- Конечно, нет, - сказала я, наполняя наши чашки горячим благоухающим напитком, - тем более что я должна тебе кое-что рассказать.
- Ты вспомнила что-то интересное?
- И это тоже, но сейчас я хотела поговорить немного о другом. Ты знаешь, все эти дни у меня не шла из головы та притча, которую ты читал мне несколько дней назад. Помнишь, про то, что никогда не знаешь, на чью могилу ты можешь сегодня наступить?
- Да, да, разумеется. А что, тебе и в самом деле понравился этот рассказ? Приятно слышать, - он пододвинул к себе пепельницу и закурил. - Ты знаешь, я не признался тебе прошлый раз, но мне действительно было не очень приятно слышать, что такую длинную и благополучную жизнь ты прожила вдали от меня. Даже трудно в это поверить. Шестьдесят лет, а то и более, мы были в разлуке. Какая-то несправедливость... Как я мог отпустить тебя на такой долгий срок?
- Ты говоришь, совсем как я. Если бы ты сейчас был на моем месте, то непременно прочитал бы мне еще один отрывок из своей непонятной книги, а потом долго объяснял, что никакой несправедливости здесь и быть не может.
Он усмехнулся и стряхнул пепел с сигареты:
- Так ты не договорила мне про ту притчу... Почему ты вспоминала ее все эти дни?
- Понимаешь, я думала о последних словах этого монаха, и все время у меня в памяти возникала картина одного сна, который я видела в далеком детстве.
- Интересно. Ты раньше никогда не рассказывала мне об этом. И что это был за сон?
- Мне было не больше трех лет, когда однажды в странном сновидении я познала первую философскую мысль в своей жизни.
***
Представь себе огромный горбатый мост, ведущий из ниоткуда в никуда. Его основания теряются в густом белом тумане, а сам он похож на какую-то полупрозрачную, будто бы сделанную из опалового стекла, радугу.
Я стою, глядя вниз, и вижу, что этот мост перекинут через широкую реку из человеческих черепов. Хотя нет, немного не так. Эти черепа там повсюду, они как море простираются во все стороны до самого горизонта. Я рассматриваю их приоткрытые, оскаленные в мертвой улыбке челюсти, и у меня на душе становится как-то муторно и неспокойно. Я отчего-то понимаю, хотя никто мне об этом и не говорит, что моя задача состоит в том, чтобы стоять здесь и длинной желтой палкой, как багром, подцеплять по очереди каждый череп и переносить его с одной стороны моста на другую. То есть фактически ничего не менять, а только перекладывать их с места на место.
Я приступаю к этой работе, и, пропихивая палку в пустую глазницу первого черепа, переношу его на противоположную сторону. Затем я проделываю это во второй раз, в третий и так далее. Мне очень неприятно и тягостно этим заниматься, однако почему-то я никуда не ухожу, а вновь и вновь продолжаю перетаскивать эти зловещие вместилища человеческих мыслей.
Откуда ни возьмись рядом со мной появляется какой-то неизвестный человек в надвинутой на глаза широкополой шляпе. Он стоит, завернувшись в черный, ниспадающий мягкими складками, плащ и смотрит вниз на костяное море.
- Я не хочу больше здесь находиться, - говорю я ему, - мне неприятно видеть все то, что здесь происходит. Почему я должна делать это? Я хочу отсюда уйти.
Он поворачивается в мою сторону и отвечает:
- Подумай, что изменится в мире, если ты сейчас уйдешь, а кто-то другой сразу займет твое место? Не правда ли, все останется по-прежнему - этот кто-то все равно будет стоять на мосту и точно также говорить мне, что хочет уйти.
- Да, действительно, - задумываюсь я, - ведь он должен будет точно так же страдать, как я сейчас, и будет не в силах покинуть этот страшный мост, а если и покинет, то на его место снова придет кто-то третий, которому также придется мучиться. И ничего не изменится, и это будет продолжаться вечно.
Человек в плаще утвердительно кивает мне в ответ, а я продолжаю:
- Но почему именно я? Почему? Я не согласна, я не хочу! Я ухожу!
