Но вспоминать о том, что было тогда, ни сам князь, ни ведьма не любили. Поэтому сейчас, радостно обнявшись и облобызавшись, оба тут же отступили друг от друга, потупив очи. И оба вспомнили о Малуше.

Потом Святослав сказал:

– Жалуется мне на тебя лада моя. Говорит, дочь нашу ты хочешь взять в ученицы.

– Хочу. Но Малуша противится, к Свенельду обеих внучек от меня упрятала. А уж он там все святой водой окропил, стражу поставил. Стража-то мне – что пыль, а вот вода его святая…

– Да неужто она сильнее, чем наша чародейская? – развел руками князь. – Брось дурить, ведьма. Я эту святую воду пивал в храмах болгарских, как родниковую, только бы жажду утолить. И что? И ничего не сталось.

– С тобой-то не станется… – Малфрида потупилась. А потом вскинула темные, как ночь, очи. – Ну так как, отдашь мне Яреську или Ольгеньку? Что тебе до них? А я науку свою передала бы родной кровинке.

Святослав посуровел. Сказал, что думать еще о том будет. Отдать ведьме дочь – значит, позволить увести ее невесть куда. А его дочери все ж княжны.

– Это мне и Малуша говорила, – нахмурилась ведьма. – Ну, раз так, то полетела я дальше, князь.

Уже поворачивалась к окну, будто выброситься хотела, но Святослав успел схватить за полу, удержал.

– Да что ты все о девчонках этих? Про внука узнать не желаешь ли? Или про сына своего Добрыню?

– А что с ними? Вроде как Ольга Владимира при себе вырастила, княжичем назвала. И ему хорошо, пусть даже иные болтают, что он сын рабыни. Придумают же! Ну а мой Добрыня Владимира в обиду никому не даст, я в нем уверена. Он при Ольге гриднем стал, возвысился, дом на Подоле киевском имеет. Я о том знаю.

– А того не ведаешь, что внука твоего я князем Новгородским поставил! – сказал, гордясь, Святослав. – Слышишь, чародейка, Владимира, как равного моим сыновьям от Предславы, поставил! Князем будет, как и они. Ярополк мой в Киеве вокняжится, Олегу древлянским краем править, а Владимиру – княжий стол в Новгороде. Пока он юн да неопытен, при нем сын твой советником и управителем будет. С послами новгородскими сынок твой сошелся, люб он им. Они князя себе просили, вот Добрыня и надоумил их Владимира в Новгород взять. Ну как? Довольна?

Малфрида запустила тонкие пальцы в волосы, откинула их за плечи. О чем думала? Святослав благодарности ждал, обрадовать думал, а она только и сказала, что всегда знала, что Владимира ждет высокая доля. Да и о Добрыне ей нечего переживать: сынок ее всегда разумный был и хваткий, своего не упустит. А вот девочки…

– Заладила – девочки, девочки! – отмахнулся Святослав. – Нет чтобы поблагодарить за внука. Бабка ведь ты ему. Хотя какая из тебя бабка! – засмеялся Святослав. И посмотрел на чародейку тем особым мужским взглядом.

Ишь какая, пусть и растрепана. Стройная, как девица-славница, статная, даже самого князя чуть повыше будет. Глазищи же… такие глазищи, что смотрелся бы в них, как в омут. Но омут тот темен, чего только в нем не углядишь – особенно как замерцает там янтарный потусторонний свет. Ведьма все-таки.

Однако ведьмовство Малфриды Святослава никогда не отталкивало. Даже выгоды сулило. Вот князь и поведал ей о своих планах: он уехать должен, но перед отъездом просит Малфриду службу сослужить. Пусть оградит она Хортицу чарами, защитит волшебством и страхами остров, где он Малушу с детьми оставит. Да так, чтобы сюда ни один враг не посмел сунуться. Сам князь, конечно, к Малуше и дочерям охрану приставит, да и Хортица, окруженная глубокими водами Днепра, не всякому врагу по зубам. Но и колдовской оберег не помешает. Так что пусть Малфрида постарается. А уж то, как она умеет дива поднимать и морок наводить, Святослав не раз видел прежде. У тех же вятичей…

– Ты бы вятичей при мне не поминал! – отрывисто произнесла ведьма и отступила от князя. – Обманул ты меня тогда, Святослав. Клялся, что если приведу к тебе старшин вятичей, ты только ряд с ними уложишь, а под Русь брать вольное племя не станешь. А сам что? Заманил меня, очаровал и… бессильной оставил. Хитер и коварен ты, Святослав! А если я Малуше о том поведаю?

