Вероятно, так и есть, думала Лиза, никто не захочет дружить со мной, тем более обсуждать творчество, каждый занят своей собственной работой. Хорошо, что Юлия Викторовна взяла меня под своё крыло и возится со мной. Только если бы она ещё устроила так, чтобы я получала гонорары непосредственно из издательства… Сейчас между автором Лизой Шваб и её агентом было принято так, что деньги приходили на карточку Юлии, и она передавала их Лизе, вычтя свои проценты.

Редактор говорила, что это общепринятая практика, но Лизу почему-то угнетал конверт с наличными, она сразу представлялась себе какой-то литературной нелегалкой, гастарбайтершей.

…Лиза набрала несколько случайных букв, чтобы разбить пустоту листа. Обычно приём срабатывал, но сегодня не помогло. Это «вычищаю» тяжело легло на душу, придавив все творческие порывы на сегодня. Грустно было думать, что сейчас её текст, отражение её души, безжалостно кромсают, выкидывая целые куски, переписывая и переиначивая то, что казалось автору Лизе Шваб внятным и логичным.

«Но это только на пользу, – возражала она себе, – книга после правки становится чётче и лучше, Юлия выкидывает ту часть автора, которая мешает развитию сюжета. Пусть для меня это болезненно, но читателю становится интереснее… Наверное, это как ребёнок. Пока ты его носишь, он полностью твой, но когда родится, ты уже не можешь вырастить его полностью по своему разумению. Чтобы получился человек, нужна помощь детских врачей, воспитателей и педагогов. Тебе может совсем не нравиться то, что они делают с твоим детёнышем, но это делается для его пользы.

Просто день сегодня такой, серый и унылый. И лучшее, что можно сделать, это лечь спать. Завтра сдам мультиварку, вымолю у мамы прощение, а там, глядишь, и вдохновение придёт…»

Сделав вечерний обход в реанимации, Руслан Волчеткин поднялся к себе в кабинет, жалея, что Христина сегодня не дежурит, иначе его напоили бы прекрасно заваренным чаем. Смысл был, конечно, не в чае как таковом, а в заботе, с которой девушка хлопотала бы вокруг него. Она умела так сделать, что мужчина чувствовал себя королём, принимая чашку из её рук.

Как жаль, что у них с Максом происходит непонятно что, вздохнул он.

Точнее говоря, ничего не происходит. Братец все вечера проводит дома, штудируя свои монографии или хлопоча по хозяйству. Оно, конечно, хорошо, что в квартире теперь почти идеальный порядок, и благодаря неудачной личной жизни профессора Максимилиана Голлербаха психиатрическая наука не стоит на месте, но Максу ещё рано превращаться в книжного червя.

Родители Макса жили в Москве, поэтому, разойдясь с женой, он не отправился из Петербурга к ним, а приехал погостить в дом своей любимой тётушки Анны Спиридоновны, чему Руслан сначала не обрадовался. Но теперь, после болезни Анны Спиридоновны и связанных с этим хлопот, сдружился с братом так, что с ужасом думал о том дне, когда Макс решит зажить своим домом[1].

После того как Руслан попал в аварию, а мама, узнав об этом, перенесла тяжелейший коронарный синдром, Макс с Христиной так сблизились, ухаживая за больными, что у них начался роман. Брат точно был влюблён, у него даже лицо как-то озарялось, когда он говорил о Христине – странной молоденькой подружке матери. Руслан радовался за двоюродного брата, несмотря на то что порой чувствовал к девушке что-то вроде неприязни. Это непонятное, ни на чём не основанное ощущение удивляло и раздражало его, Руслан убеждал себя, что просто по-детски ревнует мать, а может быть, не справляется с благодарностью, которую теперь должен чувствовать к Христине. Познакомившись в социальной сети на почве любви к известной писательнице, Анна Спиридоновна с Христиной уже несколько лет состояли в нежной дружбе, девушка так привязалась к его матери, что даже называла её Мамсиком, и Руслану претила подобная бесцеремонность. Может быть, маме приятно было обрести дочку, но ему самому не нужна была названая сестра.