- Но кто-то все равно будет на это обречен, так как на этом мосту всегда должен быть человек. Почему бы именно тебе не выполнить эту работу? Ведь кто-то же должен здесь стоять. Подумай!
Я тяжело вздыхаю, подцепляю очередной череп и говорю:
- Хорошо, я остаюсь.
***
- И ты там действительно осталась? - спросил он.
- Да, осталась. Чем, как видно, и определила всю свою дальнейшую судьбу. И вот, что я подумала в связи с этим. Если попытаться разгадать этот сон, опираясь на слова того мудреца из притчи, то получается, что мое единственное предназначение на этом свете - один за другим вернуть все долги, накопленные мной за много столетий. Ведь смотри, что я там делала: брала череп, некоторое время держала его над мостом, а потом перекладывала в другое место. Вполне логично предположить, что это действо символизирует собой некую цепь последовательных поступков, а именно: каким-то образом отыскать то, что тянется из прошлого - моего ли, или моих близких - принять это для себя, как бы заново пережить, перестрадать, а потом снова отпустить, перекладывая, однако, на этот раз уже совсем в другое место, а значит, уже и в новом качестве. Что ты об этом думаешь?
- Думаю, что ты права, хотя наверняка, прежде чем ты дошла до этого понимания, у тебя было еще несколько гипотез, которые говорили о том же самом, но как бы проще и не настолько основательно. Ведь так?
- Да, действительно.
- А значит, однажды и это последнее предположение может трансформироваться для тебя в какое-то другое, еще более глубокое и мудрое.
- И к чему все это меня приведет?
- Надо полагать, к тому, что в один прекрасный день ты переложишь все свои черепа и сможешь уйти с этого моста, так как должна будешь уступить место кому-то другому, кто также как и ты станет ворошить пыль прошлого и находить в этом прахе уже совсем другие черепа, принадлежащие только ему.
- Видимо, теперь благодаря тебе я буду продолжать свой жизненный путь более осмысленно, - сказала я и улыбнулась.
Он затушил очередную сигарету и, подойдя к перилам балкона, сказал:
- И все-таки этот сон означает что-то еще, но почему-то я не могу догадаться что именно...
Он немного помолчал, глядя вниз на изредка проезжающие машины, а через некоторое время спросил:
- А как у тебя обстоят дела с воспоминаниями? Тебе удалось хоть немного продвинуться в этом направлении?
Я встала с кресла и тоже подошла к парапету.
- Да, - сказала я задумчиво, - но мне не нравится то, как я это делаю.
- В каком смысле?
- Понимаешь, я отдаюсь этому занятию целиком. Это стало для меня каким-то наркотиком - я не могу больше смотреть телевизор, читать книги, не могу, как прежде, посещать шумные вечеринки. Мне так хочется докопаться до какой-то сути всего происходящего, что я как будто бы закрываюсь от излишних посторонних влияний, которые могут отвлечь меня от этого процесса...
Неожиданный звонок в дверь не дал мне договорить.
- Ты кого-то ждешь? - спросила я испуганно.
- Нет. Пойду посмотрю, кто бы это мог быть...
Вернувшись через несколько минут, он сказал:
- Это один знакомый. К сожалению, мне придется уделить ему немного внимания, хотя мне и очень не хочется прерывать наш разговор. Ты сможешь немного побыть здесь в одиночестве? Я не хочу, чтобы ты уходила.
- Я не уйду, - сказала я, возвращаясь к столу. - Мне есть, о чем подумать в твое отсутствие, так что можешь спокойно идти решать все свои вопросы.
Я снова села в кресло и несколько минут наблюдала за пролетающим высоко в небе серебристым самолетом, который оставлял за собой белую линию, похожую на тонкое нитяное облако. "Как бы я хотела сейчас оказаться там наверху, - подумала я, - чтобы улететь в какую-нибудь далекую страну, в которой не существует такой странной любви, терзающей мою душу необъяснимыми страданиями...". Я посмотрела на стол и увидела знакомую синюю книгу, в которой на этот раз не было никакой закладки. "Попробую открыть ее на любой странице, пусть подскажет мне что-нибудь интересное", - подумалось мне. Я открыла ее недалеко от начала и стала читать.