Рисунки Натальи Ермолаевой

Бабахнуло как раз в ту минуту, когда Сим мечтая в заросшем окопчике у насыпи — потянуло по нужде. Свет был яркий, как в больнице, и тени — хоть пальцы обмакивай. Хрустальным катком неслась по земле ударная волна, Сима присыпало, но он не плакал — все выходило в точности так, как рассказывали на занятиях по адским машинам… Караульная машина не пришла ни через полчаса, когда его должны были сменить, ни через час. Вообще не пришла. Окрестности дымились — это было, а машины не было. Бог знает, что такое.

«Чево это поновому? Как это? Смех! Кто приказал? В уставе про то што поновому ни гугу. Ни буквой. Ха! Жжители…»

Тут у него сломался карандаш. Он попытался вложить обломок грифеля на место, но ничего путевого из его затеи не вышло. Каракули какие-то… Он потянулся, зевнул и тщательно запрятал блокнот с карандашом во внутренний карман гимнастерки. В амбаре — а амбаром Сим самовольно окрестил военный склад — тускло горела керосинка. Огромное, вытянутое, как туннель, пространство склада шевелилось и глохло в черноте. Симу казалось, что оно никак не может умереть. «Гроб, прости, господи!» — шептал ефрейтор, убавляя огонек в лампе до размеров фиолетового насекомого.

Он поудобней устроился на куске брезента у стены и погладил лежащий сбоку автомат. Погладил, как женщину. Пальцы нащупали в темноте все самое важное — сдвинутый предохранитель, дужку затвора, магазинное ребро и тёплый изгиб спускового крючка. «Цаца», — ласково подумал Сим. Двери амбара были метрах в пяти от него и хорошо, в упор, простреливались. Он приподнял оружие, целясь в невидимого врага, погасил лампу и медленно расслабился. Пространство погибло, но Сим еще долго не мог уверовать в его неподвижность. И во сне он сомневался: у какого-то гроба росли ручки, а в ручках зрело по пистолетику.

Утром Худой стоял почти на том же месте, что и вчера, в двух шагах от проволочного заграждения. Свесив автомат под мышку, Сим прогуливался у амбара как ни в чем не бывало: разговаривать не положено. Пять шагов налево, пять шагов направо. Бугор земляной насыпи над амбаром послушно чуть вытягивался то в одну, то в другую сторону. Кося глазом на неизвестного, Сим удрученно ворошил носками сапог траву — трава лежала, еще не желтая, но уже и не живая, Эх-эх. Небо — рукой потрогать.

— Ну! — заорал Худой. — Вызывай своего начальника! Где начальник? Почему не по уставу? Что это за служба, черт возьми?.. — Тут он словно что-то увидел вдали и вверху, долго щурился, разглядывая это, потом отступил и захныкал: — Чурбан войсковой! Чучело! Что ты охраняешь? Для чего ты охраняешь? Для кого? От кого, Пень! Посмотри вокруг, животное! Бестолочь!

Сим, как будто ничего не слыша, мерил те же пять шагов. Направо и налево. Автомат под руку. Жаль, что нет вышки. Днем вообще-то положено дежурить на вышке. Не беда.

Худой сел на землю и начал чесаться. Одежда на нем была — лохмотья. Сим хорошо разглядел его еще в первый день и в глубине души понимал, как невесело приходится бедняге, даже сочувствовал ему…

Закончив чесаться, Худой пустым и неподвижным взглядом смотрел на закрытые двери склада…

— Эй! — уже дружелюбней крикнул он. — Ну, не отвечай, бог с тобой, но хоть послушай. Послушай, и, может, на сто первый раз до тебя дойдет. До мозгов твоих пронумерованных, кулачина… Слушай. Слушай и запоминай. Повторяй перед сном, как свои обязанности: мир полетел к черту. Со всеми порядками и уставами. В мире хаос, голод и вонь. Миру больше не нужны армии. Мир нажал на заветную кнопку. Миру надоело, мир сделал свой выбор… Ты слушаешь?

Пять шагов направо, пять налево. Неизвестный на положенном расстоянии от границы поста. Трава, эх-эх…

«А дурак, — снисходительно думал Сим. — Как это ничего не слышу и не понимаю? Все понимаю. Все помню. И как бухнуло — помню. И как склад боепитания и ГСМ разберендило. В писк. Помню. Но не помню, чтобы меня кто-нибудь снял или сменил. Тут и заковыка. Тут-то ты и дурак, Худой. Дурак дураком… Эх-эх».