Когда в дом пришла беда, Христина сделала больше, чем иная кровная родственница, заботилась о них, как настоящая дочь и сестра, и всё же Руслан не хотел её принимать…

Странно, к двоюродному брату, который, приехав к ним переждать семейную бурю, неожиданно угодил в гущу событий и крутился как бешеный, делая всё, чтобы брат с тёткой поскорее поправились, он испытывал искреннюю благодарность и любовь, а к Христине, которая делала не меньше Макса, ничего, кроме презрения.

Стыдясь своих недостойных чувств, Руслан маскировал их показным дружелюбием и как мог демонстрировал, что рад новой любви брата, но вдруг, к удивлению Руслана и Анны Спиридоновны, влюблённые мало того, что перестали видеться, так теперь ещё и вообще не упоминали друг о друге.

Встречаясь с Русланом на службе, Христина живо интересовалась, как дела у Мамсика, но про Макса, который после развода жил у Волчеткиных, не задавала ни одного вопроса.

А если Руслан, приходя домой, рассказывал, что видел Христину и она прекрасно выглядит, Макс делал вид, будто этого не слышит.

Странным представлялось ещё и то, что ни Христина, не имевшая от Анны Спиридоновны никаких абсолютно тайн, ни слова не проронила о причине разрыва, ни Макс ничего не сказал Руслану.

Какая кошка пробежала между этими людьми, было непонятно, но Руслан Волчеткин всё же надеялся со временем их помирить, старательно, впрочем, не задумываясь, зачем ему, да и им, это надо.

Проходя по широкому коридору, Руслан заглядывал в полуоткрытые двери палат. Кажется, всё спокойно. Кивнув постовой медсестре, он открыл тяжёлую дверь своего кабинета, с удовольствием думая, как положит сейчас на диван больную ногу.

После аварии у него осталась лёгкая хромота, и бедро к вечеру начинало сильно болеть, если приходилось долго стоять у операционного стола.

Руслан быстро опустился на свой профессорский кожаный диван производства середины двадцатого века. Стиля в нём было значительно больше, чем удобства, высокий Руслан не помещался полностью на этом деревянном сооружении, обтянутом потертой чёрной кожей, прибитой гвоздиками с красивыми медными шляпками, но холодная кожа приятно освежала горящую ногу через тонкую ткань хирургических брюк.

Руслан закрыл глаза и застонал от удовольствия.

С наивным самодовольством молодого мужика он решил, что всё на нём срослось как на собаке, и, выписавшись на работу, сразу встал к столу. Естественно, первая же операция оказалась адски сложной и продлилась больше пяти часов. Поглощённый работой, Руслан не думал о ноге, о том, что к середине операции она начала ныть и потом с каждой секундой болела всё сильнее. Операцию он закончил, но отойти от стола не смог, с помощью анестезиолога едва доковылял до скамейки под дверью в операционную и без сил упал на неё.

Боль была такая, что из глаз лились слёзы, и Руслан надвинул колпак на глаза, а маску поднял повыше, чтобы никто не видел его слабости.

Так его и нашёл пробегавший мимо Колдунов, обозвал дебилом и вколол ему какую-то гремучую смесь прямо через штанину.

Этот случай напугал Руслана, но, рассудив, что чем больше тренируешь какую-нибудь часть тела, тем лучше она тебе служит, он решил работать не меньше, а больше, и стал брать дежурства в дополнение к дневным обязанностям.

Руслан потёр ногу и подумал, не принять ли на ночь обезболивающую таблетку. Он старался обходиться без этого, но кто знает, как пройдёт остаток смены? Дома лекарство ему давала мама, а тут Руслан специально хранил его на дальней полке книжного шкафа, чтобы, пока он поднимается с дивана или из-за письменного стола, пока открывает дверцу, было время передумать.

Вставать не то чтобы было лень, но Руслан чувствовал, что, отправившись за таблетками, он спугнёт тот покой, который готовится на него снизойти.

Не двигая ногой, он потянулся за книгой, купленной на днях, и вдруг вспомнил девушку, с которой столкнулся в магазине. Симпатичная, подумал он с удовольствием, лицо такое приятное… Вроде бы… Руслан не очень хорошо запомнил, потому что девушка выглядела, на его вкус, слишком полной, просто осталось мимолётное ощущение чего-то милого.