На правом фланге русской позиции борьба развернулась между располагавшимися там кавалерийскими частями. Особой активностью отличалась именно русская кавалерия, как регулярная, так и иррегулярная, несмотря на то, что она уступала в численности стоявшему здесь противнику. На это указывает и «Рукопись карабинеров», в которой упоминаются «бурные и частые» атаки русских и пассивное сопротивление карабинеров.
П. Бениньи. Вахмистр 2-го карабинерского полка в парадной форме, 1812 г.
Ермолов в своих воспоминаниях подчеркивал, что командовавший полками 1-го кавалерийского корпуса «генерал-майор Шевич, с искусством распоряжаясь кавалериею на правом фланге, выиграл даже некоторое расстояние; французские кирасиры не могли сдержать стремительного нападения нескольких эскадронов гвардейских наших улан, которых пики притуплены были о их железную броню». Факт отступления кирасир отмечается и в «Рукописи карабинеров», правда, из желания сохранить «честь мундира», указывается, что атаки русских «были безуспешны до того момента, когда кирасирская дивизия 1-го корпуса, торопившаяся занять свои биваки, оставила линию, хотя бой поддерживался такой же оживленный и хотя ночь еще не наступила». Вместе с кирасирами отступили и опиравшиеся на них части легкой кавалерии. Тем самым, русским полкам на правом фланге удалось сбить противника с занимаемой позиции и потеснить удерживавшие этот пункт войска[88].
Прибывший к этому флангу Мюрат перегруппировал свои силы с тем, чтобы восстановить линию обороны и не дать русским развить успех. Так, карабинеры, стоявшие на левом фланге, были передвинуты ближе к центру, а их место заняла легкая кавалерийская дивизия 2-го корпуса. На новом месте карабинеры были атакованы лейб-гвардии Уланским полком, но, в отличие от кирасир, сумели удержать свою позицию. Об этом эпизоде в «Рукописи карабинеров» говорится следующее: «Враг многократно усилил свои атаки, отбросил за карабинеров легкие войска, которые их поддерживали, и останавливался каждый раз перед их линией; его уланы приближались с громкими криками, пики останавливались у самых голов лошадей, — было достаточно одного вида кирас, чтобы вынуждать улан отходить, настолько твердость карабинеров внушала уважение»[89].
С неменьшей активностью на правом фланге действовали и казаки, находившиеся под командованием Орлова-Денисова, который «благоразумным своим распоряжением отразил неприятеля, нападавшего на правый фланг, причем получил в правую ногу картечью контузию и остался в сражении до окончания всего дела»[90]. Вместе с тем, происходившие на этом направлении кавалерийские атаки не оказали существенного влияния на исход боя и не принесли ощутимых выгод ни одной из противоборствующих сторон. По-прежнему основная борьба разворачивалась вблизи Старой калужской дороги.
Постепенно русские войска, действовавшие против правого фланга противника, начали переходить от обороны к наступлению. Возможно, этому способствовало появление на поле боя высших начальников: Уварова и Коновницына. Первый организовал атаку кавалерией, второй «с известной его опытностью, находясь до конца дела, способствовал к одержанию победы». Кроме того, по приказу Коновницына два артиллерийских орудия были поставлены «в столь выгодном месте, что неприятельские колонны были совершенно опрокинуты и с большим уроном при отступлении их из лесу, ибо принуждены были отступать под картечными выстрелами»[91]. Кроме русских генералов на поле боя активно действовал и английский представитель при русской армии бригадный генерал Р.-Т. Вильсон, который, стремясь «изрядно помочь резне», пытался «в нужную минуту» получить в свое распоряжение два орудия. Правда, для Вильсона этот бой мог стать последним в его жизни. Русский егерь, увидев необычный мундир генерала, принял его за противника и собирался выстрелить. Заметив это, Уваров и Остерман-Толстой крикнули егерю, «чтобы он не тратил понапрасну заряда»[92].