– Только попробуй! – сверкнул из-под усов крепкими зубами князь, словно зверь клыки выказал.

– И тогда что? – хохотнула ведьма. – Неужто велишь наказать?

– Нет. Ты ведь не особо и противилась, когда я пришел к тебе в ту ночь. И я-то знаю, как ты по мужской ласке тоскуешь. Чары чарами, а сама ведь… знаю, чего хочешь.

Какое-то время они смотрели друг на друга – глаза Малфриды полыхнули колдовской желтизной, зрачок сузился, как у хищной птицы. Но и у Святослава тоже огонь во взоре, и непонятно, чего в нем больше – гнева или потаенного желания.

Малфрида отвернулась первой. Да и Святослав будто устыдился, прошелся вдоль длинного стола, зачем-то переставляя кубки. Не надо было напоминать ей! Сам ведь хотел позабыть. Малфрида, она… ну как бы и не человек даже. А ведь есть в ней нечто, потому и Святослав всегда положиться на нее может. Особая правда. И уважение к его власти. Еще княгиня Ольга сказывала: какая Малфрида ни есть, а правителей Руси она чтит.

Вызывая к себе ведьму, Святослав рассчитывал умаслить ее известием, что внука ее князем новгородским поставил. Несмотря на то, что многие поговаривали, что негоже сына служанки Малуши возвеличивать при сыновьях от законной княгини. А Малфрида только обронила спокойно: мол, и сама о том знала. Но знать – одно, а на самом деле возвысить Владимира – другое. И ведьма должна благодарить князя за его решение. Но как поступит эта дикарка, Святослав не всегда мог угадать. Особенно сейчас, когда нуждался в ее помощи.

– Или не хочешь ты, чтобы опять мы в ладу были, а, чародейка? – спросил князь спустя время. – Ты пойми, я не только о Хортице забочусь, я о Малуше пекусь, о дочках наших. Не могу же я ее снова в Будутино отправить. Что с ней там станется, если я далеко буду?

– А ты объяви ее своей суложью, – усмехнулась Малфрида. – Хватит ей волочайкой[52] при тебе жить. Княгиней сделай.

– Вот обоснуюсь в Болгарии, отстроюсь – там Малуша княгиней моей станет! И царство свое буду с ней возводить в тех краях. А пока ты… это… Поворожила бы ты мне, Малфрида, – неожиданно попросил Святослав.

– Нет! – отрезала ведьма. – Гадать не буду. Я и матери твоей объясняла: ворожба не только будущее открывает, но и беду приносит. Тебе этого надобно? Ты и без того в себе уверен. Задумал – сделал. За то и уважаю тебя. Слабость же и неуверенность в грядущем… Не к лицу тебе, князь пресветлый!

Ишь как загнула! И после этого как просить?

– Но ты ведь на Владимира, внука своего, гадала? – нашелся Святослав. – Сама сказала: мол, знаю, что его славное будущее ждет.

Малфрида вздохнула глубоко, легко села на край стола, ногами заболтала, как девчонка, а глаза стали глубокие и знающие.

– Откуда про Владимира знаю – не спрашивай. Тут и без гадания чувствую. Будет Владимир велик и почитаем, однако к худу это или к добру – не ведаю. А вот если отдашь мне Яреську или Ольгеньку, я постараюсь помочь тебе.

Святослав задумчиво потеребил серьгу в ухе. Может, ляд с ним – пусть забирает одну из девчонок? Но что на это Малуша скажет? Она ведь упрямая… С ней ладить надо, не то еще уйдет невесть куда. А Малуша нужна ему, ибо стала для него родной и близкой, бесконечно дорого́й. И где бы ни ходил в походах князь, какие бы воинские дела и тревоги его ни переполняли, ему важно было знать, что Малуша ждет, что примет всегда, успокоит, обласкает, даст сладость любовную, какую ни одна другая дать не сумеет. Но и решимости Малуше не занимать. Если надумает что…

Так что же делать? Святослав задумался, подпер бритую голову крепким кулаком, смотрел в проем широкого окна, за которым уже золотились краски заката. И шум долетал – прибыли те из воинов, что на постой в крепости Хортицы расположились, слышалось, как Калокир зычным голосом отдает команды, где кому обосноваться. Святославу сейчас туда поспешить бы, он с дружиной как одно целое. А тут… с этими бабами… Ну, договорились бы сами между собой, а он бы и не мешал.