Худой будто прислушался к размеренным и неторопливым мыслям часового. Сим весело подмигнул ему и чуть не сказал: «Дурак», — не положено.

Потом Худой встал. Нехорошо встал. У Сима мурашки по спине побежали. Он сбавил шаг и потрогал затылок. Однако Худой как встал, так и стоял. Столбом. Монументом. Несколько минут он не видел ничего, глаза его смотрели сквозь проволоку и Сима, смотрели в даль, только ему да богу подначальственную.

Знал Сим эти взгляды вничтовникуда. Изучил. В «пузырчатом» молодняке, в той его части, что состояла из гордых и идейных, он умел хорошо дробить и переплавлять такой хрусталь в пузырчатые формочки. Сам когда-то был гордый. Глупость сплошная.

Но Худой не двигался. Сим почти было успокоился и даже похвалил его про себя за «череп», как Худой шагнул к заграждению и взялся за проволоку.

— Назад! Говорю, назад! — крикнул часовой.

Худой ухмыльнулся.

— Приказываю назад от ограждения!

Первый выстрел в воздух. Покатилось, спотыкаясь в тишайшей земле, эхо… Гильза стукнулась в амбарную дверь. Худой заухмылялся шире, и Сим с тоской увидел, как наливаются неживым блеском, стекленеют его глаза…

Короткая очередь отбросила тело нарушителя на положенное расстояние — два шага. Из-под грязных лохмотьев закапала, побежала яркая кровь. Худой страшно вытянул ноги и замер. Раз-другой качнулась потревоженная проволока, встала.

Сим недолго смотрел на мертвеца, затем подобрал и сосчитал гильзы. Четыре штуки. «Четыре боевых патрона израсходовано», — серьезно заключил он…

Вечером его подстерегла небольшая удача. У самых ворот он выкопал из земли мятый солдатский котелок, набитый ветошью и окурками. Вычистив и выправив посудинку, он вскипятил в ней первую пробную порцию воды… Котелок почернел от огня, зато суп подарил отменный: сбоку припёку в амбаре стояли два ящика горохового концентрата. Один ящик Сим распечатал еще третьего дня, когда не вернулась караульная машина, и съел три пачки гороха всухую. В животе от этого сделалось неспокойно, да и вода из пожарного крана попахивала ржавчиной. Приходилось часто бегать в окопчик, и Сим, честно говоря, утомился: садиться нужно было не иначе как с автоматом в руках. Помимо того, что выглядело «не на сто», это было еще и опасно — бдительность употреблялась не в нужном направлении. В общем, котелок явился очень кстати и решил многие затруднения. Беда только, что кроме гороха больше ничего не было да к сумеркам на посту запахло трупом.

С темнотой объявился и новый нежданный гость. Сим уже собирался запереться и сидел у дверей, отгоняя от лица тяжелых слепых мух. Голос раздался из-за ограды как раз в том месте, где был застрелен Худой, и Сим вздрогнул, — показалось, что заговорил покойник. Прости, господи…

Однако вещал голос то же самое, что Худой: он призывал Солдата (вот именно так — с большой буквы) по-новому взглянуть на вещи. И про мир он вещал то же самое, и про армию он вещал то же самое.« И Сим прислушивался не столько к голосу, сколько к тем звукам, которые голос мог бы заглушить.,. Нет, и голос этот положительно не нравился ему. Худой, хоть и орал, был простая душа, а тут неизвестно что. Потемки…

— Представляешь, Солдат, — вещала попахивающая мертвечиной тьма. — Мы поставим крепкое хозяйство. Ты человек надежный, значит, сможем и защищаться. А?.. Молчишь, а? Ну и молчи. Я понимаю — долг прежде всего, от него за один день не отвыкнешь, да и смешно было бы отвыкнуть. Ты только не решай наобум. Я вот тут в стороночке стою, не подхожу, ничего не нарушаю. Да и чего мне надо? Мне и надо, чтоб все было, как говорится, по закону совести и по-божески. Бог ведь только один над нами грешными и остался… — Тьма сделала всхлипнувшую паузу, видимо, крестясь. — Вот и сейчас стою и прямо вижу, хоть ничего не видно, как все хорошо, прямо замечательно у нас получается…