Вначале на стоявшие против левого фланга русских войск части повела атаку кавалерия. Брандт вспоминал, что эти атаки были «остановлены хладнокровием нашей конницы: она ожидала противника, имея ружья наготове, и противник всякий раз отказывался от нападения». Вскоре к наступлению начала готовиться пехота. Как только обнаружились решительные намерения русских, кавалерия противника отошла к реке Чернишне, куда были отправлены передки орудий и артиллерийские лошади. В первой линии была оставлена пехота и артиллерия. «Наши застрельщики, — вспоминал Брандт, — были отброшены стремительно; однако и наступавшие русские попали под выстрелы нашей пехоты и снова отошли, оставя кустарник не занятым». Атаку пехоты поддержала и кавалерия, основной удар которой обрушился на 3-й пехотный полк Вислинского легиона. Возможно, именно на этом направлении особо активно действовал Харьковский драгунский полк, входивший в состав 4-го кавалерийского корпуса.
Из наградных документов следует, что его шеф полковник Д.М. Юзефович «с отличной храбростью атаковал два раза неприятеля с целым полком, опрокинул оного и, врубясь в самые ряды их, привел его в большое расстройство и гнал до самых колонн их». Однако 3-й полк устоял и атакующие вернулись на исходные позиции.
«Казалось, — вспоминал Брандт, — что после этого мы благополучно выдержали самый опасный фазис сражения, как вдруг русские вернулись, атаковали нас, овладели кустарником и отбросили наших стрелков на полк. Командир полка решился на отчаянную попытку: при звуках труб и громе барабанов он устремился на русских; те отошли и мы заняли нашу прежнюю позицию».
В этом упорном бою с особой активностью против неприятеля действовал 1-й егерский полк под командованием полковника М.И. Карпенкова (Карпенко), который, как отмечал Ермолов, «открывал себе штыками путь к успехам». В наградных документах подчеркивалось, что Карпенков «с примерным мужеством водил командуемые им войска на неприятеля, отразив оного штыками, и прогнал на немалое расстояние». Вспоминая накал завязавшейся на левом фланге русских войск борьбы, участник противоборства офицер 2-й батарейной роты Г.П. Мешетич спустя шесть лет в своих записках писал, что «ни превосходство их сил, ни жестокий огонь их артиллерии и ни напор их егерей не могли сдвинуть с места Русс! Егеря наши, сошедши к ним в кусты, брали их штаб- и обер-офицеров в плен, но большею частию их ранивши штыками»[93].
Английский бригадный генерал Р.-Т. Вильсон в бою при Виньково 4 октября 1812 г. Рис. В.М. Типикина.
А.Ежов. Атака 33-го линейного полка при Виньково, около 6 часов вечера 4 октября 1812 г.
Бой при Виньково. 4 октября 1812 г. Карта выполнена В.М. Типикиным и В.А. Бессоновым.
К устоявшим против атаки русских войск частям вскоре прибыл Мюрат. Некоторое затишье, наступившее после упорного боя, позволило ему перегруппировать силы. Он снова выдвинул вперед артиллерию и приблизил кавалерию, в том числе и остававшуюся на противоположном берегу реки Чернишни. Однако потери среди кавалерии от артиллерийского огня заставили отвести ее за линию пехоты. «Русские, — пишет Брандт, — заметив это и надеясь, вероятно, взять в плен короля Неаполитанского, издали заметного по своему костюму, устремились на 2-й полк (наблюдая, в то же время, и за нашим 3-м полком), который стоял на самом крайнем фланге и поблизости которого находился Мюрат. Атака была так стремительна, что король и свита его бежали в наше каре. Русские быстро неслись вперед, но не встречая огня, поехали тише и, наконец, остановились примерно шагах в пятидесяти. Наступила мертвая тишина, прерываемая только фырканьем лошадей… Вдруг у русских послышалась команда: повзводно направо кругом!…и всадники поехали назад шагом… Подобное я видел потом только на учениях в мирное время. Мюрат осыпал нас похвалами. „Я буду говорить о вас императору!“, сказал он нам на прощание»[94].
