирожное, которое Эрик, тоже почти насильно, взять заставил. А когда распробовал, когда крем сладкий с ромом и ванилью, Скай даже ложечкой с блюдца до последней капельки соскрести попытался, вот только тогда Эрик успокоился. Такой Скай ему нравился намного больше. Потому, что глаза снова зеленью горели, и не было в них той странной мутно-болотной тоски, от которой сердце сочувствие жечь начинало.
А когда Скай услышал и про предполагаемые покупки, и еще и про поездку к морю, снова изумление на лице было. Не верил господину. Не верил, что не просто в доме держать будут для одной пользы - боль забирать, а еще и как с человеком общаться пытаются. Не было такого давно. И думал, что уже и не будет. Не заслужил Скай.
А оказалось...
Покупок было много - не тахэ и грубые башмаки. Хоть, конечно, вначале, когда в город выбрались, Эрик, как и положено, в лавку сунулся, где для невольников можно было обновки купить. Но как вообще такое можно было покупать и... Скаю? Помнил же, как выглядел парень и в расшитом серебряной нитью камзоле, и в шелковом халате. В нормальной одежде нормальным человеком был. Как его можно было в такую мерзость одевать? Ведь самое дорогое, по меркам лавки тахэ, дерюгой темной да страшной выглядело.
Поэтому, за руку Ская схватив, снова в кар запихнув, Эрик к знакомой модистке и рванул.
Мадам Ирена, когда Эрика увидела, удивилась, и даже слишком. В последнее время молодой герцог сам не наведовался, заказы по кому оформляя, мерки-то давно снятые были. А тут - как снег на голову.
