– Вот мы и пришли, – сказал Клент. – Ах, мистрис Дженнифер Бессел!

Мистрис Бессел оказалась коренастой загорелой женщиной, излучающей доброту. Ее голые руки побелели от муки, а волосы, выглядывавшие из-под чепца, были заплетены толстым узлом. Но интереснее всего Мошке показались ее муслиновые рукавицы с обрезанными пальцами.

– Мистер Клент! – воскликнула мистрис Бессел. От широкой улыбки ямочки на щеках превратились в глубокие бороздки. – Что, мой драгоценный друг, никак тебя виселица не дождется?

– Нет, нет, – заверил ее Клент. – Ни бог, ни черт, ни человек не сможет помешать мне навестить вас, дражайшая Джен.

Джен рассмеялась в ответ. Мошке смех показался натянутым.

– А это, – сказал Клент, показывая на Мошку, – моя племянница из…

– Чога! – договорила за него Джен. – Милочка моя, какие светлые у тебя брови!

Парусиновый капюшон защищал от воды волосы, но не брови. За долгие годы брови чогцев выцветали и становились почти прозрачными, что придавало лицам удивленное выражение. Мошка не была исключением.

– А ты все так же наблюдательна, Джен, – сказал Клент, и Мошка уловила нотку неудовольствия в его голосе. – Да, она жила в этой малоприятной деревне. После Чога наша одежда так вымокла, что я боюсь, как бы бедное дитя не слегло в горячке. Джен, душечка, я очень надеюсь, ты одолжишь нам одежду, чтобы мы…

– Меньше бросались в глаза местным жителям? – закончила за него мистрис Бессел.

И Мошка окончательно уверилась, что мистрис Бес-сел знала Эпонимия Клента давно и основательно.

Клент ничего не ответил, только смущенно опустил глаза и улыбнулся.

– Что ж, – согласилась мистрис Бессел, – взамен я возьму вашу одежду.

Повернувшись к Мошке, она сказала:

– Слушай, цветик, там, за дверью, будет лестница. Поднимись по ней на чердак, там увидишь кожаный сундук. В нем лежит серое платье, оно должно быть тебе впору, там же найдешь чепчики и шляпы. Но больше ничего не трогай, хорошо?

Мошка поднялась на чердак и, открыв сундук, достала новую одежду. Перекинув платье через руку, она осторожно спустилась по лестнице и стала переодеваться у двери, чтобы слышать, о чем говорят Клент и хозяйка.

– Не слишком ли молода для тебя? – поинтересовалась мистрис Бессел.

– Ох… Печальная история, на самом деле. Я подобрал ее на задворках, чуть живую от голода. Все же у меня не каменное сердце… Ай!

Мистрис Бессел проворно схватила Клента за нос щипцами для сахара.

– Вот что, Эпонимий. Когда я захочу послушать твоих баек, я тебе так и скажу. И даже дам монетку за такое удовольствие. А сейчас лучше скажи, есть ли у тебя новые воры на продажу?

От этих слов у Мошки пересохло во рту. Неужели Клент собирался продать ее как рабыню?

– Ну конечно, Джен. Четверо. Удильщик, ныряльщик и два рыцаря дороги.

Мошка в свое время прочла несколько дешевых повестей для народа и знала, что удильщиками называли воров, которые, спрятавшись на крыше дома, ловили удочками поклажу с проезжающих мимо повозок. Ныряльщиками окрестили воров-карманников. А рыцарями дороги – разбойников, грабивших экипажи.

Через щель в двери Мошка увидела, что Клент передал мистрис Бессел несколько листов с текстом, отпечатанным крупным шрифтом. На каждом листе красовалась красная восковая печать гильдии Книжников. Мистрис Бессел слишком углубилась в чтение, проговаривая слова вполголоса, и не заметила край конверта, торчащий из сумки Клента. Да и осторожный Клент быстро запрятал его поглубже.

– Мм, – протянула мистрис Бессел мечтательно, – люблю следить, что происходит в нашем деле, даже спустя столько лет…

– Вот эта штучка должна тебе особенно понравиться, Джен, – сказал Клент, взяв один лист, и стал читать вслух: – «Отчет о хитроумных преступлениях банды Розмари Пеппетт, известной также под именем леди Ладошка». И дальше: «Со времен печально известной леди Скользкий Пальчик нам не доводилось видеть подобного мастерства, и отваги, и столь умелого владения женскими чарами, что жертвы ощущают себя редкими счастливцами…»

Мистрис Бессел издала печальный смешок.

