— Сердечный приступ, — пояснил стоящий рядом врач. — Сегодня в полночь.
Слева в грудь вонзилась острая игла боли. Я инстинктивно поднял глаза на стенные часы над диваном. Они тоже остановились в трагическое мгновение и тоже показывали двенадцать.
Я опустился на диван рядом с покойным.
— Он сразу потерял сознание? — спросил я доктора.
— Мгновенно. Смерть наступила ровно в двенадцать ночи, когда он давал телефонограмму. Когда в десять минут первого я по вызову обходчика прибыл сюда, пан начальник был уже мёртв.
— Кто-нибудь давал мне телеграмму между двумя и тремя часами? — спросил я, не отрывая глаз от лица Йошта.
Присутствующие изумлённо переглянулись.
— Нет, — ответил ассистент, — это исключено. Я вошёл в эту комнату около часа ночи, чтобы принять обязанности покойного, и с тех пор не покидал её. Нет, пан начальник, ни я, и никто другой из службы этой ночью телеграфным аппаратом не пользовались.
— И всё-таки, — произнес я полушёпотом, — сегодня ночью между двумя и тремя я получил депешу из Щитниск.
Повисло глухое каменное молчание.
Какая-то слабая, ещё не сложившаяся мысль с трудом пробивалась в сознание…
— Письмо!
Я сунул руку в карман, разорвал конверт.
Письмо было адресовано мне. Вот что писал Йошт:
Ультима Туле, 13 июля
Дорогой Ромек!
Я скоро и неожиданно умру. Человеком, которого я сегодня видел во сне в одном из окон развалин, был я сам. Может случиться, что вскоре я выполню свою миссию, а тебя изберу своим посредником. Расскажи людям, будь свидетелем истины. Может, они поверят, что есть другой мир… Если сумею.
Прощай! Нет! До свидания — когда-нибудь по ту сторону.
Казимеж.