– Пух и перья! – воскликнула она. – Воистину женские чары… Я никогда не применяла своих чар как мистрис Скользкий Пальчик. А могла бы…

– О да, – сказал Клент добродушно. – Ты могла бы, Джен.

Улыбка мистрис Бессел чуть поблекла, и она задумчиво огладила свои рукавицы. Затем вздохнула, словно прогоняя воспоминания, и взглянула на Клента с наигранной улыбкой.

– Ладно, что тебя задержало?

– Боюсь, я так полюбился жителям Чога, что они никак не хотели расставаться со мной. Да-да, и, когда я уже собирался раскланяться, они… заковали меня в кандалы.

– Ах, ты в своем репертуаре… И что же ты успел слямзить, прежде чем попался?

– Я не попался, – заявил Клент с обиженным видом. – Полагаю, я пал жертвой предательства. Прошлой ночью в магистрат приехал некий человек и говорил с судьей. И еще… может, ты скажешь, я старею и становлюсь мнительным, но с тех пор, как я покинул столицу, меня преследует чувство, что надо мной нависла тень.

– У виселицы длинная тень, – произнесла мистрис Бессел, – и порой она закрывает солнце. Однажды я устала чувствовать эту тень у себя на шее и сделалась добропорядочной женщиной. И еще поэтому.

Она подняла ладони, показав их Кленту тыльной стороной. Под тонкой тканью рукавиц Мошка разглядела клеймо в виде буквы «В» – за воровство.

– Это не страх виселицы, – сказал Клент. – Моя тень из плоти и крови и ходит на двух ногах. Джен… Я не могу задерживаться. Скоро чогский сброд пронюхает, где я.

– Эпонимий, – сказала мистрис Бессел строго, – что за дьявольскую кашу ты заварил? Когда-то мы были напарниками, а теперь ты скрываешь от меня, на кого работаешь последние два года. Что за тайны?

Повисла тишина. Клент молча гонял пальцем блокнот по столу. Наконец Джен тяжело вздохнула и сказала:

– Твоей девочки что-то долго нет. У нее длинные пальцы, я это заметила. Если в доме что-то пропадет, ты поплывешь отсюда по реке. Без лодки.

Мошка решила, что сейчас самое время вернуться, и вошла в комнату с невинным видом.

Мистрис Бессел повернулась к ней с мягкой улыбкой.

– Ну-у, – протянула она одобрительно, – так гораздо лучше, цветик.

– Мошка, – сказал Клент, – нам понадобится кое-что с западного берега.

Брошенный кошелек Мошка поймала перед самым лицом.

– Возьми буханку хлеба, – продолжал Клент, – немного сыра и… пару яблок, если хватит денег. Да, гуся с собой не бери, пока мы не придумали, как его замаскировать.

Мошка против воли оставила Сарацина и отправилась на главную улицу Суровой Качели. Она понимала, что Клент мечтает избавиться от нее, но вряд ли он стал бы на прощание дарить ей кошелек.

На другом берегу Мошка увидела синий купол церкви, и ей стало не по себе, словно на сердце упала тень. Девочка машинально остановилась, и сзади по ноге больно ударила телега.

Мошка нетвердым шагом побрела к церкви. Если ее все-таки повесят за поджог, ей не помешает исповедаться.

Раньше она бывала только в церкви хуммельского прихода, похожей на амбар, в котором притаилось несколько гробниц. Церковь Суровой Качели показалась ей настоящим собором, хотя на жителя большого города она не произвела бы впечатления.

Крышу церкви украшал затейливый орнамент, похожий на резьбу по слоновой кости, – это поработали чайки, загадившие церковь за прошедшие века. Резные дубовые двери треугольной формы были выше дверного проема примерно на фут и до конца не закрывались. В оставшуюся щель протискивались прихожане. Мошка не могла знать, что эти двери попали сюда во время гражданской войны из другой церкви, разрушенной при мятеже.

Проскользнув внутрь, Мошка очутилась в прохладном полумраке и увидела Почтенных покровителей. Повсюду были гравюры с изображением святых, строгих и похожих друг на друга, точно карточные короли. Фрески с Почтенными поднимались под самый потолок с темными стропилами. На кафедре и алтаре стояли деревянные статуи Почтенных. С верхушек колонн на Мошку взирали каменные изваяния Почтенных. Соломенный Добряк терпел мучения от крыс, рвущих его на части, а в углу тихо покрывалась плесенью Добрячка с телом из турнепса и головой-картошкой.